Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939-1940

Когда я заметил, что продажа оружия относится к коммерческим вопросам и зависит от качества и стоимости товара, Ярцев заверил меня, что оружие будет продаваться на выгодных условиях.

На мой вопрос, что понимается под «участием в вооружении» Аландских островов после возведения на них оборонительных сооружений, последовал ответ, что это означает оснащение их необходимым вооружением (артиллерией и т. п.). Это не было бы финансовым содействием. Присутствие советского наблюдателя на месте возведения фортификационных сооружений является обязательным, так как Россия имеет право знать, что там происходит, и быть уверенной, что оборонительные сооружения не попадут в руки немцев.

Я отметил, что, с моей точки зрения, это предложение вряд ли будет одобрено финским правительством. Тем не менее я обещал довести его до сведения премьер – министра.

На это Ярцев ответил, что сейчас Москва сообщает Финляндии о своих пожеланиях, а формальная сторона договора может быть проработана позже. Сначала нужно выяснить, возможно ли достичь удовлетворяющего обе стороны соглашения. Если это не удастся сделать, то лучше не начинать официальные переговоры. Их провал поставил бы в неудобное положение оба государства.

Я обещал сообщить ему точку зрения финского правительства.

После почти пяти месяцев переговоров мы наконец поняли, чего добивается Советский Союз этими переговорами. Самым важным представлялось оборудование укреплениями острова Суурсаари как бастиона, прикрывающего Ленинград. С целью добиться этой уступки Советский Союз был готов согласиться на строительство фортификационных сооружений на Аландских островах (под своим присмотром), а также начать торговые переговоры, что мы безуспешно пытались сделать до сих пор. По сравнению с этим вопрос о продаже оружия был куда менее важным: его можно было приобрести и в другом месте. Но основой всего должен был стать военный договор между двумя странами. Финляндия должна дать заверения, что в случае угрозы войны она обратится к Советскому Союзу и попросит о военной помощи. Это означало оборонительный пакт, на который Финляндии, ограниченной политикой нейтралитета и скандинавской ориентацией, было бы трудно согласиться. Статус Суурсаари обсуждался во время переговоров по подготовке проекта Тартуского мирного соглашения. В то время Советский Союз занимал позицию, по которой остров должен остаться невооруженным, а финское правительство требовало, чтобы в мирном договоре не содержались ограничения на этот счет. Значение, которое стороны придавали этому вопросу, наглядно иллюстрирует тот факт, что мирное соглашение едва не пошло прахом из – за этой разницы в позициях; финское правительство отказалось от своей позиции только на одиннадцатом часу переговоров. Теперь, напротив, Советский Союз настаивал на строительстве оборонительных сооружений на острове, но уже для своих собственных целей.

Во всяком случае, позиция Советского Союза теперь стала ясна, можно было начинать обсуждение по существу в правительстве и выработать наше отношение к выдвинутым предложениям. В результате правительство заняло по отношению к советским предложениям отрицательную позицию, которую премьер – министр Кайяндер сформулировал следующим образом:

«Предложение СССР направлено на попрание суверенитета Финляндии и противоречит политике нейтралитета, которой Финляндия следует совместно с государствами Скандинавии.

Принципиальным является расширение торговых связей в качестве основы для улучшения добрососедских отношений.

Улучшение отношений на общей границе также будет выгодным для обеих сторон».

Я передал этот ответ Ярцеву 29 августа, он обещал передать его в Москву.

Но вопрос не был этим закрыт: в советской прессе началась атака против Финляндии, поскольку финское правительство отрицательно отнеслось к советским предложениям. Не пришлось прохлаждаться и господину Ярцеву; он хотел получить более обстоятельный ответ. Когда мы снова встретились с ним 15 августа, то еще раз просмотрели изложенные им предложения, и мне пришлось объяснять, что имеет в виду правительство в ответе на каждый конкретный пункт. Пользуясь случаем, я объяснил, что отношение правительства к созданию военных баз было негативным; мы готовы покупать оружие, которое может нам потребоваться, если его качество и цена устроят нас; что касается строительства оборонительных сооружений на Аландских островах и Суурсаари, то правительство отвергает все предложения СССР, не выдвигая никаких контрпредложений. Именно контрпредложения Ярцев хотел получить.

