Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века

Важные материалы для моей работы дала мне племянница Ивана Митрофановича Пикалова по линии его младшей сестры Марии – Любовь Николаевна Нагаева.

Воспоминания старожилов деревни Хухлово также помогли мне больше узнать о своем земляке, его семье, о том страшном времени.

В родной деревне Хухлово Хмелевской волости Ливенского уезда Орловской губернии. Семья

Из рассказа Любови Николаевны Нагаевой я узнал, что родился Иван Пикапов в большой крестьянской семье: отец Митрофан Никанорович, 1874 г. р., мать Прасковья Егоровна, 1876 г. р., из 14 детей в живых осталось семеро (бабушка, шутя, говорила: «Дай, Господь, детей да с подморцем», ведь выживали только крепкие дети).

«В деревне Хухлово да и во всей округе семью Пикаловых звали „по двору“ „Кузнецовы“, потому как род их был мастеровой, смекалистый, обученный многим ремеслам, но основным – как говорили раньше, „кровным“, – было кузнечное дело, которое передавалось от одного поколения другому», – вспоминает односельчанка Мария Павловна Бронникова.

В конце XIX – начале XX века крепко на ногах стояло хозяйство Митрофана Никаноровича: собственная молотилка, кузница, лошадь, корова. Митрофан Никанорович был уважаемым человеком в селе, скромным, рассудительным, грамотным – закончил церковно-приходскую школу. Кроме простых заказов односельчан, мастерил ажурные решетки на окна, двери для строящихся православных церквей.

Митрофан Никанорович построил перед революцией для своей большой семьи добротный, по тем временам, кирпичный дом под железной крышей.

Подраставший сын Иван, имевший по тем временам неплохое образование – три класса, в 15 лет стал настоящим помощником отцу.

Позади революция 1917 года, Гражданская война, НЭП, началась эпоха коллективизации. Семью Митрофана Никаноровича не тронули, потому что после революции его хозяйство раздробилось, ввиду обложения налогами, и часть имущества была передана в образованный колхоз «Заветы Ленина».

Позднее Иван Митрофанович Пикалов служил, судя по первой фотографии, в частях Красной армии; вполне возможно, являлся участником военного конфликта с японцами у озера Хасан (29 июля —11 августа 1938 года), потому что дома были разговоры об этом. На второй фотографии – сложенные на коленях руки кузнеца-красноармейца Ивана Пикалова, спокойный, уверенный в себе взгляд, а третья фотография – еще мирного, но предвоенного времени, последняя в его жизни и жизни его семьи.

Женился он в 1935 году на Татьяне, которой едва миновало 17 лет, а Иван был старше ее на 10 лет. Стали хозяйствовать: Иван пошел работать на кузню, Татьяна – в поле, на свинарнике, на разных работах.

«В 1937 году родился я, и меня назвали Валентином, а в предвоенном 40-м родился еще один брат, которого назвали Леонидом, – вспоминает Валентин Иванович. – Отец шутил, что подрастут „мужики“, заживем с такой рабочей силой на славу».

Война

Иван Пикапов был мобилизован в ряды действующей армии 18 июля 1941 года. Вызвали в Ливенский РВК Орловской области на сборный пункт и отправили на фронт. Иван Митрофанович служил красноармейцем-кузнецом 936-й отдельной эксплуатационно-телеграфной роты. С начала войны домой приходили письма, которые, к сожалению, не сохранились, но затем связь оборвалась.

Оборвалась она потому, что 3 января 1942 года красноармеец Иван Пикапов был арестован Особым отделом НКВД Брянского фронта и 22 января осужден военным трибуналом 121-й стрелковой дивизии по статье 58-1 «б» УК РСФСР, приговорен к высшей мере наказания – расстрелу, без конфискации имущества, за отсутствием такового у осужденного. Приговор приведен в исполнение 31 января.

Об этом мы узнали из справки о реабилитации И.М. Пикалова, выданной военной прокуратурой Московского военного округа 27 июня 2001 года.

