Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939-1940

Поскольку превентивные меры военных поглощали изрядные средства, было решено обратиться к народу. На сессии 21 октября Совет решил выпустить внутренний заем в размере 500 миллионов марок для покрытия этих расходов. Против всех ожиданий, он оказался весьма успешным. Уже до конца ноября сумма приобретенных облигаций превысила первоначальную на 200 миллионов марок. Стали поступать добровольные взносы в правительство и министерство обороны, а также в Красный Крест и другие гуманитарные организации. Был проведен сбор теплой одежды для резервистов. Многие промышленные предприятия и торговые фирмы начали платить пособие своим сотрудникам, призванным в армию из резерва, – как правило, половину обычной заработной платы плюс доплаты в зависимости от числа детей. Жертвенный энтузиазм оказался весьма высоким.

Глава 3

Вторая поездка в Москву

Став участником московских переговоров, я возложил на себя ответственность за отстаивание позиции Финляндии на самом высоком уровне. Я отчетливо представлял себе, как сложна эта задача.

Мы отправились в путь 21 октября на поезде, отошедшем от перрона в 18.30. Кроме официальных участников переговоров (Паасикиви и меня), ехали наш московский представитель Ирьё – Коскинен, полковник Аладар Паасонен и Йохан Нюкопп. Свидетельством интереса общественности к нашей поездке была тысячная толпа народа, пришедшая на хельсинкский вокзал, чтобы проводить нас букетами цветов и пением. Члены кабинета министров, которые пришли проводить нас, все наши друзья желали удачи и успеха в переговорах. Такой же интерес мы видели на многих остановках. На вокзале Риихимяки большая толпа народа собралась, чтобы приветствовать нас пением. После этого мы начали готовиться ко сну. Но в Лахти нас снова приветствовали. Поскольку Паасикиви не хотелось вставать, я набросил свое зимнее пальто прямо на пижаму и вышел на платформу перед вагоном, чтобы поблагодарить собравшихся за приветствия и добрые пожелания.

Поезд двигался довольно медленно, поскольку все пути были забиты военными эшелонами, шли сборы призванных из запаса резервистов. По этой причине мы добрались до Виипури[7 - Виипури – название города Выборга до 1946 г.] только в 7.30 утра 22 октября. Затем движение еще больше замедлилось, а в Раяйоки и в Валкеасаари пришлось сделать длительные остановки для прохождения пограничных формальностей. В Валкеассаари наши молодые спутники сходили обменять для нас деньги и принесли рубли, которые могли понадобиться в дальнейшем. Из – за всех простоев мы добрались до Ленинграда лишь в пять часов вечера.

С чувством изрядного любопытства я смотрел на старый Петербург; город, в котором я раньше бывал довольно часто, но который видел в последний раз двадцать два года тому назад, поскольку после русской революции обычному человеку было невозможно легально пересечь границу СССР. Финляндский вокзал показался мне таким же, как и раньше. В момент нашего прибытия на перроне появилось несколько официальных лиц, чтобы приветствовать нас. Наш багаж был передан носильщикам и уложен в автомобили, ожидавшие нас у входа в вокзал. Мне бросилась в глаза толпа народа, собравшаяся около вокзала. Очевидно, известие о нашем прибытии успело разойтись по городу, и довольно много людей собралось перед входом в вокзал, чтобы увидеть наш приезд.

На автомобилях нас доставили в гостиницу «Астория», расположенную в самом центре, где обычно живут прибывающие в город иностранные гости. Эта шикарная старая гостиница теперь выглядела достаточно неприглядно. Случилось так, что в то же самое время в ней проживали участники какого – то торгового форума, съехавшиеся со всей страны; они во множестве толпились в холле и сновали по коридорам. Нам были отведены роскошно обставленные номера люкс на верхнем этаже. Но у нас не было особого желания наслаждаться их роскошью, поскольку мы изрядно проголодались, к тому же хотелось до отхода поезда осмотреть город. Мы пообедали в хорошем ресторане на первом этаже, где за вполне приемлемые цены отведали русские деликатесы. Поданные вина были местного производства. Отобедав, мы отправились на прогулку, чтобы понаблюдать вечернюю жизнь города. Улицы кишели народом. Наше внимание привлекли люди, стоявшие в длинных очередях перед магазинами, особенно перед гастрономами. Судя по ним, трудности с продуктами были изрядными. Одна из очередей была длиннее остальных, – по моему мнению, она протянулась на добрую сотню метров. Я направился к ее началу, чтобы посмотреть, за чем стоит так много людей. К моему удивлению, я обнаружил стоявший на тротуаре киоск, в котором продавалась вечерняя газета «Ленинградская правда». Похоже, у людей был большой интерес к событиям в стране и мире.