Я полагал ответ правительства исчерпывающим и ясным, но если Ярцев хотел получить более подробный ответ с возможными контрпредложениями, то его нужно ждать до возвращения министра Холсти, так как составление таких документов не входило в сферу моих полномочий. Поэтому было решено дождаться возвращения Холсти. Это была моя последняя встреча с господином Ярцевым.

Когда в начале октября Холсти вернулся из Женевы, Ярцев возобновил свои визиты к нему. В середине октября Холсти вручил Ярцеву подробный аналитический ответ, в котором было изложено отношение правительства к предложениям СССР. По поводу укрепления Аландских островов Холсти заметил, что во время своего пребывания в Женеве он и шведский министр иностранных дел Р. Сандлер обсуждали этот вопрос с советским комиссаром по иностранным делам Литвиновым, которому они сообщили о совместных планах Финляндии и Швеции в отношении этих островов. Ярцев еще раз обрисовал положение Финляндии в войне, которая может разразиться. Поскольку Финляндия окажется не в состоянии защитить себя, то ей следует положиться на военную помощь Советского Союза. Очертания военного союза стали более ясными, чем прежде. Будущая ситуация с Суурсаари также прояснилась: в случае войны Советский Союз возьмет на себя ответственность за его оборону.

После отставки Холсти 16 ноября 1938 года Ярцев переговорил с исполнявшим обязанности министра иностранных дел Вяйнё Войонмаа. Встреча состоялась 21 ноября. В ее ходе Ярцев практически повторил все, что он говорил раньше другим членам правительства, но ближе к концу Ярцев предложил направить в Москву делегацию для обсуждения развития торговли, включив в ее состав представителей для обсуждения политических проблем. В качестве удобного повода он предложил воспользоваться тем обстоятельством, что 6 декабря 1938 года в Москву направится делегация для открытия нового здания финского посольства. Министр Войонмаа обещал представить эти предложения правительству.

Дальнейшие переговоры действительно состоялись в Москве, но в весьма скромном масштабе. Войонмаа сообщил Ярцеву, что в Москве посол А.С. Ирьё – Коскинен, а также руководители аппарата посольства У. Тойвола и А. Пакаслахти уполномочены представлять финское правительство. На церемонии открытия нового здания посольства Ярцев сообщил Тойволе, что члены делегации смогут на следующий день, 7 декабря, встретиться с высокопоставленным членом советского правительства, имя которого он, однако, не назвал. Когда члены финской делегации прибыли в назначенное место, выяснилось, что членом правительства, который принял их, оказался народный комиссар внешней торговли Микоян. Народный комиссариат по иностранным делам не участвовал в этой встрече. Поэтому Ирьё – Коскинен решил, что его положение министра иностранных дел обязывает его уклониться от переговоров. Финляндию в кабинете Микояна представляли Тойвола и Пакаслахти.

Члены финской делегации предложили обсудить меры, которые можно предпринять для развития торговых отношений, что было вполне уместно, поскольку они встретились с народным комиссаром по внешней торговле. Комиссар Микоян выразил свое удовлетворение тем, что он имеет возможность обсудить этот вопрос с представителями финского министерства иностранных дел. Тем не менее он заметил, что для поднятия оборота внешней торговли на сколько – нибудь значительный уровень должны быть созданы политические предпосылки. С этого момента обсуждение снова пошло так, как это было в Хельсинки. Особо была выделена важность Суурсари как оборонительного форпоста для Ленинграда. У финских участников переговоров сложилось впечатление, что вопрос Суурсаари был для Советского Союза самым важным. Лишь к концу двухчасовой встречи стороны вернулись снова к торговым вопросам. Было решено, что ряд лиц, представляющих финские торговые и промышленные интересы, вечером того же дня получат возможность высказать Микояну свои предложения. Вопросы политического характера во время этой встречи не должны были затрагиваться. С точки зрения Микояна, политические вопросы следовало обсуждать после выработки мер по поощрению торговли, решения приграничных и других текущих вопросов практического характера.

