Гангут (Собрание сочинений)

Поэтому для упорядочения деятельности команды уставом вменялось в обязанности командирам кораблей "главнейшим делом" расписать "всю команду на три равные части по вахтам, а вахты по парусам, орудиям и т. п." Надо отметить, что с петровских времен почти до конца XVIII века русские моряки применяли так называемое морское исчисление времени, в котором сутки начинались с полудня предшествующего дня по гражданскому календарю. Морское счисление опережало гражданский календарь на 12 часов, но для моряков было более удобным.

При хорошем ветре и относительно спокойно море дежурная вахта находилась на верхней палубе в готовности, в то время как свободная занималась корабельными делами или отдыхала. При общих авральных работах наверх вызывались все вахты. В холодную погоду вахту могли сократить до двух часов. Если ветер был попутный, то вахтенные матросы могли и отдохнуть. Намного хуже было, если ветер был противный, тогда идти вперед парусное судно могло только с помощью лавировки, для захвата касательного ветра в паруса. Занятие это было не только чрезвычайно утомительным, но и физически трудным, так как приходилось за вахту подниматься на мачты до десятка раз. Если же погода была холодна, а ветер был свежий, это выматывало матросов до полного изнеможения.

Правила о салютах или, как тогда называли, о «поздравлениях пушками», в течение первой четверти XVIII века, определялись несколькими постановлениями, которые, однако же, на практике никогда строго не исполнялись. Так, в 1710 году положено, что крепость должна салютовать первому адмиралу 7-ю, а прочим флагманам 5-ю выстрелами, и они должны отвечать ей тем же числом. Партикулярные же корабли должны салютовать крепости 5-ю выстрелами, а она им отвечала тремя. Но вслед за утверждением этого постановления оно было нарушено, и суда салютовали почти всегда большим числом выстрелов.

От иностранных коммерческих кораблей требовали, чтобы, подходя к нашим крепостям, они опускали фор или грот-марсель «вместо поклона» и подбирали вымпел. При встрече же с нашими военными судами, иностранные купцы, кроме спуска марселя, должны были, если имели пушки, салютовать, а флагманы им отвечать двумя выстрелами менее.

В 1710 году, в случае встречи наших архангельских фрегатов с иностранными судами, велено было: «французским, английским и испанским судам почтения не чинить». Но через два года, когда предполагалось несколько судов Азовского флота перевести в Балтийское море, то им предписывалось, В случае прихода в иностранные порты, «кумплемент отдавать, смотря на английские и французские поступки, чтобы чести флага не учинить афронта». С Данией (в 1710 г.), с Голландией (в 1716 г.) и со Швецией, при заключении Ништадтского мира, о правилах салюта были заключены трактаты; но условия со Швецией были так неопределенны, что, при первом же применении их на практике, возбудили недоразумения и вызвали со стороны русского правительства распоряжение, чтобы при размене салютов со шведами отвечать всегда одним выстрелом менее.

* * *

Флот, как известно, не может существовать без кораблей, но и корабли, в свою очередь, не могут существовать без портов, где их готовят к плаванию и где они чинятся в после возвращения с моря. Жизнь портовых портов России при Петре была весьма отличной от жизни обычных российских городов. Здесь все было иначе…

Главная задача каждого порта – подготовить суда и команды к плаванию, а после окончания оного дать им приют, ремонт и отдохновение. В портах суда отстаивались и хранились между компаниями. И если на теплом Черном море наши моряки старались плавать круглогодично, а потому и чинились соответственно постепенно в течение целого года, то на замерзающей Балтике все было иначе. В Кронштадте, как мы уже говорили, корабли и суда на зиму консервировали.

Адмиралтейство – это целый мир, живущий по своим, только ему присущим законам. С раннего утра до поздней ночи здесь снуют люди. Кажется, что все движутся хаотично, но на самом деле у каждого из снующих, есть свое дело и каждый знает, как его делать быстро и толково. Помимо самих верфей, где воздвигаются корабельные короба, в адмиралтействе имеются всевозможные вспомогательные мастерские. Их такое множество, что не посвященный все и не упомнит: весельные, блоковые, столярные и парусные, резные, котельные, кузнечные и домкратные, буровые и инструментальные, якорные, меховые, фонарные и оконные, молярные, компасные, конопатные и бочарные, пильные, свечные и брандспойтные… В каждой мастерской кипит своя работа – опытные мастера и ученики-подмастерья обеспечивают российский флот всем, что ему необходимо. Рядом с адмиралтействами рабочие и матросские слободки. Там живут семейные рабочие и нижние чины.