Увы, времени для знакомства с городом было не так много, поскольку вечером нам предстояло отправиться в Москву. Этим поездом была знаменитая «Красная звезда» (ошибка – поезд называется «Красная стрела». – Примеч. пер.), в котором нам были предоставлены купе первого класса. Поскольку мне не приходилось еще путешествовать по дорогам России, хотелось увидеть дорожные пейзажи, но этому помешала темнота. Утром я постарался встать пораньше, то, что мне удалось увидеть, было равниной, большей частью безлесной.

На следующее утро в 10.10 мы прибыли на Октябрьский вокзал столицы, где нас встречали сотрудники нашего посольства, а также руководители посольств трех Скандинавских стран. Начальник протокольного отдела МИД Барков приветствовал нас от имени правительства. При встрече присутствовал также Деревянский, советский посол в Хельсинки. На автомобилях по кипящим жизнью улицам Москвы нас доставили к новому зданию финского посольства. Автомобили неслись с бешеной скоростью, машины эскорта распугивали пешеходов своими гудками. В самом посольстве нас радушно встретила жена посла госпожа Ирьё – Коскинен, которая отвела каждому из нас отдельную комнату. Здание посольства, построенное за год до нашего приезда, показалось нам просторным, но очень неудобным.

Большую часть дня мы провели приводя в порядок наши документы. Помимо всего прочего, они должны были быть переведены на русский язык, с чем оперативно справились сотрудники посольства. Мне пришло в голову посетить большую сельскохозяйственную выставку, работающую в Москве, которая открылась буквально в последние дни. Нюкопп и я отправились туда вместе. Зрелище стоило того, чтобы на него полюбоваться. На громадной территории выставки были построены большие павильоны для каждой из советских республик Союза, блистательно демонстрирующие образ жизни в различных частях этой гигантской страны, и прежде всего – уровень их сельскохозяйственного развития. На стенах этих павильонов для большей убедительности были развешаны различные статистические данные и диаграммы, по которым интересующиеся могли составить для себя более подробное представление о жизни в СССР. Короче говоря, выставка была чрезвычайно интересной и поучительной. Снаружи одного из таких павильонов мы увидели плакат, на котором большими буквами было воспроизведено знаменитое сталинское изречение, о котором я уже упоминал: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». Что касается нас, то мы могли только строить догадки о важности этого изречения.

В ходе этой экскурсии я впервые познакомился с тем, каким образом в России помогают иностранцам, одновременно присматривая за ними. Каждый день пара автомобилей стояла на улице перед посольством. Когда мы садились в посольские машины, один из этих автомобилей сопровождал нас. Сидевшие в этих автомобилях сотрудники ГПУ сослужили нам большую службу, поскольку оказались неплохими гидами и любезно объяснили нам своеобразность каждого из выставочных павильонов. В толчее мы было оторвались от них на какое – то время, но при выходе с территории выставки обнаружили, что их автомобиль, не скрываясь, ждет нашего возвращения.