Такие торговые переговоры состоялись вечером того же дня в кабинете Микояна. Финляндию на них представляли Ирьё – Коскинен, министр путей сообщения и связи Вяйнё Саловаара, а также несколько человек из финских торговых и промышленных кругов. В разговоре с ними Микоян снова отметил важность политических отношений как предпосылки для торгового обмена. Естественно, никаких решений принято не было.

Эта встреча может рассматриваться как конечный пункт, достигнутый на первом этапе переговоров.

Второй этап переговоров открылся только несколько месяцев спустя. 5 марта 1939 года Литвинов, народный комиссар иностранных дел, пригласил к себе Ирьё – Коскинена и передал ему меморандум, содержание которого представляло собой следующее.

Два важных вопроса – улучшение торговых отношений и строительство оборонительных сооружений на Аландских островах – по – прежнему ждут своего решения. С целью создания благоприятной атмосферы Советский Союз предлагает Финляндии сдать в аренду СССР острова Суурсаари и Лавенсари, архипелаг Тютерс и остров Сескар сроком на тридцать лет. Советский Союз не предполагает возводить на них оборонительные сооружения и будет использовать как прикрытие на подступах к Ленинграду. Если финское правительство даст свое согласие, то отношения между нашими странами значительно улучшатся, что скажется и на торговых отношениях. Советский Союз рассчитывает на скорый ответ финского правительства.

Ответ финского правительства был направлен Литвинову уже 8 марта. Правительство, в котором портфель министра иностранных дел с декабря 1938 года принадлежал Эльясу Эркко, заявило, что не может рассматривать сдачу в аренду этих островов иностранному государству, поскольку они представляют неотъемлемую часть финской территории, что закреплено мирным договором, заключенным в Тарту. Острова получили статус нейтральной зоны именно по настоянию Советского Союза, и на них не ведется никаких оборонительных работ. Финляндия могла бы изменить их нейтральный статус только после специального обсуждения этого вопроса.

Литвинов был весьма разочарован таким ответом. Как он заметил, Советский Союз предложил сдачу в аренду этих островов без нарушения их нейтрального статуса, поскольку не предполагается строительства на них оборонительных сооружений. Теперь он предложил обменять острова на соответствующую территорию в Восточной Карелии.

На новое предложение Финляндия дала отрицательный ответ 13 марта, но Литвинов заявил, что не может рассматривать этот ответ в качестве окончательного.

Обмен мнениями состоялся очень быстро, в течение одной недели.

Получив последний ответ Финляндии, Литвинов заметил, что посол Штейн, назначенный представителем в Рим, а до этого посланник в Хельсинки, посетит Финляндию с целью обсудить эти вопросы с финским правительством. Штейн вступил в переговоры с министром иностранных дел Эркко и предложил заключить соглашение об аренде островов, в течение срока которой Финляндия будет иметь право разрабатывать лесные угодья в Восточной Карелии.

Эркко ответил, что, коль скоро территория Финляндии согласно ее конституции является неотчуждаемой, вопрос не подлежит обсуждению. Германия тоже могла бы претендовать на некоторые острова в качестве наблюдательного поста, и Финляндия также не может на это пойти.

На просьбу Штейна еще раз обдумать этот вопрос 20 марта Литвинову через Ирьё – Коскинена было сообщено:

«Финское правительство не может вести обсуждение вопроса, результатом решения которого окажется отчуждение тем или иным образом части территории в пользу другого государства. Настоящий отрицательный ответ не следует понимать в том смысле, что министр иностранных дел не намерен продолжать обмен взглядами с целью достижения решения вопросов, поднятых Советским Союзом с целью гарантий его безопасности».

Литвинов выразил сожаление в связи с получением отрицательного ответа и сказал, что советская сторона ожидает конкретных предложений по вопросу гарантий. Но Эркко был тверд в своей позиции. Он показал Штейну проект ноты, в которой утверждалась решимость Финляндии отстаивать свой нейтралитет при любых обстоятельствах. Штейн объяснил, что советское правительство не может придать такому документу существенного значения, если не предпринимаются шаги по выполнению дополнительных мер. Пользуясь случаем, он показал на карте область, которую Советский Союз предлагал в обмен за острова, общая площадь которых составляла всего 183 квадратных километра.

