Грустная история Глаши Веселовой

Грустная история Глаши Веселовой
Юлия Станиславовна Симбирская

Мой первый роман
Из-за частых болезней Глаша не ходит в школу, она учится дома – благо, технологии позволяют. Друзей у Глафиры немного, но на жизнь, что называется, хватает. И в общем-то все идет своим чередом, пока мама не объявляет, что уезжает в командировку в ЮАР, а Глаша остается дома. С дедом. О существовании которого девочка даже не подозревала. Теперь, вместо того чтобы радоваться лету, каникулам и новому симпатичному соседу, Глаша ведет борьбу за независимость с непрошенным престарелым квартирантом. Но так ли нужна девочке эта война?

Для среднего школьного возраста.

Юлия Станиславовна Симбирская

Грустная история Глаши Веселовой

© Симбирская Ю. С., 2024

© Лапшина Д. Ю., рис. на обл., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

– Следи за дыханием! Диафрагма! Живот! Опусти гортань!

Я высунулась в окно. Это Сима из соседнего подъезда вела урок. Зимой я её почти не слышу, потому что в нашем доме стены толстые, а в окнах звуконепроницаемые стеклопакеты. Но сейчас конец апреля, всё нараспашку, и трели Симиных учеников легко залетают в нашу кухню. В этом году весна всех удивила, взяла и выдала плюс восемнадцать ещё до майских праздников. Любой запоёт!

– Вот интересно, если бы мы жили рядом с зоопарком, слышали бы, как трубят слоны? – спрашиваю я маму.

– Да, может, и слышали бы, – задумчиво отвечает мама и рассматривает полку в верхнем шкафчике. – Валентин Валентинович живёт возле «Товарищества Изюмовых», у него вся квартира шоколадом с ванилью пропахла, даже костюм! Куда я дела витамины?

«Товарищество Изюмовых» – название нашей местной кондитерской. Я бы не отказалась обитать поблизости, может, даже больше, чем рядом со слонами, хотя многие посчитают слонов романтичнее конфет.

Мы с мамой живём на третьем этаже. Почти все окна у нас во двор, а двор зелёный и уютный, потому что на втором этаже живёт тётя Люся. Она назначила себя двороправительницей. А Ираида Сергеевна с пятого – домоправительница. У тёти Люси очки в коричневой пластмассовой оправе, а стёкла такие толстые, что глаза за ними похожи на двух печальных рыб. У Ираиды Сергеевны очков нет, глазки острые, как у мышки, а на голове кудрявый парик. Наши правительницы наперегонки заботятся о порядке, так что он правда идеальный. Даже покрышки всегда покрашены свежей краской. Я ненавижу эти крашеные покрышки на газоне. В дырку насыпают земли и сажают куст пионов или анютины глазки. Цветы беззащитные, поэтому терпят. Если бы могли, так точно удрали бы при первой возможности. В позапрошлом году Ираида Сергеевна собиралась поучаствовать в конкурсе от муниципалитета «Цветущий двор» и в компанию к покрышкам притащила огромного свалявшегося медведя. Они с тётей Люсей тогда громко спорили, что красиво, а что «дряни кусок». Выиграла тёти-Люсина «дрянь», то есть Ираиде Сергеевне пришлось тащить медведя туда, где он раньше был. Я держалась тёти-Люсиной стороны и даже опоздала на биологию на пять минут, пока следила за поединком. Правильно! Конкурс назывался «Цветущий двор», а медведи с тазами не цветут. Но покрышки из нашего двора, наверное, никуда не денутся. Они тёте Люсе дороги, как память о работе.

– Эти женщины всю жизнь привыкли трудиться на шинном заводе! – говорит мама с восхищением. Восхищаться она умеет. Она вообще к людям относится по умолчанию хорошо и считает, что, если человек не очень приятный, надо разобраться, что его довело до такой жизни. – Где же витамины? Вот на этом месте вчера стояли!

– Подумаешь, – я пожимаю плечами. – Все трудятся. Не только на заводе, кстати. И вообще тётя Люся с Ираидой давно уже на пенсии. Они ведь совсем старые!

– Нет, не все трудятся, – не соглашается мама. – Многие только делают вид. А ещё куча народу только ноет и бездельничает. Да не такие уж они и старые. Точно помню, что ставила витамины на эту полку.

– А почему же твои трудовые женщины такие злющие? – Я смотрю на маму и жду, что она растеряется. – Даже собак ненавидят. Я сама слышала, как обсуждали. Вот твои витамины!

