За Родину! За Сталина!

Кто не знает Владимира Познера! Познера Владимира знают все. Он тоже принял участие в праздновании Дня Победы, хоть и с некоторым запозданием. Он счел необходимым напомнить миллионам сограждан, что западные союзники приняли капитуляцию Германии раньше нас. Это произошло 7 мая во французском городе Реймсе, в ставке Эйзенхауэра. Союзники предложили 8 мая объявить о победе и об окончании войны. Да, было такое дело. Но советское руководство не согласилось с этой поспешной, односторонней и суетливой церемонией, в которой от немцев принимали участие второстепенные лица, а от нас поневоле участвовал один только И. А. Суслопаров, всего лишь генерал-майор, начальник нашей военной миссии при штабе союзников. Сталин тогда категорически заявил (Познер об этом, конечно, ни слова): «Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции. Пусть ее подпишет кто-то из главарей бывшего фашистского государства или целая группа нацистов, ответственных за все их злодеяния перед человечеством» (С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Книга вторая. М., 1974. С. 441). Союзникам ничего не оставалось, как принять сталинские условия. И подписание Акта о безоговорочной капитуляции состоялось на другой день в Берлине, занятом Красной Армией. Его подписали высшие военные руководители Германии и приняли высшие военные руководители всех союзников. Днем Победы стало девятое мая.

Прекрасно. Но с какой стати Познер вспомнил о церемонии в Реймсе? Неужели хотел упрекнуть западных союзников? Нет, конечно. Он не был бы Познером, если и тут не придумал бы какую-нибудь гадость и не сунул нам ее в день великого праздника и торжества в лицо. И вот Познер просвещает нас: поскольку, мол, Сталин был недоволен этой церемонией и отверг ее, то Суслопарова немедленно вызвали в Москву и… конечно же, расстреляли. Ведь ничего другого эти познеры и представить себе не могут! На экранах, на страницах газет и книг они расстреливают и отдельных лиц, и тысячи, и десятки тысяч с той же легкостью, с какой Ягода и Агранов проделывали это в жизни. Познер вам и документ представит вроде приставкинской расписки Жданова о масле и колбасе. Разумеется, с генералом Суслопаровым ничего страшного не случилось. С. М. Штеменко вспоминал: «На процедуре подписания Акта о капитуляции присутствовал и И. А. Суслопаров. Здесь он узнал, что Сталин лично по телефону сообщил Вышинскому (прибывшему в Берлин), что не имеет претензий к действиям Суслопарова в Реймсе» (там же, с. 444). В подтверждение этого 7 июня в «Советской России» было напечатано письмо жителя Новоуральска Н. М. Лебедева, который в 60-х годах встречался с генералом Суслопаровым, благополучно выступавшим в их городе с лекциями от общества «Знание».

Итак, лжец пойман за руку. Лебедев пишет: «Мое письмо вряд ли заставит Познера извиниться перед телезрителями». Ну, посмотрим, товарищ Лебедев. Последнее явление Познера на экране внушает некоторые надежды на лучшее. Он там заспорил с коммунистом Тихоновым, депутатом Госдумы, о положении в Белоруссии. Познер побывал там и вот теперь воскликнул: «Как будто я очутился в СССР! Стоят памятники Ленину, Дзержинскому…» Вот что для него самое кошмарное, вот почему они так злобно и беспардонно лгут – от страха и ненависти. Потом, видно, не расслышав чего-то в словах собеседника, он пролепетал: «Я только хотел понять…» И коммунист Тихонов ответил ему, вероятно, к удивлению т. Зюганова: «Скоро вы все поймете!» Да, скоро они поймут, и как относится к ним народ, и кто раздувает антисемитизм, и что ждет их завтра.

