Год Дракона

– Какая же ты дура, мама, – задумчиво произнесла Татьяна. – Боже мой, ну почему же ты такая дурища?

Она вышла и вернулась буквально через минуту – полностью одетой, со спортивной сумкой в руке, с которой бегала на тренировки в фехтовальную секцию:

– Идём, Андрей.

– Доченька, – испуганно забормотала мать, сбавив тон и как-то враз сделавшись маленькой, жалкой. – Доченька, Андрей, Андрей, доченька, да как же, куда же, ведь ночь на дворе…

– Андрей! – страшно закричала Татьяна. – Ты идёшь?!

Потом они, конечно же, помирились. Алевтина Петровна извинялась и даже всплакнула: поймите меня, Андрюша, я так испугалась, да я столько денег сразу в жизни своей не видела. А ему было по-прежнему всё равно, да и что толку упорствовать в ссоре?

Деньги пошли на кооперативную «двушку», – их собственное с Татьяной жильё. Когда-нибудь мы ему всё вернём, твёрдо сказала Татьяна. Не деньгами, – деньгами он не возьмёт. Но вернём, – обязательно.

А потом такое началось и столько всего случилось! Горбачёв, независимость, падение Берлинской стены, Коронный Союз и Балканская война, едва не ставшая мировой. И Лукашенко, конечно. Который остановил всё, что Андрею так начинало нравиться, несмотря на неизбежное «шаг вперёд и два назад», несмотря на неопределённость и беспокойство. В воздухе, – быть может, впервые за много-много лет, – по-настоящему запахло свободой, и запах этот входил в ноздри, заставляя лёгкие распрямляться навстречу. Но это оказался всего только запах. Настоящей свободы, на холодном пронизывающем ветру, когда шкуру и огонь нужно добывать самим, они так и не успели глотнуть. Потому что «усенародна избраный» вернул всех в стойло и посадил на цепь, – и тех, кто отчаянно этого хотел, и тех, кто был до смерти против.

Андрей приспособился, приноровился. Крутился с «Диалогом», организовывал встречи и семинары, ездил с удовольствием в Европу, где отдыхал душой и телом. И иногда – нет, не часто, но все-таки, – вспоминал Даньку и чувствовал, как ноет под ложечкой от чувства неведомой, беспричинной вины. Нет, не деньги были тому причиной. Деньги – говно. Это Андрей запомнил.

Аугсхайм. Март

Андрей поднял голову и посмотрел на Дракона, – конечно, Дракона. Корабельщикову пришлось сделать усилие над собой, чтобы подумать о нём, как о Даньке. Он кивнул на холодильник:

– Там есть что-нибудь покрепче воды?

– Есть, – Майзель потянулся и открыл дверцу. – Тебе пива? Вина?

– А водка найдётся?

– Найдётся. Ой, Дюхон, – по-бабьи пригорюнился Майзель, – надо было тебя всё-таки подготовить. Веришь, нет, – если бы я знал, как, я бы подготовил. Но я не знал – и теперь не знаю. Ты бы ни за что не поверил.

– Не-а, – помотал головой Корабельщиков. – Ни за что. Ты мне водки дашь?

– Держи, – Майзель бросил ему маленькую бутылочку. – Евродоза, ты уж извини.

– Ничего, – усмехнулся Андрей, переливая спиртное в стакан. – Там наверняка ведь ещё есть.

– Слушай, ты не налегай, – в голосе Майзеля слышалось искреннее беспокойство. – Нам после обеда сразу уезжать, мне вечером обязательно нужно быть дома.

– Нам уезжать? – удивился Корабельщиков. – Я собирался тут кое-что сделать, вообще-то.

– Нет, нет, – нетерпеливо махнул рукой Майзель. – В другой раз. Я тебя нашёл, и мне необходимо, чтобы ты своими глазами всё увидел. Немедленно.

– Долго же ты меня искал, Дань, – вздохнул Андрей. – А я вроде и не прятался.

– Я тебя нашёл, как только у меня дошли руки и появилось, что тебе предложить, – прищурился Майзель, и Андрей ощутил, как засосало под ложечкой от сверкнувшего в этом прищуре электричества.

– Мне предложить – или себе с моей помощью?

Майзель немного откинулся в кресле, разбросал ручищи по спинке:

– А ты изменился.

– Ты тоже. Это твои штучки? В Столице?

– Какие штучки ты имеешь в виду?

– Покупаю хороших людей.

– Дюхон, – укоризненно покачал головой Майзель. – Ну, пойми: не получается одному всё постоянно придумывать, продумывать и контролировать. Технически, физически, морально, ментально. Генитально, наконец. Никак. Даже если очень хочется. Ты что же, решил – это я тебя на живца ловил?

– Есть такое.

– Дурак. И уши холодные. А Татьяна? Она тоже так думает?

Корабельщиков опрокинул в себя содержимое стакана, поморщился и взял из вазочки несколько виноградин:

– Нет. Но Татьяна – она же… Ладно. Если ты дашь слово, – это не ты лично и не специально для меня, – я дам слово, что попробую тебе поверить.

– Даю, – кивнул Майзель.

– Ну, значит, проехали, – согласился Корабельщиков. – Знаешь, несмотря ни на что, всё было просто потрясающе здорово. Эта Галина – девчонка ведь ещё совсем. Как вы таких людей находите? Где? Уму непостижимо.

– Я очень многих сотрудников знаю по именам, – улыбнулся Майзель. – Галина – Геллер, кажется?

– Не кажется. Точно.

– Отличная девчонка. Настоящий боец. Гвардия. Мы с тобой, Дюхон – с такими людьми – горы свернём. Понимаешь?

– А оно надо?

– Обязательно.

– Ну, как скажешь. А Юлиусу ты зачем… ирисок отсыпал?

– Я иногда совершаю покупки про запас, ещё не зная, что и когда мне конкретно понадобится. Вижу – приличный человек в пыли валяется. Надо поднять, отряхнуть, положить на полочку, бирочку повесить. Я такой – Плюшкин.

– А говорят – Дракон.

– Нет, не говорят. Дракон и есть. Но белый и пушистый. Для друзей.

– А для врагов?

– Врагов я ем, – проворковал Майзель. – С косточками, шёрсткой, коготками и хвостиками.

– И как? Вкусно?

– Нет. Отвратительно. Но репутация Дракона – это святое. Завоевать – ох как трудно, потерять – легче лёгкого.

– Тяжело тебе живётся, – посочувствовал, не без иронии, Андрей.