Зимовка флота в порту требовала больших помещений и для размещения личного состава. Для этого Петр Первый еще в 1712 году велел собрать со всех губернией для строительства жилья на острове Котлин три тысячи строителей. С тех пор казармы в Кронштадте строились постоянно. Строились дома и для офицеров.

Военный порт должен быть во всегдашней готовности к войне, а потому он защищен фортами и береговыми батареями. Военный порт – убежище и дом для флота, там моряки должны чувствовать себя в полнейшей безопасности. Поэтому большое внимание портовые власти всегда уделяли предупреждению пожаров, которые в эпоху парусного флота были сущим бичом, набитых порохом деревянных судов. Деревянные корпуса и паруса загорались в одно мгновение, и огромные корабли сгорали свечками в какие-то минуты. В тесноте гавани загоревшееся судно грозило стать источником пожара и для стоявших рядом судов. История российского флота знает немало случаев, когда при пожаре на одном лишь судне сгорали целые эскадры! Поэтому отношение к огню на русском флоте (как впрочем, и на всех других) было особо строгое и особенно в портах.

Поэтому на стоящих в портах судах во избежание пожаров категорически запрещалось даже курить. Наказание за это было жесточайшим, невзирая на чины и былые заслуги!

Курить офицерам и матросам (в этом деле исключений не делалось ни для кого!) дозволялось только в караульном доме на брандвахте, а так же за гаванью у бочек, поставленных на рейде. Поэтому в конце дня у этих бочек неизменно собирались шлюпки до отказа забитые курильщиками, которые, пыхтя глиняными и пеньковыми трубками, так отводили свою душу. Нарушители порядка курения наказывались безжалостно. Офицеров и унтер- офицеров нещадно штрафовали. А для того, чтобы отношение хулиганствующим курильщикам было соответствующее, начальники поступали вполне логично – при взимании штрафа, четверть его отдавалась доносителю. Матросов-курильщиков, с которых и взять-то было нечего, нещадно пороли в назидание сотоварищам. Может быть, именно из-за этого среди матросов (да и офицеров) парусного флота в ходу был не столько курительный, сколько жевательный табак. Любой огонь на стоящем в порту судне можно было разводить только с личного разрешения командира брандвахты, который присылал специально подготовленного унтер-офицера – «огневого». Огонь разводился только в присутствии последнего и при нем же должен был быть потушен. За самовольное разведение огня капитанов наказывали строжайше. Для тушения пожаров на каждой брандвахте имелись специальные портовые баркасы с брандсбойтами. Пожарные баркасы надлежало содержать во всегдашней готовности и днем, и ночью.

Горячую пищу для команд стоящих в гавани судов, по этой причине, варили в специальных портовых кухнях, находящихся в гавани под надзором тех же «огневых» и под присмотром командира брандвахты.

Еще в 1705 году на Адмиралтейском острове приступили к постройке первых 120 домов для проживания морских офицеров. Строительство велось в крайне тяжёлых физико-географических и климатических условиях, в большой спешке и отличалось низким качеством жилья, что впоследствии, сказалось на здоровье новосёлов. Ну а как жили морские офицеры на берегу? Известно, что еще в 1705 году для морских офицеров в Петербурге было поставлено 100 изб. В последующие годы строительство изб для офицеров, «с удобствами», несмотря, на имеющие трудности продолжилось. Размер отводимого участка под строительство дома, прежде всего, зависел от чина и должности новосёла.

Внутренняя планировка домов была проста. Входные двери прямо с улицы вели в тамбур, направо вход в две жилые комнаты одинаковой площади, налево в столовую и кухню. Двор застраивался хозяйственными постройками: бревенчатыми поварнями, пекарнями, погребами, сараями, хлевами, «со всякой скотины стойло», птичники и бани. Такие же дома-флигели строили для офицеров и их семей и в других военных портах. Женатые офицеры при каждом удобном случае старались обзавестись домашним скотом и хотя бы небольшим огородиком, с помощью которых можно было легче выживать. К ведению хозяйства, как могли, привлекали матросов.

* * *

Русский гребной флот имел, в отличие от корабельного флота, свои особенности, как в конструкции судов, так и в тактике их действий.

Первая галера для Балтийского флота была заложена на Олонецкой верфи 29 июля 1703 года в присутствии самого Петра. С этого момента темп и масштабы строительства галер непрерывно наращивался до конца Северной войны. Общее количество галер построенных к концу войну достигло двухсот. В петровском флоте гребные суда подразделялись на галеры, полугалеры и скампавеи. Принципиальных различий эти суда не имели. Как правило, скампавеи и полугалеры имели меньшие размеры, чем галеры. Однако в документах упоминаются скампавеи, имеющие порой большие размеры, чем галеры. При этом в различных документах петровского времени одно и то же судно зачастую именовали в одном случае галерой, в другом скампавеей. Историк русского флота Ф.Ф. Веселаго в своем знаменитом справочнике судов объединил и галеры, и полугалеры, и скампавеии вместе.