Перед отъездом из Финляндии посол Штейн сказал Эркко, что Советский Союз не может принять отрицательный ответ Финляндии, как не может и отказаться от притязаний на острова в Финском заливе, поскольку они имеют громадное стратегическое значение для безопасности Советского Союза.

Это был последний этап длившихся около года переговоров о гарантиях Финляндии в укреплении безопасности Советского Союза; переговоры о торговом соглашении также были прерваны. Кроме того, Советский Союз не дал своего согласия на возведение оборонительных сооружений на Аландских островах.

Эти переговоры продемонстрировали, что Советский Союз настойчиво требует от Финляндии согласиться на определенное ограничение ее прав в использовании своей территории, а Финляндия с равным упорством противится выдвинутым предложениям. После войны, когда Финляндия была обязана, на основании нового договора, уступить гораздо большую территорию, финская позиция 1938–1939 годов была подвергнута критике. И все же в тот период другой подход к проблеме вряд ли был возможен. Пока существует вера в международное право и обязательный характер подписанных договоров, не допускается возможность того, что великое государство станет притязать под угрозой применения силы на обладание территорией другого государства. Финский парламент не позволил бы себе принять предложения такого рода, если бы правительство вынесло их на его рассмотрение. Неизвестно, предотвратили бы уступки, сделанные на этой стадии, предъявление новых требований. В самом деле, в ходе переговоров советские притязания увеличивались, а не сближались с финской позицией.

Требования СССР, предъявленные в ходе этих переговоров, не были представлены на рассмотрение парламенту. Возможно, долгом правительства было сделать такой шаг, поскольку переговоры имели решающее значение для будущего страны, а также определяли состояние войны или мира. Но советские участники постоянно делали акцент на том, что переговоры должны оставаться конфиденциальными и секретными. Это мнение было еще раз подчеркнуто народным комиссаром внешней торговли Микояном. Финское правительство не считало возможным нарушить условие о конфиденциальности переговоров, и по этой причине они не были вынесены на рассмотрение парламентской комиссии по внешнеполитическим вопросам.

Таким образом, финское правительство отклонило предложения, выдвинутые Советским Союзом, которые могли нарушить политику нейтралитета, которой она следовала. Описанный ниже инцидент, который произошел весной того же 1939 года, наглядно демонстрирует, что правительство соблюдало те же принципы и в отношении предложений, полученных от других стран.

Фон Риббентроп, германский министр иностранных дел, предложил 28 апреля финскому послу в Берлине Аарне Войонмаа заключить между нашими странами пакт о ненападении. Несколькими днями позже посольство получило проект такого пакта. Тогда Германия сделала аналогичные предложения целому ряду стран, включая три скандинавских государства. По инициативе шведского правительства министры иностранных дел Скандинавских стран собрались в Стокгольме, чтобы обсудить эти предложения. В процессе взаимных консультаций 9 мая была выработана резолюция, в которой констатировалось, что Скандинавские страны желают остаться в стороне от любых блоков, которые могут возникнуть в Европе. Министры иностранных дел особо подчеркнули надежду своих стран, что все государства будут уважать их нейтралитет так же, как они уважают неприкосновенность других государств.

Финское правительство ответило на германское предложение 16 мая, выразив свое удовлетворение тем, что Германия намеревается уважать неприкосновенность и независимость Финляндии. Поскольку Финляндия стремится быть в стороне от блоков, чтобы избежать втягивания в возможную войну, она считает предложенное соглашение излишним, поскольку не сомневается в заинтересованности Германии в сохранении сложившихся отношений с северными странами.

Швеция и Норвегия также не приняли германское предложение. Дания заключила с Германией пакт о ненападении, но это не остановило Германию от вторжения в Данию ровно год спустя.

Война стучится в двери Финляндии

Переговоры, которые были описаны в предшествующей главе, не были отдельным феноменом; они были самым тесным образом связаны с общей напряженностью в европейской политике.

