Грустная история Глаши Веселовой

Мама кивнула, вытерла полотенцем руки и наконец нажала на зелёный кружок на экране.

– Алло.

Разговор был странный: короткие «да», «хорошо», «конечно» и «спасибо», а чей-то бубнящий голос тараторил и тараторил в трубке.

– Всего доброго, – мама нажала на красный кружок и отложила телефон.

– Кто это? – я запрыгнула на подоконник поближе к синему вечеру.

– Столько всего за один раз!

– Чего всего? Ещё что-то есть, кроме Африки? Лучше не рассказывай!

Я правда не хотела больше ничего знать. Прямо уши хотела ладонями зажать и громко орать «ля-ля-ля», чтобы не слышать никаких новостей.

– Да уж тут вряд ли умолчишь, – вздохнула мама и выложила: – Во вторник пойдём дедушку встречать.

– Куда? – спросила я, не задумываясь.

– На вокзал, – пожала плечами мама. – В восемь тридцать поезд прибывает.

Я вытащила из мусорного ведра пакет, затянула верёвки и понесла к двери.

– Вынесу мусор!

Мне срочно нужно было куда-то деться. Это, наверное, инстинкт самосохранения или что-то в этом духе. Дедушка был для меня совсем размытой фигурой, такой же чужой, как инопланетянин, например. А с чужими людьми у меня всё просто – я их избегаю.

На лестнице было пусто и гулко, как у меня внутри в тот момент. Из почтовых ящиков торчали белые хвостики рекламных листовок: или аптечная реклама про лекарства от диареи или выгодный интернет за бешеные деньги.

У подъезда я неловко махнула мешком, чтобы потуже затянуть, а он зацепился за ветку сирени и порвался. Хлипкие делают пакеты, сказала бы бабушка. Стаканчики от йогурта, яичная скорлупа, чайные пакетики, попки от огурцов, мятые чеки из магазинов, кожура от бананов – целая жизнь. Пришлось сесть на корточки, чтобы собрать голыми руками всю эту гадость. Затирленькал домофон, и прямо на меня выскочил маламут.

– Ф-ф-фу! Чили! Фу!

Конечно, с собакой у них гуляет только сын. Не выпало мне счастливого случая, чтобы именно сегодня вечером мама вышла или папа.

– Не бойся! Он не к-кусается!

Василий намотал поводок на локоть и оттащил от меня зверя.

– Я не боюсь собак.

– Давай п-помогу?

Василий не отходил и смотрел, как я тут копошусь.

– Не надо! Лучше собаку держи.

– Ага.

Я засунула в пакет последний комок чеков, завязала узлом там, где была дырка, встала с корточек, отряхнула руки, подхватила мешок и дальше не знала, что делать. То есть логично было бы идти на помойку, но я спросила:

– Это маламут?

– Хаски. К-крупный.

Вот так поворот! И что теперь? Тут из подъезда вышла тётя Люся. Она, как обычно, держала завёрнутую в полотенце Авву, и Авва, конечно, завизжала и завырывалась, потому что рядом крутился целый маламут (ой! простите, хаски), которого Авве срочно нужно было сожрать, потому что нечего тут крутиться без разрешения.

Началась кутерьма: Чили оскалился и справедливо решил ответить на гостеприимство, Авва изо всех сил захрипела из полотенца, тётя Люся закричала:

– А ну марш отсюда с собачатиной! Это что вы тут устроили?!

Мы не стали возражать и прибавили шагу к помойке.

– Она всегда т-такая злая? – спросил Василий, когда мы отошли на безопасное расстояние?

– Авва?

Я с удовольствием швырнула мешок в бак.

– Авва? – переспросил Василий.

– Ты про кого? – я огляделась, прикидывая, как теперь вернуться домой, ведь тётя Люся наверняка всё ещё торчит у подъезда.

– Я п-про бабусю.

– А, тётя Люся? Да, она всегда такая злая. Без выходных.

Василий засмеялся.

– Вот повезло! У нас раньше тоже злая соседка была – т-тётя Рита.

Я смотрела на него и не могла понять, что теперь делать, если Чили – это хаски. Ведь по логике никакой дружбы быть не может. Хотя, стоп. По какой логике? По логике гаданий? Да какая разница, будем мы дружить или не будем! Сейчас-то вон стоим, разговариваем. Василий мне показался вполне нормальным, даже симпатичным человеком. У него доброе лицо. Кстати, что именно делает лицо добрым? Курносый нос? Веснушки? Светлые глаза? Улыбка? Вот улыбка правда много значит. Особенно когда зубы белые и ровные. У Василия они как раз такие. И длинные загнутые ресницы. Я на такое сразу обращаю внимание. Человек родился с рекламными ресницами для удлинняющей, разделяющей, увеличивающей объём и подкручивающей туши. А ещё он был довольно высоким, поэтому я всё норовила встать на цыпочки. Мне-то роста не досталось.

– Меня, кстати, Глаша зовут, – я подумала, что пора представиться.

– Очень п-приятно, Василий.

– А я знаю.

– Откуда?

– Слышала, как тебе мама кричала, чтобы ты молоко купил.

– А-а-а, – улыбнулся Василий.

Чили опять закрутился и заскулил. Ему быстро надоело слушать наши разговоры, потому что все интересные дела были в парке.

– Ладно, я домой пойду, а то мама волнуется.