Анна и Ганс, жертвы войны

Так завершилась первая вылазка Познера, а вторая его вылазка в праздничные дни – провозглашение идеи поставить памятник «всем погибшим во Второй мировой войне». Это я поддерживаю. Давайте, Владимир Владимирович, начнем, покажем пример. Как будем ставить – один памятник всем или много? Думаю, что нагляднее будет, если много. Вот мое первое предложение. Был в Польше писатель, педагог, врач Януш Корчак, настоящее имя Генрих Гольдшмидт, автор книги «Как любить детей». Он старался спасать детей в Варшавском гетто и вместе с ними в 1942 году погиб в лагере смерти Треблинка. И был, допустим, некто Одило Глобочник, бригаденфюрер СС, начальник всех лагерей смерти на территории Польши. Он, правда, не расстрелян, не сожжен в крематории, а покончил жизнь самоубийством, но все равно жертва войны: если бы не она, он не застрелился бы. Так вот, соорудим памятник и напишем на нем: «Вечная память писателю Янушу Корчаку и бригаденфюреру СС Одило Глобочнику – жертвам Второй мировой войны». Хорошо? Вам нравится?.. Пойдемте дальше. Была еврейская девочка Анна Франк, после которой остался известный всему миру потрясающий дневник. В шестнадцать лет она погибла в лагере Бельзен. И был Ганс Франк, рейхсляйтер Польши, после которого в этой стране осталось 6 миллионов трупов, в частности, он отправил в лагеря смерти 85 процентов польских евреев. Это тоже жертва Второй мировой: в возрасте 46 лет по приговору Нюрнбергского трибунала был повешен. Так вот, соорудим памятник и напишем: «Анне и Гансу, двум незабвенным Франкам. Мир вашему праху. Скорбящие потомки». И это вам по душе, гуманист Познер? Что ж, валяйте дальше сами в том же направлении…

Этот День мы приближали, как могли, с 22 июня

Владимир Познер имеет обыкновение в свою передачу «Времена» в качестве главного собеседника, так называемой «свежей головы», приглашать кого-то из достаточно известных людей. В последнюю перед Днем Победы передачу хорошо было бы пригласить кого-то из участников войны, пока они еще есть, но почему-то в кресле главного собеседника оказался на этот раз народный артист СССР Лев Дуров. Конечно, его все знают, он сыграл в кино более 130 ролей, а в театре даже Льва Толстого играет. Кому же, как не Льву, играть Льва. Когда началась война, ему было девять лет. Но Познер не ошибся в своем выборе… Дурову почему-то захотелось поговорить об авиации. Что ж, тут много интересного и очень подходящего к празднику Победы. Если уж такой знаток авиационной темы, то сказал бы, например, о том, что наша промышленность за годы войны, несмотря на утерю огромной территории и многих заводов на ней, постоянно пополняла существовавший парк боевых машин и в итоге произвела 119 635 самолетов, а немцы к тому, что уже было у них и что захватили в Польше, во Франции и других странах, произвели с помощью всей окулированной Европы 80 600 самолетов (История Второй мировой войны. Т. 12. С. 168). За это же время мы стали выпускать 25 новых типов самолетов, включая их усовершенствования, в результате чего скорость возросла на 30–40 процентов, увеличились высота и дальность, улучшилась маневренность, усилилась вооруженность, возросла бомбовая нагрузка. А немцы сумели наладить массовый выпуск только нового самолета «Фокке-Вульф-190» да осуществили несколько модификаций (Тимохович И. В. В небе войны. М., 1986. С. 63). Превосходство нашей авиационной науки и промышленности, высокое мастерство наших летчиков и позволили нам уничтожить в воздушных боях и на аэродромах 57 тысяч немецких самолетов, да еще зенитчики добавили около 20 тысяч (там же, с. 5, 61).