В то время как переговоры между Финляндией и Советским Союзом шли то в Хельсинки, то в Москве, европейский политический горизонт быстро темнел. Политика гитлеровской Германии стала принимать куда более угрожающий характер, чем когда – либо ранее. В марте 1938 года ее войска вступили в Австрию, где был установлен национал – социалистский порядок. Затем Германия взбудоражила мир чехословацким вопросом. Это был вопрос этнических немцев, проживавших в западной и северной областях Чехословакии, так называемых судетских немцев. В ходе пропагандистской войны Германия заявила, что они подвергаются репрессиям, и потребовала, чтобы эти области были присоединены к Германии. Англия и Франция вмешались в конфликт. Британский премьер – министр Невилл Чемберлен совершил три поездки в Германию со своим неизменным зонтиком: в Берхтесгаден[3 - Берхтесгаден – город на юго – востоке Баварии, недалеко от австрийской границы, где находилось высокогорное убежище Гитлера – Бергхоф.], Родесбери и, наконец, в Мюнхен, чтобы урегулировать вопрос лично с Гитлером. Во время последней встречи, на которой также присутствовал французский премьер Эдуард Даладье, 30 сентября 1938 года было подписано злополучное Мюнхенское соглашение. Регион, населенный судетскими немцами, был включен в состав Германии без единого выстрела. Но «умиротворение» сработало на короткий промежуток времени. Полгода спустя Германия выдвинула требование ликвидации всей Чехословакии. После драматичных полночных переговоров между Гитлером и президентом Чехословакии Эмилем Гахой Германия 15 марта 1939 года вторглась своими танковыми дивизиями в Чехословакию, которая прекратила свое существование как независимое государство. Теперь стало ясно, что начало войны представляет собой только вопрос времени.

Угроза войны усилилась, и великие государства осознали, что Советский Союз может занять важную позицию в раскладе сил. Не позднее марта 1939 года Франция и Англия начали переговоры с Советским Союзом о сотрудничестве против Германии. Не очень много сведений об этих переговорах доходило до нас из Москвы. Но кое – что удалось узнать: Советский Союз требует включить в договор положение, в соответствии с которым малые страны, и среди них Финляндия, должны получить гарантии союзных великих государств на случай нападения. В случае таких «гарантий» резко возрастала вероятность вмешательства во внутренние дела малых государств, вплоть до оказания военной помощи без их просьбы (то есть оккупация); и это предложение вызвало большое беспокойство в Финляндии и в других странах. В конце концов договор о союзе между западными государствами и Советским Союзом не был заключен; возможно, именно вопрос о гарантиях и стал одной из причин срыва переговоров.

Тогда произошло изменение в советском руководстве иностранными делами. Вместо Литвинова народным комиссаром по иностранным делам стал Молотов. Это было воспринято как сдвиг во внешней политике Советского Союза.

В то самое время, когда страны Запада участвовали в переговорах в Москве, Советский Союз вел переговоры с Германией. Для всего мира стало полной неожиданностью, когда он узнал 23 августа 1939 года, что Германия и Советский Союз подписали пакт о ненападении и процедуре улаживания разногласий. Мне случилось в тот момент быть в Осло, где я участвовал в конференции лейбористских партий Скандинавских стран. Первоначальное отношение к этой новости у всех было почти ироническим. Бывшие заклятые враги, коммунисты Советского Союза и национал – социалисты Германии, стали союзниками! Это казалось поводом для многочисленных насмешек; никто представить себе не мог, какие зловещие последствия принесет это соглашение. Возвращаясь поездом в Стокгольм, я разговорился с Густавом Мёллером, в то время министром труда Швеции, и мы не нашли никакого рационального объяснения такому поразительному шагу. В Финляндии же публикации о пакте поначалу никого не озаботили. Напротив, господствовало мнение, что теперь сохранение мира дело решенное, если два могущественных соседа заключили союз.

Но не прошло и недели после подписания, как стало ясно, что является целью этого пакта. Пакт открыл перед Германией возможность начать войну против Польши, не опасаясь ведения войны на два фронта. Предметом разногласий стал Данцигский коридор[4 - Данцигский коридор (также Польский коридор) – название полосы земли, полученной Польшей по Версальскому мирному договору 1919 г. и дававшей ей доступ к Балтийскому морю.]. Страны Запада гарантировали Польше неприкосновенность, но 1 сентября германская армия перешла польскую границу. Третьего сентября Англия и Франция объявили войну Германии, хотя не обладали реальной возможностью оказать помощь Польше. Сопротивление Польши было сломлено за несколько недель.

