Год Дракона

– В прямом, дорогой Юрген, в прямом. Что будет с этими детьми потом? По вашему лицу я вижу – вы никогда особенно над этим не задумывались.

– Нет, – сознался Кречманн. – Но, видите ли…

– А вам следовало, – обворожительно улыбнулась прекрасная чешка, и в голосе её адвокат с изумлением услышал железные нотки. – И не только вам. Когда они немного подрастут, их отправят, – куда бы вы думали, дорогой Юрген? Нет, не в школу. На войну. Убивать. Там, где им раздают бесплатный гороховый суп, нет школ, нет университетов, нет инфраструктуры, и, как следствие, нет никакой работы. Президенты и премьер-министры гордых и независимых африканских держав, в подавляющем своём большинстве, – насквозь продажные, безмозглые, хотя, конечно же, очень хитрые негодяи и взяточники, стоящие во главе мириадов таких же, как они, только рангом пониже. Даже из тех денег, что собирают добрые самаритяне вроде вас, до несчастных детей доходит в лучшем случае треть, а, как правило – лишь десятина. Остальное разворовывается, расточается, уничтожается, питает сонмы чиновников, бесконечные банды полевых командиров и партизанских вожаков, убивающих учителей, врачей и священников, стремящихся хоть как-то улучшить ситуацию. Везде – хаос и смерть, насилие и голод, нищета и безысходность. А если этому несчастному ребёнку, уже – благодаря вам – не голодному, а всего лишь полуголодному, удастся избежать судьбы маленького солдата, он будет месяцами – годами! – пробираться в Марокко, Тунис или Западную Сахару, чтобы оттуда, умирая от жажды и голода, приплыть на ржавом корыте и вывалиться на берег где-нибудь под Неаполем или Марселем. Не зная языка, не умея делать ничего, кроме самой простой, грязной работы, он проведёт годы в лагере беженцев уже под Франкфуртом или Берлином. У него не будет ни денег, ни жилья, ни возможности жить по-людски, любить и быть любимым, создать семью, стать уважаемым гражданином. За это время он сделается взрослым, ожесточится и возненавидит вас – всех вокруг. А потом сладкоголосый имам познакомит его с настоящими борцами, которые вручат ему бомбу и дистанционно подорвут его средь бела дня прямо на вокзале в тот момент, когда вы будете садиться в свой евроэкспересс, чтобы отправиться в Париж попробовать свежих омаров. Вы ведь можете себе такое позволить – попробовать свежих омаров в Париже, дорогой Юрген?

Раздавленный её напором и страшной правдой, стоявшей за этой гневной речью, доктор Кречманн понял: пани Ирена очень, очень хорошо знает, о чём говорит. Гораздо больше, чем он. Гораздо лучше, чем можно было бы ожидать от довольно молодой женщины из непонятной страны, где проверенным демократическим ценностям предпочитают мужлана-короля, практически самозванца, и какого-то мифического «Дракона». Униженный и разъярённый тем, что его, оказывается, надувают, словно тупую деревенщину, доктор Кречманн завопил – это он-то, с его нордически выдержанным характером! – так, что на них начали оборачиваться:

– Но должен же быть какой-то выход из этого кошмара!

– Он есть, дорогой Юрген, – как ни в чём не бывало, улыбнулась пани Ирена. – Мы непременно обсудим это с вами при следующей встрече, когда вы заглянете как-нибудь ко мне в «Коруну». Кстати, а с кем вы советуетесь, делая благотворительные взносы?

– С пастором Клампе.

– А, это настоятель Паулюскирхе? Мне кажется, он недостаточно компетентен. Обратитесь лучше к отцу Винсенту из Иезуитского колледжа. Он с удовольствием вам поможет. Я ему непременно позвоню. Идёт?

Адвокат позволил себя завербовать, даже не особенно сопротивляясь. Встречаясь с пани Иреной, он, опытный и закалённый в юридических схватках законник, превосходно разобрался в том, кем является сама красавица-славянка и чем занято возглавляемое ею отделение «Коруны». Передовой и разведывательный отряд мощной рейдерской группировки международных авантюристов, окопавшихся в Праге, рассылающей своих эмиссаров по всему свету и возглавляемой тем самым, как выяснилось, отнюдь не мифическим, Драконом – вот в чьи сети угодил доктор Кречманн. Однако, к собственному изумлению, Юрген Кречманн в какой-то момент осознал: ему это нравится!

Когда ему сделалось ясно: вовсе не с авантюристами, обуянными жаждой наживы, столкнула его судьба, Кречманн долго не мог прийти в себя. Поверить: какие-то люди – не один человек, а многие сотни, тысячи! – действуют по единому плану, направляемые стальной рукой, блестящим умом и титанической волей, изо всех сил, надрывая жилы, не щадя себя, создают то самое будущее, ради которого стоит рвать жилы и себя не щадить – о, это оказалось непросто! Будущее, в котором уже сегодня, безжалостно, кроваво растоптав гидру коррупции и межплеменной вражды, поднимается из Хаоса в центре Чёрного континента держава императора Квамбинги, – единственная держава, способная в Африке что-нибудь удержать. Держава, с помощью пани Ирены, его, Кречманна и ещё многих таких же, как он, дающая кров, безопасность и будущее миллионам. Настоящее будущее, а не миску бесплатной похлёбки! Кречманн поверил – но лишь тогда, когда всё проверил, как следует. А когда поверил…

Он испытывал почти любовный восторг, поставляя своей прекрасной даме тщательно проработанные досье для новых вербовок и собирая материалы для организации рейдерских захватов. Правда, надо отдать должное пани Ирене: она вовсе не злоупотребляла готовностью доктора Кречманна рыцарски бескорыстно посвятить ей всего себя. Напротив. Она с удовольствием проводила с ним время в беседах и давно уже знала: за внешней недоступностью, дотошностью и «типично немецкой» сентиментальностью прячется большое и щедрое сердце – не героя, а обычного человека, который хочет сделать мир хоть немного лучше. Как она сама. Как Дракон.