С 1711 года галеры строились в Выборге, с 1712 года еще и в Санкт- Петербурге. В первые годы Северной войны точного учета построенных галер не велось, по этой причине до нас не дошли названия большинства галер, не говоря уже об их характеристиках.

В эпоху Петра Первого в России строились 16-, 18- и 19-баночные галеры. Длина их составляла от 30 до 33,5 метров, а ширина от 5,3 до 5,6 метров. При этом осадка галеры без груза составляла до полуметра, а, с грузом до полутора метров. Это давало возможность действовать на мелководье у берега.

При этом галеры петровского флота галеры строились по французским, венецианским и турецким проектам (как тогда говорили «манирам»). Большинство галер эпохи гангутских событий были «турецкого маниру». Такой выбор не был случайным. Турецкие галеры отличались легким ходом и хорошей маневренностью, при этом их мореходность из-за низких бортов оставляла желать много лучшего. Поэтому в свежую погоду выходить в море галерам «турецкого маниру» не рекомендовалось. Однако трагедии все равно были не редки, и только осенью 1714 году в шторм затонуло 16 скампавей «турецкого маниру».

Особенностью галер была и их весьма малая автономность. Большое количество людей на борту (морская команда, солдаты и гребцы) потребляли столь большое количество продуктов и воды, что за каждым отрядом галер даже на непродолжительном переходе должны были следовать суда снабжения. Это значительно сужало оперативные и тактические особенности гребного флота.

В отличие от корабельного парусного флота гребной флот имел собственную терминологию. Носовая часть галеры – таран именовался "шпироном", баковая надстройка, закрывавшая носовые орудия и артиллеристов, – "рамбат". Вынесенные за борта на специальных кницах брусья со штыревыми уключинами (шкармами) для вёсел назывались "постицы". По диаметральной плоскости галеры от рамбата до тендалета (лёгкого навеса на юте) шёл помост – "куршея". Фок-мачта на галере называлась "тринкет", грот-мачта – "майстра", бизань-мачта – "мезана".

Скампавея Балтийского флота

Типичная галера «турецкого маниру» являлась килевым судном с длинным, узким корпусом, возвышаясь над уровнем воды на полтора-два метра. В носу галеры был сделан, напоминавший таран носовой выступ – шпирон. К шпирону крепился передний конец реи (райны), державший парус фок- мачты. На гребном флоте ее именовали тринкетовой мачтой. Вторая мачта располагалась в середине судна. Парусное вооружение на галерах было латинским (косым).

За шпироном в носовой части галер имелся помост, где устанавливались орудия крупного калибра. При этом самое мощное орудие устанавливалось для лучшей центровки посредине. Из носа в корму галеры шел еще один помост – куршея, который покрывался просмоленной парусиной. По куршеи передвигались люди, перетаскивали грузы. Слева и справа от куршейного помоста располагались скамьи-банки для гребцов. Одним концом они врезались в борт, а другим – в куршею.

Банки на русских судах ставились под углом 81–83° к борту в нос. У каждой банки предусматривались подножки для упора ног ("ступени"). На корме галеры располагалась небольшая надстройка, образованная деревянными брусами, над которыми натягивалась палатка – тендалет. Вдоль бортов галеры шли два бруса-постицы, вынесенные на специальных кницах-бакалярах. На постицы насаживались штыревые уключины для весел. Являвшиеся главным движителем галер весла были весьма массивны. Их вес достигал 90 кг, длина же до 13 метров. Изготовлялись весла из цельного дерева. Поскольку толщина весла не позволяла гребцам грести, обхватив его ладонями, к нему крепился брус с выточенными в нем круглыми ручками.

Поэтому за каждым веслом сидело от трех до пяти гребцов, в зависимости от размеров галеры. Опытные гребцы, работая слаженно и синхронно, делали до 25 гребков в минуту, что позволяло галерам развивать скорость до 6 узлов. Однако долго грести в быстром темпе гребцы не могли. Поэтому хороший ход галеры могли держать весьма непродолжительное время. При периодической замене опытных гребцов галера могла пройти за день до 40 миль.

Парус имел на гребном флоте всегда вспомогательную функцию. Его старались использовать, прежде всего, во время больших переходов, сберегая силы гребцам, весла при этом убирались.