Расстреляли не враги, а свои… Но семье ничего не сообщили.

Семья была в полном неведении о том, где находится муж и отец двоих детей. А поздней ночью 10 апреля 1942 года к его жене Татьяне с двумя малыми детьми (Валентину было пять лет, а младшему Лене всего лишь два годика) постучали в окно. Пришли двое военных и представители местной власти со страшным обвинением: «Изменник Родины твой Иван, а вас, как семью изменника, в ссылку».

Из справки прокуратуры Орловской области следует, что «Пикалова Татьяна Тихоновна, 1917 года рождения, уроженка д. Пешково – Гремяченские выселки Ливенского района Орловской области, осуждена 10 марта 1942 года постановлением Особого Совещания при НКВД СССР по ст. 58-1 «в» УК РСФСР, как член семьи изменника Родины, выслана из места жительства на спецпоселение в Туганский район Новосибирской области сроком на 5 лет».

А выслали их в связи с тем, что в тогдашнем Уголовном кодексе РСФСР в ст. 58-1 подпункт «в» было сказано, что «остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживающие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет».

Иван Пикалов

В.И.Пикалов с мамой в Ливнах

М.Н.Пикалов с женой Прасковьей Егоровной и дочерьми Евдокией и Марией у своего дома

Валя Пикалов (крайний справа в первом ряду). Сибирь, 1947

Красноармеец-кузнец И.М. Пикалов

И.М. Пикалов, кавалерист Красной Армии (крайний справа)

Валентин Иванович вспоминает: «Потрясенная горем, мать упала на пол, кричала не своим голосом: „За что? Отправляйте меня одну или тут же расстреляйте. Я же мужа на войну проводила, за что же детей терзаете, какой с них спрос? “

Было дано по инструкции полтора часа на сборы. Родной дом, корова в хлеву, овцы, сено, дрова, зерно – покинуто все, что так дорого доставалось в лихую военную годину… Разрешили взять с собой немного муки и пшена – всего 10 кг груза.

«Нас посадили в телегу, глубокую, обшитую досками по краям, с небольшими узелками. Мы отправлялись в страшную неизвестность под конвоем солдат особого отдела. Хорошо помню, как нас увозили, но совершенно ничего не понимал, что со всеми нами происходило», – с болью в голосе говорит Валентин Иванович.

«С тех пор тревога, обида, какой-то панический страх настолько переполняли мою душу, что я всех и всего боялся еще долго-долго, хотя внешне виду не подавал и ни с кем об этом никогда не откровенничал», – продолжил он свой рассказ.

В сопровождении конвойного их повезли на железнодорожную станцию. Следующая остановка – Елецкая тюрьма, где просидели с начала апреля до Пасхи на карантине. Отправились в Сибирь 25 мая 1943 года. Снова дорога – длинный-длинный путь в вагонах для скота, отапливаемых печкой-буржуйкой.

Валентин Иванович вспоминает: «На пунктах остановки и переформировки составов нас снова отправляли на несколько дней по тюрьмам. А потом опять вагоны для скота. Состав трогался резко, без предупреждения, люди падали с лавок, плакали малые дети. По пути стали давать хлеб (мы его называли «пайка», если его сразу не съешь, он рассыплется, поэтому «пайка» скалывалась лучинами), иногда почему-то давали селедку, после которой страшно хотелось пить, а воды катастрофически не хватало, на некоторых станциях давали просто кипяток, которым можно было хоть немножко согреться. Мучительный путь, казалось, был бесконечным. Месяц вез поезд эшелон горя людского в Сибирь, дети, больные люди стойко переносили тяготы страшных условий. Умерших выносили на очередных остановках состава. И смерть была уже не страшна, просто стала обычным явлением. Вспоминаются серые, истощенные, хмурые, безразличные лица».

