Сирийский экспресс

– После рождения! – со значением ответил Рустем.

– Повезло водиле, не иначе как в рубашке родился. Вручи ему на память о чудесном спасении теплый тельник, пусть нас помнит!

– Ага, товарищ командир, как тельник подарим, так и все остальные водилы разом головой вниз в море и побултыхаются в погоне за легкой наживой! – улыбнулся Рустем.

– А ты скажи, что это у нас последний, остальным только чугунные балясины, чтобы долго не мучились! – в тон ему ответил командир.

Доктор ушел, а Шубин некоторое время приходил в себя от пережитого, смотрел, как по стеклу окна ходовой рубки весело бежали вниз струйки дождя. Вначале их было мало, но вскоре они уже сплошным потоком заливали все стекло.

Вообще-то в обычное время на большие десантные корабли медицинским работником назначали фельдшеров в мичманском звании. Однако на корабли «экспресса» ввиду возможного начала в любой момент боевых действий часто прикомандировывали дипломированных врачей.

Что касается капитана медицинской службы Рустема Еналеева, по кличке Сбитый летчик, был он не только первоклассным хирургом, но и оригиналом. Парень он был боевой. За плечами дока были дизельные и атомные атомоходы, две операции по удалению аппендицита на боевой службе и многое другое. При этом Рустем отличался поразительным упрямством и абсолютным отсутствием чинопочитания. Эти его качества, помноженные на огромную любвеобильность, включавшую помимо множества мимолетных романов три или четыре женитьбы (сколько точно, док сам постоянно путал), поставили жирный крест на его карьере. В интимной жизни Рустем был мужчина достаточно скрытный. О том, что у него случился оргазм, девушки обычно узнавали только по двум полоскам на тесте… Но из-за умения энергично орудовать скальпелем до поры до времени Рустему многое прощалось. Только тогда, когда он обрюхатил дочку одного из североморских адмиралов и наглым образом отказался идти с ней под венец, заявив, что еще не нашел той единственной, которой навсегда отдаст свое медицинское сердце, только тогда был адмиральским пинком выброшен он на заштатную береговую базу под Новороссийск. Тогда-то в припадке меланхолии Рустем и вытатуировал на члене понравившуюся ему в одном американском фильме сакраментальную фразу «Приглашаю на борт!» Татуировка производила магическое впечатление на всех его новых подруг, снискав доку славу первого плейбоя окрестных мест.

Наверное, служебный путь Рустема Еналеева так бы и закончился на забытой богом береговой базе, но началась война в Сирии, раскочегарился «экспресс», понадобились опытные хирурги (которые, как известно, всегда в дефиците), тогда-то и вспомнили о ссыльном враче.

«Кострома» сразу пришлась Рустему по душе, как пришелся по душе и он старым «костромичам». На бербазу Еналеев возвращаться категорически не желал и фактически прижился на «Костроме», став полноправным членом экипажа. Как всякий уважающий себя доктор, Рустем жил непосредственно в лазарете. Там же рядом обитал и его неразлучный друг фельдшер Сергей Теребов.

– Ноги в тапочки всунул и уже на боевом посту! – говорили они не без гордости.

Медблок на «Костроме» был расположен слева по борту на первой нижней палубе. Рядом посредине первой палубы (чтобы меньше качало) располагалась и операционная.

Вскоре опыт и квалификация взяли свое, и Рустем стал неофициальным авторитетом местного военно-медицинского сообщества. Врачи с соседних кораблей валили пошушукаться к нему гурьбой. Кому-то он давал советы, кого-то чему-то учил, с кем-то просто пил и ходил по бабам. Впрочем, все «костромской док» делал одинаково профессионально. Шубин пытался однажды провести с Рустемом воспитательную работу относительно геометрически возрастающего количества женщин в его врачебной судьбе. На что Сбитый летчик, честно глядя в глаза, заявил:

– Вот вы, Владимир Михайлович, нашли ли ту, которой отдали навеки свое сердце?

– Разумеется, нашел, это моя жена!

– Значит, вы везунчик, – развел руками Рустем. – А я, увы, все еще пребываю в решительном поиске!

На этом Шубин воспитательную работу с врачом и завершил, ибо не следует мешать человеку в его творческих исканиях.

Он закрыл глаза. Ах, как бы он хотел оказаться сейчас рядом с женой и детьми в Севастополе, а еще лучше в родном Домодедове, дышать лесным воздухом Подмосковья и слушать пение птиц.

А погода разошлась не на шутку. Качало так, что с вахтенного столика полетели на палубу и карта, и вахтенный журнал с параллельной линейкой.

…«Хорошо, что водитель оказался за бортом на полчаса раньше, а то бы при таком дожде вряд ли его нашли», – думалось Шубину, глядя в заливаемое потоками дождя окно ходовой рубки. Слава богу, что сегодня он не нарушил главного морского закона – сколько людей ушло в море, столько должно и вернуться».

– Вызови ко мне майора Почтарева, водитель как-никак его креатура, – обернулся он к матросу-рассыльному. – И пусть вестовой принесет два «адвоката»!

«Адвокатом» на флоте традиционно именуют крепчайший сладкий чай с лимоном, который хорошо бодрит в ночную и промозглую погоду.

Поднявшийся по трапу в ходовую рубку Почтарев был явно подавлен происшедшим, и проводить с ним какую-либо воспитательную работу Шубину сразу расхотелось. Да и какой от этого толк, если через несколько суток они распрощаются и, скорее всего, уже навсегда.