Сразу после начала войны финское правительство опубликовало декларацию о нейтралитете, утверждая, что намерено следовать политике полного неучастия в войне. Декларация была сначала выпущена от лица Финляндии, а затем совместно со Скандинавскими странами.

Советский Союз хранил нейтралитет две недели, но 17 сентября он направил войска в восточную часть Польши. В тот же день народный комиссар иностранных дел Молотов вручил Ирьё – Коскинену, финскому послу в Москве, уведомление о том, что в своих отношениях с Финляндией Советский Союз будет следовать политике нейтралитета. По этому случаю министр иностранных дел Эркко заявил через финское агентство новостей, что это уведомление воспринято в Финляндии «с большим удовлетворением», «оно находится в гармонии с духом мирного и дружественного обмена мнениями, который Финляндия проводит с народным комиссаром иностранных дел». Финляндия надеялась избежать войны.

В качестве доказательства атмосферы доверия, которым была наполнена финская жизнь даже в конце лета 1939 года, следует упомянуть тот факт, что я готовился представить на рассмотрение парламента проект бюджета на следующий год, составленный обычным образом. Правительство пребывало в уверенности, что в Европе сохранится мир, будет продолжаться только «война нервов», которая велась уже в течение целого года. Но 8 сентября, когда я произносил перед парламентом бюджетное послание, ситуация полностью изменилась. В своей речи я сказал о том, что из – за разразившейся войны и резкого сокращения в связи с этим объема внешней торговли государственные доходы значительно сократятся, а поэтому и расходы должны быть соответственно сокращены. Я выразил надежду, что сокращение будет осуществлено по договоренности с правительством. Но оппозиция открыла по правительству огонь из всех орудий, обвинив его в некомпетентности при составлении бюджета. Правительство, по ее мнению, не приняло во внимание то, что мы находимся на пороге войны – как будто момент ее начала можно заранее определить! На это можно было возразить, что если оппозиция была в этом уверена, то ей следовало предупредить правительство заранее. Но теперь проект бюджета должен был быть пересмотрен. Вместе с Дж. В. Минни, советником министерства финансов, курировавшим вопросы бюджетной политики, мы посвятили две недели переработке всех статей бюджета. Нам удалось найти возможность сократить государственные расходы более чем на 700 миллионов марок. Эти предложения по сокращению были представлены на рассмотрение финансовой комиссии парламента. С целью компенсации уменьшившихся таможенных поступлений правительство обязали представить предложения по увеличению налоговых поступлений.

Тот же дух самоуверенности, если не сказать беззаботности, царил в отношении наших оборонных мероприятий. Не далее как в 1935 году, насколько я помню, была одобрена программа закупок, призванная заполнить самые вопиющие пробелы в армейском имуществе. Согласно этой программе начиная с 1938 года предполагалось израсходовать общую сумму в 1158 миллионов марок для приобретения армейского имущества. Но скоро стало ясно, что эта сумма недостаточна, поэтому в 1937 году была образована новая комиссия по делам армейского имущества для разработки специальной программы. По рекомендации правительства парламент в мае 1938 года одобрил новую программу приобретения имущества для армии, согласно которой должна была быть ассигнована общая сумма в 2710 миллионов марок на приобретение в 1938–1944 годах армейского имущества и другие оборонные нужды. Из этой суммы 460 миллионов марок приходилось на 1938 год; на 1939–1943 годы выделялось по 400 миллионов ежегодно; а на 1944 год – 250 миллионов. Проект был принят и стал законом. Но из предусмотренных им сумм лишь небольшие средства были использованы к сентябрю 1939 года, так что армия была лишена совершенно необходимого ей имущества в то время, когда она в этом особенно нуждалась.

Но все же были сделаны попытки принять во внимание неопределенную политическую ситуацию: весной 1939 года парламент принял несколько законов, вызванных предвидением возможного начала войны. Среди них следует упомянуть законы о национальной безопасности, об обязательном труде, о гражданской обороне и об интенсификации оборонной готовности в военное время.