Конечная железнодорожная станция – Томск. А дальше везли на санях к месту жительства. Приходилось менять лошадей. Мать боялась, что возница бросит их в глухой тайге, шла рядом с ним. Войти в избы обогреться, попить кипятку дозволялось только с разрешения конвоя на короткие минуты, чтоб не держать обозы.

«Жизнь, нисколько не похожая на жизнь…»

Адрес нового места жительства запомнился навсегда: Новосибирская область, Туганский район, Александровский сельский совет, д. Малиновка.

А в это время дедушку Митрофана Никаноровича Пикалова, который еще не оправился от несчастий – гибели сына Ивана, ареста и отправки в ссылку невестки и двух малолетних внуков, – вызвали в город Ливны в НКВД, где сказали коротко и ясно: готовьтесь к отправке с женой в Сибирь сроком на пять лет, как родители «изменника Родины».

Стали готовить котомки для отправки в Сибирь. Митрофану Никаноровичу в 42-м исполнилось 68 лет, а его жене Прасковье Егоровне – 66.

Бабушка на коленях стояла перед иконами и молилась день и ночь, просила Бога спасти малых детей в холодной и голодной Сибири, невестку-вдову, своего сыночка Яшу, который после окончания Воронежской военной школы комсостава успешно воевал и имел уже правительственные награды.

К счастью, от командования части Якова Митрофановича Пикалова пришли бумаги в НКВД в г. Ливны с ходатайством о помиловании родителей, поэтому старые люди не были сосланы.

Тем временем семья репрессированных – Татьяна Тихоновна со своими малолетними сыновьями Валей и Леней устраивала свой быт в далекой стороне – Сибири.

«Поселили нас сначала в старую баню на две недели на карантин, а затем жили в первом бараке, потом во втором, а позже перешли на квартиру. Мирная жизнь устраивалась медленно и трудно. И была она бедной, скудной, полуголодной. Терпели жестокую нужду, лишения, невзгоды, голод и холод. Мать устроилась на работу в артель „Красное знамя“, главным занятием ее было валяние валенок. Это очень трудоемкое, в принципе, мужское дело, и мать приходила с работы смертельно уставшая, ей приходилось биться из последних сил, чтобы выжить, – вспоминает Валентин Иванович. – Село было большое, поэтому ссыльных было очень много. Ежемесячно мать ходила пешком в район отмечаться в комендатуре, в дождь ли, в лютый холод, голодная, еле брела домой… Всех соседей помню прекрасно. Это были добрейшие люди, которые стремились помочь, обогреть, хоть как-то скрасить нашу нелегкую участь… В селе была столовая (хорошо помню деревянные ложки), пекарня. Детям в день выдавалась норма хлеба – 200 г, взрослым – 400 г. Часто и сейчас снится село, речка, вода мутная. В этой речке водилась рыба хариус. Крючков у меня не было, а делал их я из обычной швейной иголки и так ловил рыбу. Приносил домой на прокорм, а если был удачный лов, продавал на станции железной дороги, а иногда директору МТС. Трудно было прокормиться, помню, как один раз „побирался“, собранные крохи приносил домой брату и мамке. Выручала и тайга: приходилось ходить за топливом, собирали сушняк – его было много, но приходилось доставать из-под снега, тащить домой, рубить, а затем растапливать печь. И самое страшное, неразрешимое заключалось в вопросе: почему? Почему все так сложилось? И тоска по родному крову, глубокая необъяснимая тоска… Очень редко приходили от дедушки и бабушки посылки: шерстяные носки, варежки, кусочек сала. Это был настоящий праздник! В Сибири я пошел учиться в первый класс. Учился плохо».

На общей фотографии класса (сибиряки и ссыльные, малолетние «враги народа») – крайний в первом ряду справа – Валя Пикалов, истощенный, бледный, с испуганным выражением лица. После третьего класса пошел на летних каникулах работать подпаском, получал зарплату ежедневно – пол-литра молока и 1 рубль. А после четвертого – подмастерьем в карьер, где делали из глины кирпичи. Лошади, которых водили по кругу, месили глину, а он помогал руками раскладывать готовую глиняную массу в деревянные станки, прессовал, дощечкой их выравнивал, а потом выкладывал на ребро для просушки. Заработал за лето какие-то деньги, и мать купила к школе ему костюм с начесом.