Некоторое время оба молчали. Первым нарушил молчание Почтарев:

– Огромное спасибо, товарищ капитан 2-го ранга, за спасение водителя! Если бы не ваш опыт и мастерство, он бы наверняка погиб! – начал Почтарев свой оправдательный монолог.

– Если бы вы, майор, лучше контролировали своих людей, не понадобился бы ни мой опыт, ни мастерство! – не слишком тактично оборвал его Шубин.

– Да я все понимаю и своей вины не отрицаю! – еще больше понурился Почтарев.

– Прошу «добро»! – Это поднявшийся по трапу вестовой принес два дымящихся стакана чая в подстаканниках.

– Угощайтесь, наш флотский «адвокат» от всех напастей помогает, в том числе и от моральных! – грустно усмехнулся Шубин.

Из последующего разговора выяснилось, что Почтареву подчинили водителей «скорых» в самый последний момент перед погрузкой, и он даже не успел их толком рассмотреть, выяснилось, что у водителей есть свой старший, но толку от него никакого.

– Честно говоря, я впервые так, накоротке, общаюсь с настоящим сапером. Вот в чем, например, специфика вашей службы?

– Главная черта сапера – это прежде всего дружелюбие, – улыбнувшись, ответил Почтарев. – Сапер – добрый волшебник Вооруженных сил. Он всегда появляется в самый нужный момент, делает свое доброе дело и уходит помогать другим нуждающимся.

– Ну, а почему именно волшебник, а не помощник? – удивился Матюшкин.

– Настоящий сапер обладает тайными знаниями в области выкапывания, закапывания, взрывания и минирования. Если минное поле для танкиста и мотострелка это: «Все, пиз. ц, приехали!», то для сапера шестьсот килограммов тротила это: «Будет чем печку топить!» При этом мы традиционалисты и консерваторы. К современной технике относимся весьма спокойно, полагаясь прежде всего на старые добрые: лопату, топор и взрывчатку, с помощью которых и творим свое волшебство.

– Но ведь настоящие волшебники творят в одиночку, не так ли?

– Именно так, – кивнул головой Почтарев, – поэтому от того же мотострелка сапер отличается полным отсутствием чувства коллективизма, хотя при необходимости можем припахать всех, кого поймаем. Ну и конечно же мы свято чтим технику безопасности, ибо, как всем известно, сапер ошибается только раз в жизни. Ну а что характерно для вас, моряков?

Шубин на минуту задумался, почесал затылок:

– Да так сразу и не скажешь, в нашей большой стае много всякого разного. Пожалуй, что общее для всего флотского люда – повседневная неугомонность. Моряк – это большой ребенок, только дорвавшийся не до игрушки, а до нескончаемого приключения продолжительностью в жизнь. В отличие от вас, саперов, мы, наоборот, законченные коллективисты. Артельно делаем все, ибо такова специфика морской службы. При этом настоящий моряк в душе всегда обожает современную технику и любит ее изучать, но никогда в этом никому не признается, предпочитая свято чтить старые морские традиции, уходящие к романтике парусов, медных пушек и манильских тросов. Так что традиционализм и здоровый консерватизм нас с вами объединяет.

– Были бы на берегу, был бы повод выпить! – несколько нервно рассмеялся Почтарев, который еще до конца не отошел от истории с падением за борт водителя «скорой».

– Ладно, обошлось и то хорошо, проехали! – махнул рукой, понимая состояние майора, Шубин. – Время позднее, идете в каюту, отдыхайте.

– А вы когда отдыхать будете? – участливо спросил Почтарев, ставя пустой стакан на штурманский столик.

– Мне отдыхать не положено по определению. Хватает того, что на еду, да в гальюн помощник подменяет.

– И сколько вы так можете непрерывно торчать здесь? – искренне удивился майор.

– А сколько будем в море, столько и буду. Впрочем, ничего страшного в этом нет, человек, как известно, ко всему привыкает, даже к командирству! – искренне рассмеялся Шубин. – Спокойной ночи, надеюсь, что больше никто из ваших уже не полезет любоваться штормовыми красотами.

– Спокойной вахты и вам, – вздохнул Почтарев и тенью исчез в проеме люка.

Майор ушел, и Шубин остался наедине со своими мыслями. Сразу вспомнились слова оперативного о последнем походе. Всезнающий Собора, оказывается, уже был в курсе последних новостей…

Позавчера, сразу же по приходе в Новороссийск, к Шубину прибыл полковник-кадровик из штаба Южного округа. Как он заявил, «для серьезного разговора». Начал издалека, о том, что Шубину уже тридцать пять, а значит, в академию ему путь уже заказан. Ну, а на заочный факультет командира корабля, да еще с «сирийского экспресса», никто никогда не отпустит.

– Однако, – сказал кадровик, выдержав классическую вахтанговскую паузу, – мы знаем вас, Владимир Михайлович, как опытного и грамотного командира, а потому предлагаем должность заместителя начальника военно-морского отдела в штабе округа. Штатная категория – капитан 1-го ранга, круг обязанностей – организация «экспресса», то есть дело вам знакомое. Одновременно с приказом о назначении пошлем и представление на звание.

Шубин невольно бросил взгляд на висевшую над рабочим столом фотографию жены.

Кадровик был калачом тертым и мгновенно перехватил взгляд.

– Бытовой вопрос также не проблема. В спальном районе Ростова уже освобождена служебная трешка. При этом я вас не тороплю, сходите еще раз в Тартус, все хорошо обдумайте, посоветуйтесь с женой. Впрочем, полагаю, что думать здесь много не надо, второй раз такую должность уже никто никогда не предложит. А потому по возвращении жду вашего решения. Уверен, оно будет положительным.