Главными навигационными приборами, как и на корабельном флоте, являлись магнитный компас, капитанские солнечные часы, песочные часы, ручной лаг, до лот.

Как и полагалось, галеры несли флаги и вымпела. Кормовой флаг представлял собой красное полотнище с косицами, в верхнем крыже которого в белом прямоугольнике помещался синий Андреевский крест. Для передачи сигналов на галерах имелись особые сигнальные флаги, которые также служили флагами и расцвечивания в торжественные дни. По возможности галеры старались совершать лишь однодневные переходы вдоль берега, а на ночь проводили на якоре у берега. Если предоставлялась возможность, то часть команды вечером свозилась на берег, для ночлега и отдыха. В штормовую погоду галеры старались вытаскивать на берег.

Так как из-за наличия весел, установить вдоль бортов орудия не представлялось возможным, артиллерийское вооружение галер было достаточно слабым. Одно-два орудия большого или среднего калибра устанавливалось в носу галеры. Обычно по центру больших галер ставили одну 18-фунтовую или 24-фунтовую пушку, а ближе к бортам две 12фунтовые пушки. На более мелких галерах – одну 12-фунтовую и две 6- или 8фунтовые пушки. Иногда на носовом помосте ставились 3–6 фунтовые мортиры. Помимо этого на куршее ставили 2-фунтовые и 3-фунтовые пушки на вертлюжных (поворачивающихся) установках, которые именовались «басами».

В силу этого в морском артиллерийском бою любой линейный корабль мог гарантированно уничтожить дюжину самых больших галер.

Галера времён Петра I

Поэтому галеры вынуждены были действовать на прибрежном мелководье, где их не могли достать линейные корабли и фрегаты. Обычно, атакуя судно противника, галеры, при подходе к неприятельскому судну, давали залп из носовых орудий. Затем, с концов рей обеих мачт сбрасывались специальные «приступные якоря», которыми галера сцеплялась с вражеским судном, и абордажная команда шла на приступ. Однако, такие столкновения были не часты и в основном галеры использовались в качестве войсковых транспортов и десантных судов.

Глава третья

Моряки петровского флота

Чтобы понять, как жили моряки русского флота в ХУШ веке необходимо, прежде всего, знать, что представлял собой морской офицерский корпус. Во все времена на всех флотах мира именно офицеры определяли лицо флота, его традиции. В первый период существования российского флота дворянство шло туда крайне неохотно, под всеми предлогами предпочитая перевестись в армию. Разумеется, как всегда были энтузиасты и романтики, но большинство кораблей просто боялось. Так, обучавшийся в 1711 году в Голландии навигатор князь М. Голицын писал брату своей жены, чтобы тот ходатайствовал перед генерал-адмиралом Ф.М. Апраксиным об отзыве его на Родину. А если подобное не случится, тогда «от той науки нас морехотцкой отставить, а чтобы учитца какой-нибудь сухопутной». Нелюбовь дворян к морскому делу вполне объяснима, ведь Петр Первый требовал от навигаторов с целью привития практических навыков и умений по управлению кораблём большую часть времени, проводить в море, а это выросшим в барской неге отрокам, прямо скажем, не нравилось.

Сам Петр Первый, хорошо знавший настроения, имевшие место среди дворян, по отношению к морской службе, выразился на сей счет как всегда точно: «При даровом хлебе без принуждения служить не будут». Недаром дворяне в 1730 году, при вхождении герцогини Курляндской Анны Иоанновны на русский трон, единодушно просили у нее полного освобождения от морской службы, на что императрица Анна, кстати, не согласилась. Для лучшего понимания сложившейся ситуации достаточно вспомнить хотя бы хорошо известный телефильм «Табачный капитан».

При этом многие богатые люди стремились откупиться от флота, ежегодно выплачивая государству значительные суммы. Некоторые аристократы, для того чтобы только уволиться с постылой для них морской службы, соглашались даже строить на собственные деньги дорогостоящие административные сооружения. К примеру, 4 ноября 1718 года Адмиралтейств-коллегия приговорила: «За долговременное, будучи за морем морского плавания на обучение князя А.М. Гагарина из матросов отставить, и за то, построить на адмиралтейском острове палаты». Как говориться, хоть шерсти клок…

Дети многих «знатных особ», понимая, что с морской службы при Петре I никаким законным путём не уволиться, стремились в Адмиралтействе, в первую очередь, определиться на береговые должности. В целом, назначение во флот ими рассматривалось, как несчастье, и тверские, владимирские, ярославские и прочие дворяне из внутренних уездов страны не знали «какому святому молиться об избавлении от морской службы». Это отвращение было так сильно, что при преемниках Петра Великого в морские офицеры шли почти исключительно самые бедные, большей частью беспоместные и бескрестьянные однодворцы, то есть представители дворянских низов.