* * *

– Прошу прощения, дорогой мой господин Гайц, – вежливо поинтересовался Кречманн, аккуратно перебирая бумаги клиента. – Так чего же вы всё-таки от меня ожидаете?

– Для начала я хочу, чтобы мне вернули отнятые права и аннулировали незаконно начисленные пункты во Фленсбурге! – заявил хозяин. – А потом…

– Погодите, господин Гайц, – попробовал остудить его пыл доктор Кречманн. – Что значит – незаконно?

– То и значит! – взвился Гайц. – То и значит! Какой-то бандит с большой дороги нападает на меня – а меня же ещё и лишают водительских прав! Это неслыханно!

– Незаконно, вы говорите? – Кречманн рассматривал распечатку снимка, присланную из КВА, на которой отчётливо отображались номер «Феррари», перекошенная физиономия клиента, знак ограничения скорости – 130 – и скорость автомобиля Гайца, – 217 километров в час. – Видите ли, господин Гайц. Данные, на основании которых вас лишили прав и требуют заплатить штраф, находятся в компьютере КВА в том самом формате, в котором должны там находиться. Доказать, будто они попали туда, гм, незаконно, мягко говоря, затруднительно.

– То есть как?! – уставился на Кречманна Гайц. – Вы хотите сказать, немецкое правовое государство не в состоянии защитить меня, своего гражданина, от какого-то славянского бандита, изображающего полицию на наших дорогах?! Нападающего на добропорядочных граждан?!

В добропорядочности Гайца у Кречманна имелись основательные сомнения, но он решил повременить с разоблачениями.

– Дорогой господин Гайц, – вкрадчиво перебил он своего клиента. – Немецкое правовое государство уже защитило вас – и себя – от вас самого, способного мчаться в зоне ограничения до ста тридцати со скоростью, чуть ли не вдвое большей. Благодарите господа бога, что вы не создали аварийную ситуацию с человеческими жертвами. Я не советую вам пытаться раскрутить эту историю – она может обернуться к вам совершенно неожиданной стороной, и не самой приятной.

– К чёрту! – Гайц грохнул кулаком по подлокотнику своей каталки. – Я хочу, чтобы полиция выяснила, кто эта сволочь, и объявила в международный розыск! Он чуть не убил меня! Вы это понимаете?! А машина, между прочим, стоит четыреста тысяч евро, которые оказались на помойке!

Четыреста тысяч – это школа в Намболе с полным комплектом парт и учебников, подумал Кречманн. С некоторых пор он пересчитывал средства не в тарелках горохового супа, а в несущих элементах инфраструктуры.

– Я попробую проверить, господин Гайц, – кивнул адвокат. – Но, повторяю: ваша позиция представляется мне весьма шаткой. Сомнительно, чтобы какой-то, как вы полагаете, бандит разъезжал по нашим дорогам на оборудованном специальной техникой автомобиле и, так сказать, из любви к искусству терроризировал добропорядочных граждан.

– А что же это было такое, по-вашему?! – заверещал Гайц. – Или я, по-вашему, вру?!

– Не нужно нервничать, господин Гайц, – успокаивающе улыбнулся доктор Кречманн, и не, будь Гайц в таком бешенстве, он уловил бы в этой улыбке оттенок сарказма. – Если хотите услышать моё личное мнение, – скорее всего, это был какой-то новый, пока ещё экспериментальный патрульный автомобиль, которым, возможно, управлял не слишком вежливый сотрудник полиции – испытатель. Вы же сами уточнили – без номеров. Говорите, он взял вас на буксир? По-моему, на бандитское поведение это как-то совсем не похоже. Давайте успокоимся и попытаемся выяснить, что же на самом деле случилось. Хотя, должен заметить, уголовные дела – не моя специальность. А тут определённо что-то странное. Позвольте мне на сегодня покинуть вас, – как только я узнаю что-нибудь интересное, немедленно вам сообщу.

* * *

Уединившись в своём кабинете, доктор Кречманн принялся мерить его шагами от окна к двери и обратно. Взгляд его в очередной раз упал на стоящую у него на столе строгую рамку, под стеклом которой адвокат с гордостью хранил самую настоящую папскую грамоту с личной печатью и подписью наместника престола Святого Петра. На ней, под рельефным гербом Ватикана, значилось: «Доктору юриспруденции Юргену Кречманну, с глубокой признательностью за доброту и щедрость». А ниже располагались две цитаты: одна на латыни, другая – почему-то на иврите. Видимо, для не разумеющих в языках, цитаты заботливо снабдили переводом: и латинскую – «Доброта может и не спасти нас, но сделает нас достойными спасения», и талмудическую – «Укрепи руку его, чтобы ему не обращаться впредь за помощью к тебе».