– О! Спасибо! Это не просто желейные мишки, Глаша, не надо их хаотично поедать. Тётя Люся с Ираидой не злющие, – мама не замешкалась ни на секунду. – А насчёт собак – нонсенс! Тётя Люся воспитывает Авву…

Тут, как по заказу, со двора слышится тёти-Люсин бас:

– Эй, мальчик! Ты чего тюльпаны нюхаешь? Не для тебя посожены. Иди в свой двор и нюхай!

Я оборачиваюсь к маме:

– Вот! Гонит какого-то мальчика. Тюльпанов ей жалко! Злющая, как жаба! Авву она за собаку не считает. Авва для неё человек.

Мама отмахивается. Не придирается к жабе, а могла бы, потому что сравнение не очень удачное, я согласна. А как кто злющая? Как оса? Как медведь? Как змея? Как бультерьер? Но мамины мысли уже уплыли, она собирается на работу, поэтому домашняя жизнь с тётей Люсей отодвигается на потом.

Я высовываюсь в окно: сверху тётя Люся похожа на мешок с картошкой, потому что чуть не до лета ходит в коричневом шуршащем пальто и в коричневой шапке. Обычно тётя Люся держит кулёк из махрового полотенца. Из него выглядывает белая кудрявая собачка Авва. Я специально посмотрела в «Атласе пород собак» и определила, что Авва – мальтийская болонка. Люблю точность. Тётя Люся разговаривает басом, а Авва тявкает в верхнем регистре, как сказала бы Сима, аж уши закладывает.

– Глаша, не сиди у открытого окна, продует! – кричит мне мама из прихожей. – Я ушла.

Хлопает дверь. Я и не думаю отлипать от окна, потому что люблю, когда меня продувает весенним ветром, и хочу дождаться, когда мама выйдет из подъезда и попробует проскочить мимо тёти Люси, «прикидываясь ветошью». Это, кстати, её выражение. Готова поспорить, у мамы не получится. Слышно, как тирленькает домофон. Мама машет мне, сворачивает на боковую тропинку и нос к носу сталкивается с тётей Люсей, которая выплывает из-за куста сирени.

Авва:

– Рррряввв-тяв-тяв.

Тётя Люся:

– Бу-бу-бу!

Мама:

– Добрый день! Ой, я спешу. Тю-тю-тю…

«Тю-тю-тю» – это я не расслышала, что там мама лепетала. Но в этот раз тётя Люся её быстро отпустила. Она вообще маму почти любит. Я чихнула, закрыла окно и полезла в верхний шкафчик за мукой и какао. В планах на вечер шоколадный кекс.

Печь я полюбила с прошлого года, когда маме на работе подарили планетарный миксер. Это такая штуковина, которой можно гордиться. Ну, правда, всё умеет. Мы с мамой сначала растерялись и боялись к нему подступиться, а потом я взяла дело в свои руки и разобралась, как он работает. Ничего сложного, на самом деле. С тех пор приходится постоянно какое-нибудь тесто замешивать, потому что миксер втянул меня в дружбу. Не могу я другу отказать – общаюсь. У мамы в лаборатории все уже растолстели, потому что мама носит мои плюшки и бисквиты вечно голодным лаборантам и научным сотрудникам. Особенно часто Валентину Валентиновичу – своему начальнику. Он, кстати, и предложил подарить маме миксер на защиту кандидатской диссертации. Интересно было бы спросить Валентина Валентиновича, почему именно планетарный миксер, а не сертификат на полёт в аэротрубе или мотогонки по пустыне. Но мама отказалась спрашивать, напомнив про дарёного коня с его зубами. Подозреваю, что подсознание побудило ВВ к такому подарку. Поживи рядом с месторождением конфет и тортиков, будешь везде насаждать культуру «Товарищества Изюмовых». В общем, теперь я пеку, мама восхищается – все довольны. Мама печь не умеет. Зато варит вкуснющие супы, наверное, потому что химик и знает, как там что правильно смешать, какая реакция должна при этом происходить. Или потому что специально окончила суповые курсы. Записалась по объявлению и два месяца ходила в кафе «СупЪ», да, прямо так и называется, на практические занятия.

Я всё о маме да о себе. Ничего удивительного. Мы живём вдвоём. И вообще в городе больше никого из наших родственников нет. Бабушка уехала к маминому брату дяде Саше три года назад. Когда я в бабушкиной школе сказала, куда уехал заслуженный учитель на пенсии Сметанина Анна Юрьевна, все ахнули. А что ахать? Ну, в Австралию. Подумаешь! Не на Марс же. Мне, конечно, очень жаль, что теперь общаться с бабушкой можно только по видеосвязи, но мы с мамой копим на Австралию, так что ещё обнимемся по-настоящему. Конечно, у нас тут есть друзья, знакомые, но всё-таки печально, что кроме них больше никого. И папы у меня нет. Он умер, когда я только родилась. Где-то очень далеко живут другие бабушка и дедушка – папины родители, но я их совсем не знаю. Мама одно время посылала им мои фотографии с детсадовских утренников, а потом прекратила. Я спросила, почему, а мама сразу расстроилась. Ответ-то так себе – бабушка и дедушка перестали с нами общаться. Вот вам грустная история Глафиры Веселовой. Кстати, Глафирой назвал меня папа.