Наша первая встреча с представителями советского правительства состоялась в шесть часов вечера того же дня. Паасикиви и я отправились в Кремль на автомобиле, автомобиль ГПУ следовал за нами по пятам. У ворот Кремля нас остановили, и охранники обследовали салон нашего автомобиля с фонарями в руках. После этого нам велели следовать за автомобилем сопровождения. Такое сопровождение в запутанном лабиринте кремлевских строений, да еще в сгустившейся темноте было совсем не лишним. Наконец передняя машина остановилась у входа в большое здание. Здесь нас встретил комендант Кремля, который сразу представился. Он проводил нас к лифту, на котором мы поднялись на один этаж. Выйдя из лифта, мы оказались в длинном узком коридоре, пройдя несколько метров по которому мы вошли в приемную. В ней сидел секретарь за письменным столом с батареей из по меньшей мере десяти телефонных аппаратов. Поскольку мы пришли за несколько минут до условленного времени, то получили возможность понаблюдать за работой секретаря. Он постоянно отвечал на телефонные звонки, иногда о чем – то кратко спрашивал звонивших. Ровно в 18.00 дверь в соседнюю комнату открылась и нас пригласили войти. Мы вошли в красиво обставленный просторный кабинет, в дальнем углу которого находился большой письменный стол. Около одной стены кабинета протянулся длинный стол со стоящими вдоль обеих его сторон стульями. Здесь нас приветствовали Сталин и народный комиссар иностранных дел Молотов. Нас пригласили сесть за этот стол, наши хозяева разместились напротив.

После обычных приветствий и обмена любезностями Паасикиви прочитал по – русски меморандум, который был подготовлен в Хельсинки. В нем торжественно заявлялось, что Финляндия желает оставаться в отношениях дружбы и доверия с Советским Союзом, поэтому намерена обсудить средства, которые удовлетворили бы желание Советского Союза обеспечить оборонительные позиции Ленинграда. Но необходимо учесть точку зрения Финляндии на свою собственную безопасность. При наличии доброй воли с обеих сторон желание Советского Союза может быть удовлетворено без ущерба для безопасности и нейтралитета Финляндии.

Принимая во внимание, что парламент Финляндии также должен одобрить позицию кабинета министров, финское правительство выносит для рассмотрения следующие предложения.

Финляндия согласна уступить Советскому Союзу следующие острова в Финском заливе: Сескар, Пенинсаари, Лавенсари и Большой и Малый Тютерс. В дополнение к этому финское правительство готово обсудить соглашение по Суурсаари, чтобы во внимание были приняты намерения обеих сторон.

Финляндия готова пойти на корректировку линии границы на Карельском перешейке, чтобы устранить так называемый «выступ у Куоккалы». В этом случае граница могла бы пройти от Раяйоки, к востоку от Хаапала, прямо к Финскому заливу, восточнее церкви Келломяки; в этом случае граница будет отодвинута на тринадцать километров к западу.

Финляндия не может рассматривать предложение об уступке Ханко с окружающей территорией, как и залива Лаппохья, поскольку она обязана поддерживать неприкосновенность своей территории.

При всем уважении к предложению советского правительства о расширении пакта о ненападении финское правительство предпочитает сделать более четкими формулировки существующих статей пакта.

Финское правительство с удовлетворением приняло к сведению заявление советской стороны о том, что оно не возражает против укрепления Аландских островов, и заверяет, что такое укрепление будет предпринято за счет своих собственных средств с обязательным сохранением нейтралитета.

В дополнение к первому меморандуму Паасикиви зачитал еще один, в котором выражался протест против нарушений границы, произошедших в последнее время, особенно против полетов самолетов через границу. Однако наши партнеры не удостоили этот меморандум своим вниманием.

После оглашения этих документов началась дискуссия. В самом начале я спросил, могу ли я говорить по – немецки или по – английски, поскольку мой русский язык вряд ли приемлем. На это Молотов сухо ответил единственным словом: «Нет». Поскольку Паасикиви владел русским языком тоже не очень хорошо, мы с самого начала переговоров оказались в невыгодном положении.