У нас часто вспоминают, что в первый день войны мы потеряли 1200 самолетов. Правильно: около 800 на аэродромах и около 400 в боях. Но ведь при всей внезапности и массированности фашистского удара советские летчики сумели совершить в этот страшный день около 6 тысяч боевых самолетовылетов, более десяти наших летчиков в этот день таранили вражеские машины, а в итоге было сбито более 200 немецких самолетов, в которых за штурвалом сидели асы, имевшие ничем не заменимый уже двухлетний опыт войны (там же. С. 14). Именно о первых днях войны в изданной еще в 1957 году в ФРГ книге «Мировая война 1939–1945 годов» признавалось: «Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из последующих таких же отрезков времени. С 22 июня по 5 июля немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля – 477» (с. 472). По нашим данным, за отрезок времени, несколько больший, чем первые две недели (с 22 июня по 10 июля), мы сбили в воздушных боях 752 самолета врага и уничтожили на аэродромах 348, то есть всего – 1100. Что ж получается? Даже по немецким данным, за первый неполный месяц боев немцы потеряли почти 1300 машин! В итоге таких действий нашей авиации и зенитчиков к 1 декабря 1941 года, то есть за пять с небольшим месяцев, парк самолетов сократился у немцев на Восточном фронте с 4980 машин до 2830, несмотря на пополнение с Запада, да еще были 295 финских, 165 румынских, 70 итальянских и 50 венгерских самолетов. Но как бы то ни было, а потеряли они 2150 машин (то есть почти половину) и тысячи летчиков. И ведь такая картина сложилась не только с авиацией, но и с другими родами войск. Так, в «Приложении» к недавно вышедшим воспоминаниям известного генерала Н. Попеля «В тяжкую пору» составитель книги В. Гончаров, основываясь на новейших исследованиях, пишет: «Самым тяжелым для немцев были катастрофические потери танков… С июня по ноябрь 1941 года вермахт безвозвратно потерял 2326 танков (что больше трети всего парка) и около 800 бронемашин». Чего после этого стоят россказни таких стратегов, как Солженицын, будто Красная Армия, «сдавая чохом города», бежала от границ по 120 километров в день и только под Москвой опомнилась и уперлась. Сибиряки чудом спасли!.. Нет, именно в первые дни, недели, месяцы была заложена основа не только победы под Москвой, но и разгрома немцев в Берлине. Стоит сопоставить лишь два факта. Наполеон и Гитлер начали вторжение с одного рубежа и почти в один и тот же день, первый даже на два дня позже второго. И вот Наполеон с его пехтурой, конной тягой да скрипучими обозами дотопал до Москвы в конце августа, а Гитлер с его танками, самоходками, автомашинами, авиацией, радиосвязью дополз до Москвы лишь в конце ноября – на три месяца позже! Где ж это, Александр Исаевич, раскорячились и так надолго увязли его ножки, столь быстрые да веселые в Западной Европе?