Да, я же кекс собиралась печь, а сама опять в окно уставилась, разглядываю, как в доме напротив золотятся решётка на башенке и стрелки на часах. Это от закатного солнца. Кстати, часы всегда показывают точное время. Мама придумала легенду, будто за временем следят гномы, которые живут в башенке. Но скоро липы и ясени буйно зазеленеют, и башенка спрячется за кронами, так что надо ловить момент. А что мама вечером на работу убежала – ничего странного. Ей нужно эксперимент проведать. Это же химия. Реакции ждать не будут.

Я сняла с крючка фартук и косынку, потому что волосы у меня кудрявые, везде лезут, а из планетарного миксера, бывает, летит шоколад. Честно говоря, ещё в прошлом году, в тринадцать лет, я очень переживала, что не нажила никакого интересного увлечения. Ни народные танцы, ни гимнастика, ни стрельба из лука, ни театральная студия меня не впечатлили. Всё хорошее, но не моё. А вот кухня всегда манит. Я даже в кафе когда прихожу, самые интересные блюда исследую и запоминаю – как что приготовлено. Зелёную гречку вот ввела в наш с мамой рацион.

– Крекс! Пекс! Фекс! Жил на кухне кекс! – сочинила я на ходу и похлопала планетарный миксер по чаше. Да, самое важное чуть не забыла – его Платоша зовут. А то я всё миксер да миксер, как про неродного рассказываю. Быстро загрузила в чашу всё по рецепту, нажала кнопку и… ничего. Да и вообще на кухне было подозрительно тихо. Я обернулась на холодильник – правильно, зелёные кнопочки наверху не горят, часы на плите тоже погасли. Я пощёлкала выключателем – света не было. Отлично! Телефон был заряжен почти на сто процентов. Я за этим слежу. Но вдруг нам долго без электричества сидеть? И ночь ведь впереди. Сейчас быстро стемнеет. Я отправила сообщение маме, а потом опять открыла окно и высунулась по пояс в поисках тёти Люси, она точно должна знать, что случилось, но во дворе никого не было. Плотные облака сожрали весь вечерний свет. Симины ученики напелись и разошлись. Ну и ну! Захотелось срочно прибавить миру громкости и яркости, но никто не знает, где нужная кнопка.

Тогда я села на кухонный диванчик и стала смотреть в тёмный коридор. Досмотрелась до того, что тени там, в глубине, стали слишком объёмными, и у меня похолодело в животе, а я ведь не боюсь ни темноты, ни высоты.

«Глаша, не волнуйся. Я позвонила диспетчеру. Авария. Устраняют. Скоро приду», – написала мама. Очень хотелось, чтобы загудел холодильник, включились часы на плите. Оказывается, я не привыкла сидеть в такой тишине. Самой, что ли, погудеть? Бу-у-у-у-у… Тут на площадке за входной дверью послышались шаги и голоса.

Я подошла к двери и посмотрела в глазок. Там было темно и мелькали огоньки телефонов. Соседи, наверное, вышли. Только какие? На площадке, кроме нашей, квартира старенького Григория Ивановича, который не ходит, а вторая квартира пустая. Её вроде бы кому-то продали или сдали, но новых жильцов я не видела. Голоса были незнакомые, и я толком не могла разобрать, что говорили. А ещё я слышала порыкивание. Вдруг пробился родной голос тёти Люси:

– Опять авария! А вы чего тут ходите? Батюшки! Волка завели! Справка-то у него есть от бешенства?

Она водила по стенам широким лучом, потому что у неё был настоящий фонарик, а не телефонный, и, как обычно, ругалась.

Я повернула ключ в замке: щёлк-щёлк-щёлк, распахнула дверь на всю ширь и наткнулась на что-то тёплое и пушистое. Тёти-Люсин фонарик осветил огромную собаку, которая виляла хвостом-кренделем и тут же стала обнюхивать мои руки.

– Чили, ф-ф-ф-фу! – из темноты на меня смотрел незнакомый мальчик.

– Глафира, ты одна дома? – спросила тётя Люся.

– Да, – сказала я и начала икать на весь мир. – Ик-ик-ик!