Перейдя к сути вопроса, Сталин сказал, что Финляндия предлагает слишком мало. Он несколько раз произнес, делая на этом упор, что советские требования были «минимальными», поэтому нет смысла пытаться торговаться. За этим снова последовало развернутое объяснение того, почему Советский Союз должен предъявить такие требования Финляндии. По его мнению, война, которая началась в Европе, может превратиться в мировую и оказаться долгой. Если так и произойдет, то некоторые государства могут предпринять нападение на Ленинград через Финский залив. Чтобы предотвратить подобное нападение, Советский Союз вынужден изыскивать средства, которые позволили бы ему перекрыть вход в Финский залив. Базы на побережье Эстонии, которые оказались в руках Советского Союза, не обеспечивают достаточной гарантии, поскольку финские территориальные воды оказываются вне досягаемости артиллерийского огня из Пальдиски. По этой причине Ханко совершенно необходим, так как расположен напротив Пальдиски. Для обороны Ленинграда также необходимы острова в заливе. Более широкая дискуссия развернулась о территориях на Карельском перешейке. Финское предложение выпрямить «выступ у Куоккалы» было отвергнуто с ходу. Предложенный район был слишком ограничен, поскольку для развертывания своих сил русским надо было иметь большее пространство. Сталин показал рукой на разложенной на столе карте Генерального штаба новую линию границы. Было ясно, что он свободно ориентируется в географии этой местности. Но у нас не было полномочий принять новое предложение.

Произошел спор и по поводу Петсамо. Мы полагали, что могли бы рассмотреть уступку северной части полуострова Рыбачий.

В середине разговора Сталин неожиданно спросил нас, что мы можем сказать о районах, которые Советский Союз предлагает в качестве компенсации, указав на карте на части приходов Репола и Пориярви. Мы ответили, что вопрос компенсации станет актуальным позже, если мы сможем согласиться на уступку территорий, на которые они претендуют.

Нам стало понятно, что советское правительство серьезно обеспокоено возможностью того, что СССР окажется втянутым в военные действия в районе Финского залива, а также на побережье Северного Ледовитого океана, поэтому выдвинуто требование корректировки границы у Петсамо. Сталин и Молотов несколько раз называли Англию и Францию в качестве возможных агрессоров. Сталин несколько раз напоминал, что в Первую мировую войну британский флот часто появлялся в районе Койвисто, а британские торпедные катера совершали рейд из этого района в гавань Петрограда, потопив несколько судов. Однако можно было почувствовать, что на самом деле они опасаются Германии. Это государство тоже было названо во время обсуждения в качестве возможного агрессора. На это мы заметили, что такая возможность весьма незначительна, поскольку между Германией и Советским Союзом заключен пакт о ненападении. Кроме того, с нашей точки зрения, Франция и Англия не смогут вторгнуться в Балтику в случае войны.

В поддержку позиции Финляндии мы постоянно ссылались на мирный договор, заключенный в Тарту, а также на пакт о ненападении, заключенный в 1932 году по инициативе СССР и подтвержденный в 1936 году. Эти ссылки были бесполезными; их буквально пропускали мимо ушей. По мнению советских участников переговоров, эти соглашения были заключены при совершенно других обстоятельствах.

После дискуссии, продолжавшейся несколько часов, Сталин и Молотов попросили нас еще раз обдумать их требования в отношении Ханко и Карельского перешейка. Мы ответили, что эти предложения неприемлемы, и попросили их изучить точку зрения, выраженную в финском меморандуме.

Сталин вновь отверг это предложение, потому что Финляндия предлагает слишком мало. Он повторил, что советские предложения являются нижним пределом.

Таким образом, обсуждение зашло в тупик, мы выразили свое сожаление его результатами и решили откланяться. При этом не было речи о новых встречах или другом продолжении переговоров.

Молотов выглядел удивленным нашим уходом. Он произнес как бы между прочим: «Так вы намерены спровоцировать конфликт?»

На это Паасикиви ответил: «Мы не хотим ничего подобного, но вы, кажется, этого желаете».

Сталин только загадочно улыбался.

В 20.00, после двухчасовых переговоров, мы вышли из здания. На обратном пути у нас сложилось впечатление, что переговоры прерваны. По крайней мере, мы были лишены возможности предпринять шаги для их возобновления.

Вернувшись в посольство, мы собрались на совещание с послом Ирьё – Коскиненом, чтобы обсудить сложившееся положение и определить, что можно предпринять. Мы набросали текст телеграммы в Хельсинки, в которой докладывали о результатах и просили разрешения вернуться домой. Затем мы решили заказать билеты на поезд, отправляющийся следующим вечером.

Но в 21.00 зазвонил телефон, и секретарь Молотова попросил нас прибыть на новую встречу сегодня же вечером в 22.30. Таким образом, советская сторона сделала шаг для продолжения переговоров. Нам тут же пришла мысль, что на этот раз предстоит получить ультиматум.