Почему стрелялись генералы и гауляйтеры

Потом тоже, конечно, было непросто, но все-таки дело пошло сподручней. Генерал Курт Типпельскирх в своей «Истории Второй мировой войны» (М., 1956) писал: «С 1943 года уже никакими способами невозможно было ликвидировать безраздельное господство авиации противника» (с. 484). А вот что писал генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг: «По мере приближения конца войны все реже появлялись в небе немецкие самолеты. Немецкая авиация была уничтожена» (Итоги Второй мировой войны. С. 208). Это не совсем верно. Как свидетельствует в своих знаменитых воспоминаниях «Внутри Третьего рейха» талантливейший гитлеровский министр вооружений Альберт Шпеер и как подтверждают документы, выпуск самолетов в фашистской Германии во время войны, как и у нас, тоже постоянно рос, несмотря на усиливавшиеся бомбежки союзников, причем рос весьма стремительно: в 1942 году – 11 600 машин, в 1943-м – 19 300, в 1944-м – 34 100. Так что самолеты были, но уже не хватало летчиков, к концу 1943 года 49 218 были сбиты, оставшиеся переутомлены, а пополнение уже не имело высокой выучки. Поэтому правильнее было бы сказать, что немецкая авиация оказалась не столько уничтожена, сколько деморализована, задавлена, летчики увиливали от сражений… Начальник Генерального штаба люфтваффе генерал-полковник авиации Ганс Ешоннек 19 августа 1943 года покончил жизнь самоубийством. А было ему лишь 44 года. Авторы двусмысленной «Энциклопедии Третьего рейха» пишут: «по невыясненной причине…» Да чего ж тут выяснять? Разве не по той самой, по которой ровно через год, 18 августа 1944-го, застрелился и генерал-фельдмаршал Клюге, главнокомандующий группой армий «Запад»: рухнул «Атлантический вал», который ему было приказано защищать, и он понял, что рушится все. То же самое – прославленный Роммель. А начальник технического управления люфтваффе генерал-полковник Эрнст Удет понял это раньше и покончил с собой еще 15 ноября 1941 года, когда немецкие войска стояли под Москвой. Он был, кажется, первым, а позже началась просто эпидемия самоубийств: генерал-полковник Людвиг Бек (июль 1944), рейхскомиссар Австрии Йозеф Бюркель (28 сентября 1944), генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель (14 октября 1944), генерал-фельдмаршал Вальтер Модель (21 апреля 1945)… А уж после 9 мая 1945 года они посыпались как горох: гауляйтер Чехословакии Конрад Генлейн (10 мая), последний главком ВМФ Германии адмирал Ганс фон Фрейдебург, министр по делам науки, образования и культуры Бернхард Руст (май), начальник канцелярии Гитлера, рейхсляйтер Филипп Бюлер (май), упоминавшийся бригаденфюрер СС, начальник всех лагерей смерти Одило Глобочник (май), рейхскомиссар Норвегии Иозеф Тербовен (май)… Я уж не говорю о Геббельсе (2 мая 1945), Гиммлере (21 мая), Геринге (15 октября 1946) и о самом Гитлере с Евой Браун (30 апреля). У нас даже в самые отчаянные дни 41-го и 42-го годов ничего подобного не было ни среди генералов и маршалов, ни среди наркомов и партийных работников. Застрелился, после того как выяснилось, что в первый день войны было уничтожено 728 самолетов, то есть 47 процентов всех воздушных сил Западного Особого военного округа, начальник ВВС округа генерал Копец, а 19 апреля 42-го в окружении под Вязьмой, будучи ранен, во избежание плена покончил с собой командующий 33-й армией генерал-лейтенант Ефремов Михаил Григорьевич. В Вязьме стоит ему памятник… Так что и по этому срезу видно: слабоват тевтонский дух супротив славянского…

Кто как считал. Покрышкин и Хартман

Можно было ожидать, что народный артист Дуров накануне великого праздника напомнит соотечественникам о каких-то доблестных делах нашей авиации в годы войны. Если не о том, о чем сказано выше, то, допустим, вспомнил бы о подвигах Александра Покрышкина или Ивана Кожедуба, сбивших по шести десятков немецких асов, или Александра Горовца, который один вступил в бой против 20 фашистских бомбардировщиков и ценою своей жизни сбил девять из них. А то сейчас появилось немало охотников объявить немецких летчиков непревзойденными асами Второй мировой. Есть такие усердные охотники на Украине, да и у нас водятся, например, в «Совершенно секретно» – Д. Хазанов (не родственник ли хохмача?), в «Аргументах и фактах» – Ю. Селиванов. Вот, говорят нам, полюбуйтесь: Эрик Хартман. На его счету 352 победы. Даже составители «Энциклопедии Третьего рейха» сочли нужным подчеркнуть: «Многие военные историки подвергают сомнению количество сбитых Хартманом самолетов». Еще бы! Безо всякого боевого опыта он попал на фронт двадцатилетним лейтенантом прямо из училища в августе 1942 года и начал свою козьмакрючковщину: за 32 месяца до конца войны сбивал по одиннадцать самолетов каждый месяц, то есть по самолету каждые три дня. Нет, больше! Ибо, во-первых, несколько раз (по некоторым данным, даже 16 раз) его сбивали, и, конечно же, это не обходилось без травм, на излечение которых требовалось время. Во-вторых, такому герою, надо полагать, давали отпуска. В-третьих, во время Курской битвы его опять сбили, он попал в плен, но сумел бежать. Да, на все это нужно было время. Так что закономерно предполагать, будто сбивал он не одиннадцать, а, может быть, все пятнадцать самолетов за каждый месяц пребывания на фронте, то есть через день. А ведь во второй половине 1942 года обстановка в воздухе была уже не та, что в самом начале войны: и летчики наши, набравшись опыта, стали уже другими, и самолеты – новые: на смену истребителю «И-16» («ишачку») да тихоходному бомбардировщику «ТБ-3», наблюдая гибель которых летом 41-го года, плакал Константин Симонов, явились машины гораздо более совершенные, во всем превосходившие немецкие – «Ла-5», «Ла-7», «Як-9», «Ил-2», «МиГи»… И потом: Покрышкин был почти на десять лет старше юнца Хартмана, летчиком стал за два года до войны, воевал с первого дня. Кожедуб тоже старше и тоже имел немалый летный опыт до того, как в марте 1943 года попал на фронт.