На всю жизнь запомнил Валентин Иванович смерть своего родного брата Лени:

«Ленька был маленьким, светящимся от истощения, я его очень любил и старался хоть какую-то лишнюю крошку отдать ему. Мы ходили к железнодорожной станции, где проходили товарные составы, которые в те дни провозили жмых. Мы с другими ребятами тоже побежали на станцию собирать по откосам ссыпающиеся куски жмыха, но этот день был очень неудачным. Стоял лютый мороз в Сибири. И, по-видимому, Ленька в своей худенькой одежке перемерз, и вечером у него резко подскочила температура. Он начал бредить, а поздним вечером пришла с работы мамка. Она была такая веселая: впервые за все время нашего пребывания в ссылке она принесла с пекарни целую буханку хлеба. Она стала звать Леню: „Сынок, сынок, глянь, какой гостинец я принесла! “Но у Лени уже начались судороги. Он умер от менингита».

Я очень долго рассматривал ветхие листочки, на которых цветными карандашами вылил свое безутешное горе 10-летний мальчик в связи со смертью младшего брата, которого и лечить-то было нечем, и угас он за два дня.

«Уезжать домой нам нужно и можно было в срок, но денег на дорогу не было. Тоска по родному дому, дедушке, бабушке была нестерпимой. Помню, какмать летом косила сено, работала в леспромхозе, бралась за любую тяжелую работу, чтобы заработать копейку на билет домой. Мне было 12 лет, а на дорогу купили детский билет, на станциях появлялись контролеры, я забирался на третью полку, сворачивался калачиком и явно был похож на маленького мальчонку из-за моей худобы. Еда вскоре закончилась, так что пришлось продать купленный мне милестиновый костюм в дороге, лишь бы только прокормиться…»

Вернулись в родное Пешково они только 6 сентября 1949 года. Позади 6,5 года ссылки. Родина встретила холодно и неприветливо. В первый же день они пошли к председателю сельсовета отмечаться, что явились домой после отбывания наказания, и тот в первую очередь спросил: «Как дальше будете жить, „враги народа“?» На какую-то помощь рассчитывать не приходилось.

Валентин Иванович пошел в школу опять в пятый класс неподалеку от родного села, где и проучился два года. Отношение к нему со стороны директора было плохое: за малейшую шалость он говорил: «Ты что, опять… туда… захотел?» Эти унижающие детское самолюбие слова намертво врезались в память Валентина Ивановича. Страх попасться директору на глаза делал его взрослее. Он так и не стал пионером, потому что клеймо «врага народа» продолжало преследовать его.

«В нашем, уже покосившемся доме жил милиционер, в пятистенке стояла его лошадь. Сначала жили на квартире, потом у тетки Матрены, а затем милиционер уехал, и мы перебрались в родной дом. Как жить? Нечем топить печь, нечего есть. Чтобы получить продовольственную карточку, надо работать. В 1952 году стена дома отвалилась, крыша потекла, соломы не было, крыть было нечем, да и стену восстанавливать было не на что. И мать в этом же году завербовалась в г. Ливны Орловской области. Работала грузчиком, копала грунт вручную под строящиеся дома на главной улице в г. Ливны – на Ленинской. Платили мало, хватало только на хлеб, так и перебивались».

8-й, 9-й, 10-й классы Валентин Иванович закончил в Оберецкой средней школе Измалковского района Орловской области. Сначала брать в школу не хотели– нужно было платить за обучение в средней школе, необходимо было представить справку, что отец погиб, потому что льготой пользовались дети погибших отцов, но такую справку ему никто не выдал. Но кто-то пожалел мальчика, и он начал учиться бесплатно. Ходил пешком за 11 километров в школу в один конец, потом в другой.