Что же представлял собой офицерский состав парусного русского флота в XVIII-Х1Х веках? Первую категорию составляли собственно флотские офицеры – наиболее привилегированная часть, состоявшая в основном из дворян. Отдельно стояли офицеры морской артиллерии и офицеры-штурмана. На каждом парусном судне российского флота от линейного корабля до посыльного брига офицеры были распределены в определенной должностной иерархии. Разумеется, что на больших судах первого и второго рангов имелся полный комплект должностей, на мелких же он был меньшим, как по количеству, так и по чинам.

Первым по должности на любом судне являлся капитан, которого позднее стали именовать командиром. Второй по должности был капитан-лейтенант. В отличие от капитанских обязанностей, согласно устава, собственных обязанностей у него было не так уж много. Петровский устав гласил, что он «тоже бремя повинен носить, что и капитан…,однако ж, как и другие офицеры, должен он слушать своего капитана. Во время боя капитан-лейтенант распоряжался на нижнем деке, то есть в относительно самом безопасном месте. Сделано это было для того, чтобы в случае гибели или ранении капитана он был в состоянии принять на себя командование судном. Во время плавания капитан-лейтенант руководил штурманами, и был обязан всегда знать, в каком месте находится судно, если плавание проходило в составе эскадры, отвечал за удержание места в строю. Помимо всего этого капитан- лейтенант исполнял постоянные поручения капитана. Именно через него командир судна общался с командой и через него передавал свои указания.

Старший (или первый) лейтенант был определен петровским уставом, как «третий командир на судне». По этой причине он подчинялся только первым двум – капитану и капитан-лейтенанту. Старший лейтенант был обязан присутствовать с капитаном на осмотрах судна, вести роспись матросам по вахтам и на случай боя, лично осматривать судно ночью. Он отвечал за откачку воды из трюма, разбирался со всеми происшествиями на вахтах, присматривал за всякой корабельной работой, следил за режимом прохода на судно и сходе с него, содержал у себя шканечный журнал и все навигационные инструменты, отвечая за их сохранность и исправность. Помимо всего прочего старший лейтенант являлся начальником первой вахты, которая, по обычаю, должна была быть образцом для остальных двух.

Остальные лейтенанты судна (их, как правило, было от двух до четырех) командовали вахтами и являлись вахтенными начальниками. Кроме этого в бою, каждый из них назначался командиром артиллерийской палубы на время боя.

Мичманы заведовали отдельными мачтами и являлись помощниками начальников вахт. Морской устав трактовал их обязанности так: «Мичманы должны быть по своим местам, где они определены будут от командира корабля и указ капитанской и прочих обер-офицеров исполнять и помогать в укладке в корабль всяких вещей, также держать журнал, как и штурманы. Согласно петровскому уставу мичман был обязан для получения чина лейтенанта проплавать на море семь лет. Мичмана российского флота весьма отличались от мичманов, к примеру, английского флота. Если у англичан мичманами были забранные от родителей 12-летние мальчишки, которые занимали положение промежуточное между офицерами и матросами, учась всему сами, то у нас мичмана являлись полноценными офицерами и имели прекрасную теоретическую и морскую подготовку, так как все без исключения являлись выпускниками морского кадетского корпуса, отучившись там по 5–7 лет.

Что касается гребного флота, то в комплектовании команд он существенно отличался от флота корабельного. Обычно на каждой галере находилось до 60 человек палубной команды (офицеры, матросы и артиллеристы), полторы сотни солдат абордажных команд и 250 гребцов. Командирами галер Петр Первый назначил, как правило, опытных галерных капитанов с флотов средиземноморских держав, а в помощники ставил к ним офицеров Преображенского и Семёновского полков. При этом, как правило, подавляющее большинство команды на галерах имели минимальный опыт морской службы. Это считалось нормальным явлением, т. к. галеры действовали непосредственно у побережья, и нескольких опытных моряков было достаточно, чтобы править судном и работать с парусами.

На русских галерах в отличие от других флотов, где в качестве гребцов использовались не невольники, а солдаты пехотных полков. Это давало значительное преимущества. Во-первых, солдаты гребли не из-под палки, а выкладываясь на совесть. Во-вторых, в случае абордажа, они так же брали в руки оружие и присоединялись к штатной абордажной партии, сразу же создавая значительный численный перевес над противником.

* * *