Но главное в глубоком различии системы подсчета сбитых самолетов у нас и у немцев. В свое время об этом обстоятельно писал в своей «Дуэли» Юрий Мухин. Сейчас об этом же пишет в «Патриоте» Герой Социалистического Труда академик А. П. Коваленко: «В ВВС Красной Армии это происходило намного сложнее и потому объективнее, чем в фашистских люфтваффе». Так, у нас была обязательна фиксация результативной атаки фотоконтролем. При этом два участника боя должны были видеть и свидетельствовать, что противник сбит, указать место его падения. Кроме того, падение удостоверялось наблюдателями на земле. К тому же, когда война шла на нашей земле, то если самолет падал на территории, занятой немцами, то нашему летчику удача не засчитывалась. Наконец, нашим пилотам засчитывались только победы, одержанные в небе.

А как было у немцев? Прежде всего, в начале войны у них отсутствовал фотоконтроль. Принимались на веру доклады самих летчиков. А если, допустим, эскадрилья из десяти самолетов сбивала три машины противника, то каждому из десяти записывалась победа. (У нас счет коллективно сбитых велся отдельно.) И еще интересней: если сбит двухмоторный самолет, то засчитывалось две победы, если четырехмоторный – четыре. Наконец, засчитывались не только самолеты, сбитые в воздушном бою, но и те, что повреждены или сожжены на земле. Конечно, при такой системе можно было нащелкать и 300, и 400. А вот были ли у немцев такие асы, как наш майор Алексей Маресьев (царство ему небесное!), который сперва сбил четыре немецких самолета, а потом, вернувшись в строй без обеих ног, еще семь; как тоже без ног и тоже Герой Советского Союза Захар Сорокин, сбивший одиннадцать самолетов, но почему-то не вошедший даже в военные справочники, – он в апреле 1943 года сбил «короля Севера» Миллера, за которым числилось по немецкой системе 97 побед, как тоже Герой Михаил Девятаев, сбивший девять самолетов, попавший в 1944 году раненым в плен и сумевший бежать с друзьями на немецком самолете с немецкого аэродрома… Не слышал я о таких немецких асах.

На грани безумия, но не только…

Вот и рассказал бы Лев Дуров о чем-нибудь из этих дел или вспомнил бы, как в августе 41-го года, в самую отчаянную пору, наша авиация дальнего действия несколько дней бомбила Берлин. Первый удар был нанесен в ночь на 8 августа с острова Сааремаа. 12 бомбардировщиков «ДБ-3» точно вышли на цель и сбросили фугасные и зажигательные бомбы на центр фашистской столицы. Все самолеты вернулись на базу. Немцы не могли поверить, что их бомбили русские, которых они теснили уже за Смоленск, и утром уверяли друг дружку, что бомбили англичане. В последующие три ночи – новые удары. Всего до 4 сентября наша авиация, поднимаясь с аэродрома на острове Сааремаа, десять раз подвергла Берлин бомбардировке, сбросив на него 311 тонн бомб. А кроме того, с аэродрома под Ленинградом еще несколько бомбовых ударов нанесли по Берлину летчики во главе с легендарным Михаилом Васильевичем Водопьяновым, Героем Советского Союза по челюскинской эпопее. За этот подвиг, что был, как парад 7 ноября на Красной площади, – на грани безумия и бессмертия, большая группа летчиков удостоена орденов Ленина и Красного Знамени, а десять человек стали Героями Советского Союза… Или рассказал бы Дуров о том, как во второй половине июня 1942 года, когда немцы опять рванули на восток, наша авиация дальнего действия четырежды бомбила Кенигсберг.

