Год Дракона

– Начинаю узнавать тебя, Дюхон, – просиял Майзель. – Давай, приходи в себя поскорей. У нас куча дел.

– Я только вот чего не пойму. Как тебе удалось эти деньги потом достать – и ими воспользоваться?

– Вацлав.

– А как его зовут на самом деле?

– Его зовут Вацлав. Прежнего человека я сожрал. А то, что я выплюнул – уже было Вацлавом. И будет – до последнего дня.

– Лихо.

– Обязательно.

– И что же сделал Вацлав? Что он вообще мог тогда сделать?

– Ты Вацлава не знаешь. Мы лежали на соседних койках. Ему ногу разворотило так, что он не мог спать – никакие обезболивающие не помогали. И мы с ним трепались день и ночь напролёт. В какой-то момент я ему всё выболтал – ну, не мог я такое бесконечно в себе держать. Он подумал минут пять – о, говорит, это интересное кино может получиться. Давай я своих ребят позову.

– Каких ребят?!

– Из бывшей родезийской САС. Они воевали практически до последнего дня, потом ушли в Южную Африку. А в госпиталь он попал после стычки со спецназом ГРУ в Анголе. Ну, да это не особенно важно.

– Погоди, погоди, – поднял руку Корабельщиков. – А как он оказался в Америке?

– Это я оказался в ЮАР, голова садовая, – расхохотался Майзель.

– Как?! Почему?!

– Потому, что там тогда была лучшая военно-полевая медицина на свете, Дюхон. И мне это было жизненно, извини за невольный каламбур, необходимо. Вот так мы познакомились. А его ребята… Во-первых, настоящий интернационал. Во-вторых, их можно было остановить только направленным ядерным взрывом. Особенно если Вацлав приказал. А он приказал: меня охранять и поднатаскать, как следует, деньги собрать, сложить в кучку и ждать дальнейших распоряжений.

– И сколько же их было? Ребят?

– Двадцать шесть. С Вацлавом – двадцать семь.

– Не маловато? Чтобы мир перевернуть?

– Хватило, как видишь, – ухмыльнулся Майзель. – Если правильно взяться и правильно дёрнуть, морковка из земли так легко выскакивает – ну, удивительно. Дунул, плюнул – и всё, хрусти всеми тридцатью двумя в своё удовольствие.

– Дань, – поморщился Корабельщиков. – Я тоже рад встрече, хотя это и не очень пока заметно. Но ты – вон какой вымахал, а не вырос. Как ты с таким хозяйством при такой поверхностности управляешься – даже ума не приложу. Или врут всё?

– Да нет, не врут, – Майзель чуть изменил позу. – Если бы я серьёзно ко всему, в том числе к хозяйству, ещё и внешне относился – со мной вообще невозможно было бы рядом находиться.

– Что – так воняет?! – приподнял брови Андрей.

– Ты не был прежде таким ехидным, Дюхон, – улыбнулся Майзель. – Это ты от Татьяны набрался, я знаю. Но это славно, я рад. Воняет, да. Ещё как. Кровь с дерьмом – страшно воняют, дружище. Особенно под прямым солнцем.

– Догадываюсь. А ты правда не спишь?

– Нет.

– Что, совсем?!

– Некогда. А метаболизм знаешь, какой? – Майзель хлопнул себя по груди, по голени. – Сто кило без единой жировой клетки. Жру постоянно. Меня ещё и поэтому драконом прозвали. Очень мешает, между прочим. Другие спят по восемь часов, а я столько жру. Представляешь?

– Так это не шутка была – насчёт бычка с укропом?!

– Да какие там шутки. Пойдём, триста граммов вырезки с гарниром тебе должно хватить до вечера, потому что останавливаться по дороге мы не станем.

* * *

– Вот же немчура проклятая, – проворчал Майзель себе под нос, выходя из особняка Лиги на улицу. – За мои же деньги не могут накормить меня по-человечески.

– По-человечески как раз пожаловаться не на что, – возразил Корабельщиков. – Это по-драконьи, может, и не еда, а по-человечески – более чем.

– Ладно, ладно, – примирительно приобнял его за плечи Майзель. – Как скажешь, защитничек. Ну, что – ты готов?

К чему ещё следовало подготовиться, Андрей спросить не смог – слова застряли на полпути. Мягко прошелестев шинами по брусчатке – в пешеходной зоне Аугсхайма, где располагалась вилла, арендуемая Лигой, не было асфальта, только брусчатка – перед Корабельщиковым остановилось – остановился – остановилась – бог ты мой, подумал Андрей, это что такое?!

Со звуком поцелуя чуть приоткрылись обе широченные двери, распахивающиеся навстречу движению. Корабельщиков всё ещё не мог шевельнуться, таращась на то, что служило Дракону каретой. Шесть метров неизвестного Андрею материала цвета «чёрная вишня», покрытого чем-то вроде толстого слоя стекла, затемнённые, непрозрачные окна, зеркальная крыша, пучки бело-голубых светодиодов впереди и полоски красных – сзади. Гигантские колёса, закрытые глухими сверкающими колпаками; обилие хрома в деталях – кольца передних фар, окантовка габаритов и тормозных сигналов, дверей и переднего «гриля», воронок выхлопной системы. Двигатель, похоже, работал, но почему-то абсолютно бесшумно.

Так, наверное, выглядела бы золушка-«Победа», преображённая всемогущей феей, чтобы на главном балу Планеты Машин получить венец королевы – отныне и навсегда. Номера на ней смотрелись бы так же нелепо, как хомут на Пегасе. Видимо, поэтому они и отсутствовали. Вообще.

Так и не вымолвив ни слова, Корабельщиков опустился на пассажирское сиденье. Откуда-то сверху и сбоку непостижимым образом протянулись ремни, осторожно, но крепко зафиксировав его, и кресло замурлыкало, точно подстраиваясь под форму тела. Великолепные сиденья «Электры» теперь показались бы ему деревянными скамейками в старой электричке. Корабельщиков окинул взглядом интерьер: стиль он назвал бы «цифровым ретро», – не выразимое никакими словами сочетание основательной надёжности пятидесятых годов двадцатого века и фантастической функциональности ещё не наступившего грядущего. Прямо перед ним приветливо светился экран с панорамным обзором, видимо, от специальных камер, и разной служебной информацией.

Андрей покосился на Майзеля:

– Я не понимаю. Она что, сама рулит?!

– В принципе, да. Мне иногда важные вещи приходится в пути обсуждать – автопилот в этом случае очень кстати.

– Послушай, а как это возможно? У тебя, у Галины – такого хайтека просто не существует! Вы что, из будущего его притащили?!

– Ты ещё хайтека не видел, – усмехнулся Майзель. – Это так, этюдики.

На лобовом стекле загорелась сетка городских кварталов с ярко-оранжевой линией предполагаемого маршрута, и голос, уже хорошо знакомый Андрею, – голос, который он ни с каким другим не смог бы теперь перепутать, – произнёс:

– Пожалуйста, поверните направо и через тридцать метров налево.

– Так и знал, – вздохнул Корабельщиков. – Синтезатор. Поразительная всё-таки техника!

– А вот тут ты угодил пальцем в небо, – расплылся от удовольствия Майзель. – Это не синтезатор, а Божена Величкова – прима Пражской оперы. Ты что, не слышал её ни разу?

– Слышал. На автоответчике.

– Беда, – покачал головой Майзель. – Телефон. Мирослава.

– Что?!

– Я не тебе.