Вскоре, однако, снова зазвонил телефон, и встреча была перенесена на 23.00. Надо заметить, что это было обычное время для бесед в Кремле. У Сталина была привычка работать далеко за полночь, которая сильно выматывала тех, кто привык к обычаям другого мира и вставал рано утром.

Когда мы отправились на встречу в Кремль к 23.00, наша поездка проходила так же, как и в первый раз.

Нас снова принимали Сталин и Молотов. Разговор возобновился, словно он и не прекращался, и дискуссия продолжилась с обсуждения позиции Финляндии. Молотов подготовил ответ на наш меморандум, в котором снова делался упор на оборонительные потребности Ленинграда, но на этот раз требования были уменьшены. Советская сторона по – прежнему настаивала на получении Ханко, но обещала разместить там свои силы в количестве 4 тысяч человек (вместо первоначальных 5 тысяч) «до прекращения англо – франко – германской войны в Европе». Другие воинские формирования должны были оставаться в течение тридцати лет – другими словами, вплоть до истечения срока аренды. Финское предложение относительно Карельского перешейка отвергалось, но и здесь Советский Союз выдвигал требования меньшие по сравнению с теми, что были изложены первоначально. Теперь линия предлагаемой границы сдвинулась южнее того, что Сталин раньше показал на карте. Но конечным ее пунктом по – прежнему оставался Койвисто.

Высказывая наше отношение к новому варианту требований, мы выразили мнение, что они так же неприемлемы, как и прежние. Но мы согласились доложить о них в Хельсинки.

Молотов. Сколько времени потребуется для этого?

Паасикиви. Около четырех дней. Каким образом мы можем отсюда связаться с Хельсинки?

Молотов. Отправьте им телеграмму.

Таннер. Но будет необходимо проконсультироваться с парламентом, который еще не информирован по этим вопросам. Мы не можем точно сказать, сколько времени потребуется. Но мы сообщим вам ответ, как только он будет готов.

Наших собеседников это устроило, и мы покинули комнату переговоров с картой, которую получили.

Вернувшись в посольство, мы снова обсудили ситуацию и пришли к выводу, что отправка телеграммы не даст никаких результатов в решении проблемы такого большого масштаба; следовательно, мы должны сами отправиться в Хельсинки и лично доложить об обстановке. Сообщили телеграммой в Хельсинки о нашем решении и разошлись по своим комнатам в два часа ночи.

На следующее утро, 24 октября, Паасикиви пришел в мою комнату со следами бессонной ночи на лице, ему не терпелось поговорить со мной. Он охарактеризовал наше положение следующим образом:

– Двадцать лет мы жили в плену иллюзий. Нам казалось, что мы можем сами определять свою судьбу. Мы выбрали нейтралитет и скандинавскую ориентацию в качестве нашего внешнеполитического курса. Но теперь обнаруживается истина. Наше географическое положение связывает нас с Россией. Неужели это так ужасно? Во времена царизма расквартированные в Финляндии русские гарнизоны не слишком вмешивались в наши внутренние дела; но теперь вряд ли они займут такую же позицию. Требования, предъявленные нам, посягают на нашу скандинавскую ориентацию и на наши отношения с Германией. Теперь мы обязаны сражаться, но мы не в состоянии делать это. Финляндия не может объявить войну. Если война разразится, мы проиграем ее и результаты будут намного хуже, чем мы можем добиться соглашением. Зараза большевизма распространится по Финляндии, последствия будут фатальными. Сможет ли Швеция прийти нам на помощь?! Ханссон[8 - Ханссон Пер Альбин (1885–1946) – председатель Социал – демократической партии Швеции в 1925–1946 гг., премьер – министр Швеции в 1932–1946 гг.], премьер – министр Швеции, должен дать ответ на этот вопрос.

Паасикиви теперь был готов рекомендовать передачу Советскому Союзу базы на западе, например Юссарё. Что касается линии границы на Карельском перешейке, он предложил отход до предельной линии, указанной Маннергеймом.

По предложению Паасикиви мы подготовили письмо Ханссону с просьбой сообщить об отношении Швеции к положению в Финляндии.