Нет, ни о чем подобном артист вспоминать не захотел. Он знал, чего именно ждет от него Познер, и мы услышали вот что: «Как сейчас помню налеты немецкой авиации на Москву… Какой это был кошмар!.. Немецкие самолеты носились в московском небе за нашими, а те на глазах всего народа удирали от них… Какой ужас!..» Ах, народненький… Да, налеты были. Первый – в ночь на 22 июля. Я его прекрасно помню… Летело 250 бомбардировщиков, но через тройное кольцо воздушной обороны удалось прорваться немногим. 12 из них были сбиты в бою, 10 – зенитчиками. Утром за успешное отражение налета Сталин объявил благодарность летчикам, артиллеристам, прожектористам, аэростатчикам, вносовцам и их командованию – командующему Московской зоной ПВО генерал-майору М. С. Громадину, командиру 1-го корпуса ПВО генерал-майору артиллерии Д. А. Журавлеву, командиру 6-го Истребительного авиакорпуса полковнику И. Д. Климову и командующему зенитной артиллерией полковнику Л. Г. Лавриновичу. А 24 июля Указом Президиума Верховного Совета три летчика и два зенитчика были награждены орденом Ленина, 28 воинов – орденом Красного Знамени, столько же – Красной Звезды, 22 – медалью «За отвагу». А в те дни награды давали не так, как Ельцин наградил своим орденком «За заслуги» кровососа Гусинского.

Жива ли газета «Куранты»?

23 июля – опять налет, 24-го – опять, 26-го снова… С 22 июля до конца сентября было 36 ночных налетов, в которых участвовало более 5000 немецких самолетов (в среднем каждый раз по 135–140 самолетов), к городу прорвалось немногим более 110. В октябре, когда немцы подошли совсем близко к Москве, активность их авиации возросла: 31 массированный налет, прорвалось более 70 самолетов. Но возросла и сила нашего отпора: на подступах к городу и в боях над ним сбито 278 самолетов. В ноябре – 41 налет, прорвались 28… 5 декабря началось наше наступление под Москвой, и налетов на столицу не было.

Газета «Куранты» (она жива?) в № 19 за 16 июля 1998 года живописала такую картину июльских налетов на Москву. В первый налет 22 июля немцы сбросили 1610 фугасных и более 110 тысяч зажигательных бомб, от зажигательных возникло 1140 пожаров и возгораний. Однако в другой статье на этой же странице сказано: «За весь период налетов на Москву потушено около 40 тысяч зажигалок и 2700 пожаров». Как эти цифры за один налет и за все налеты могут быть согласованы и осмыслены? Неужели, допустим, на один первый налет «пожаров и возгораний» приходится больше 40 процентов от общего числа?

И тут же: «По закрытым ранее данным (какой дурак им открыл их?), в Москве было полностью разрушено 574 жилых дома, 59 школ, 59 предприятий местной промышленности (союзная промышленность немцев не интересовала?), ликвидировано более 3000 крупных аварий». Заметьте: разрушено полностью! Но вот диво дивное: «Между тем граждане не видели в столице крупных и массовых разрушений». Как же так? В чем дело? Оказывается, «перед войсками МПВО стояла задача ликвидировать пожары, восстановить разрушенное, и требовалось это сделать так, чтобы к утру – никаких следов!» Ну, известное дело, советская показуха… Дураков не сеют, не жнут… Ведь абсолютно не соображают, что лепечут! Можно к утру, допустим, засыпать, даже заасфальтировать воронки от бомб или убрать следы нескольких сгоревших домиков. Но как восстановить или ликвидировать развалины многих полностью разбомбленных промышленных предприятий хотя бы и местного значения, чтобы утром никто ничего не заметил? Разве утром жители этой улицы не спросят: «А куда же девался домик? Такой симпатичный был…» Разве сотрудники названных предприятий не удивятся: «Где же нам теперь работать?..» Пожалуй, так и было бы, если бы данные о немецких налетах не были здесь приукрашены. И вполне понятно, почему газета не указала конкретно ни одно разрушенное предприятие и только одну школу из 59. А ведь еще сказано, что сотни, тысячи домов, школ, предприятий «повреждено». Как им родную столицу-то не жалко…

Да, разрушения были, и под бомбежками погибло около двух тысяч человек. Но, во-первых, все это москвичи видели и знали, хотя, разумеется, как во всяком уважающем себя городе, следы бомбежек старались ликвидировать побыстрей. (Можно себе представить, что творилось бы ныне!..) А во-вторых, эти разрушения не идут ни в какое даже самое отдаленное сравнение с тем, что немецкая авиация сделала, например, 26 апреля 1937 года с испанским городком Герника, в котором из 7 тысяч жителей в этот день погибло 1600 человек; или с тем, что немцы в сентябре 1939 года учинили с Варшавой; или с тем, во что превратили в мае 1940 года Роттердам; или с тем, как они бомбили Англию и ее столицу… Об этом для народного артиста Дурова и для газеты «Куранты», если она жива, полезно рассказать пообстоятельней. С августа 1940 года до июня 1941-го немецкая авиация сбросила на Лондон, на Англию около 60 тысяч тонн бомб, и около 45 тысяч человек было убито, около 50 тысяч ранено. Чего стоит судьба одного лишь Ковентри. За два налета – 15 ноября 1940 года и 8 апреля 1941-го – на него немцы обрушили 800 тонн фугасных и 1600 зажигательных бомб. Город был стерт с лица земли, а с ним вместе и 20 процентов всей авиационной промышленности Англии. И чего это премьер Черчилль не требовал к утру ликвидировать все последствия на летов…

И ведь на этом дело не кончилось… Захватив 30 ноября 1941 года поселок Красная Поляна, что в 27 километрах от Москвы, немцы установили там некое усовершенствованное подобие знаменитой 420-миллиметровой мортиры «Большая Берта», из которой в Первую мировую они снарядами около 900 килограммов палили по противнику на 14 километров. Теперь калибр был немного больше 200 миллиметров, но зато сильно увеличилась дальнобойность. Немцы готовились на- чать артиллерийский обстрел Москвы, может, уже и цели вы- брали вроде редакции «Курантов». Но крупно не повезло: 8 декабря Красная Армия вышибла их из поселка. Однако иначе было дело в 1944 году с обстрелом столицы Англии. Тогда немцы уже имели ракетные снаряды «Фау-1». С 12 июня в течение недели они выпустили с побережья Франции по Лондону более 8 тысяч снарядов. Хотя и не все они достигли цели, но 6 тысяч человек было убито и около 40 тысяч ранено. Потом соорудили пятнадцатиметровые «Фау-2» весом в 13 тонн и дальностью полета до 500 километров при скорости 7 тысяч в час. 8 сентября уже с базы в Нидерландах метнули на Англию более тысячи ракет, в том числе – 600 на Лондон. Погибло около 10 тысяч англичан. А Москва не только в сентябре, но и в июне 1944 года была уже вне досягаемости фашистских ракет.

Можно добавить еще, что бомбежка Москвы, ее разрушения не идут ни в какое сравнение и с тем, что англо-американская авиация, прежде всего ради нашего устрашения, в свою очередь, сделала за три налета 13–14 февраля 1945 года с Дрезденом, где под бомбами погибло 135 тысяч жителей и разрушено 35,5 тысячи зданий, с Гамбургом, Лейпцигом, Кёльном; с тем, наконец, что союзники и мы сделали с Берлином…

Почитали бы вы, Лев Дуров, упоминавшийся «Берлинский дневник» русской красавицы княжны Васильчиковой. Вот несколько ее записей за 1943 год: «23 ноября. Вчера ночью была разрушена большая часть центра Берлина…» «24 ноября. В одном квартале от нас, на углу Лютцовштрассе, выгорели все дома без исключения… В кварталах четырех от моего министерства рухнули все дома по обеим сторонам улицы… На площади Лютцовплац все дома сгорели… На другом берегу Шпрее все дома разрушены… Зрелище бесконечных рядов сгоревших или все еще горящих зданий, наконец, проняло меня: мне сделалось жутко. Целый район уничтожен за одну ночь! Я пустилась бежать и бежала не останавливаясь, пока опять не оказалась на Лютцовштрассе, где рухнуло здание как раз в тот момент, когда я пробегала мимо…» «25 ноября. Сегодня в зоопарке пристрелили всех зверей, так как их клетки повреждены, и побоялись, что они разбегутся…» «26 ноября. Кикер Штумм сейчас в России. На его улице не осталось ни одного целого дома. Мы спросили пожарных, живы ли жильцы. Кажется, да, сказали они, а вот их соседей завалило в подвале, все погибли, все триста!»… «8 декабря. Был налет на Лейпциг (где мы еще недавно в пути так вкусно обедали). Город практически уничтожен…» Что же, Лев Дуров, вот так было и в Москве, в небе над которой немецкие самолеты гонялись за русскими? И как не совестно старому человеку перед Героем Советского Союза Виктором Талалихиным, ночью 7 августа сбившим тараном немецкий «хейнкель», перед всеми не щадившими своей жизни защитниками Москвы на земле и в воздухе…

Почему у Иваненко дрожал голос

Нередко мы становимся очевидцами массовой деморализации… 19 апреля, в 58-ю годовщину восстания в Варшавском гетто, думская фракция «Яблоко» дрожащим голосом Иваненко предложила почтить память жертв еврейского холокоста вставанием. Почтить память – благородное дело. Но в данном внезапном случае возникало много вопросов, неясностей, противоречий, начиная с самого числа жертв. Ведь разные источники указывают совершенно разные цифры в огромном разбросе. Так, в фильме «Ночь и туман» (1955) говорилось, что в одном только Освенциме погибли 9 миллионов евреев. А в самом Освенциме мемориальная доска сообщала об уничтожении здесь 4 миллионов человек, причем вовсе не только евреев. Эта цифра фигурирует во многих справочниках. Так, в однотомнике «Великая Отечественная война» (М., 1985) читаем: «В лагере было уничтожено свыше 4 миллионов человек 27 национальностей, в основном граждан Польши, СССР, Югославии, Чехословакии, Франции, а также евреев и цыган из разных стран». Но в прошлом году белорусский журналист Евгений Ростиков писал в «Завтра» (№ 332), что мемориальную доску сняли и «вместо 4 миллионов заговорили об одном миллионе. А недавно вернувшийся из Польши адвокат Валерий Ерчак привез путеводитель по Освенциму, изданный в 1997 году, где указана цифра 360 тысяч, в том числе и евреев».

Но дело не только в опровергающих друг друга цифрах. Было непонятно и другое: что, отныне высший законодательный орган страны будет чтить жертвы и всех национально-освободительных восстаний и всех геноцидов, или это все та же извечная еврейская претензия на «избранность»? Если чтить всех, то почему начали с неведомых нам польских евреев, а не с родных белорусов, допустим, или с соседей-китайцев? Если в алфавитном порядке, то почему не с армянского геноцида 1916 года? А если это претензия на «избранность», то ее следует назвать еще и провокацией, и спекуляцией на крови. С какой же стати поощрять эту унизительную для других народов выходку «Яблока», которая строилась в расчете именно на внезапность, нахрап? Поэтому одни думцы встали, другие нет. Ожидавшегося единства на почве стеснительности не получилось. Ведь голос Иваненко потому и дрожал, что ему был ясен провокационно-спекулятивный смысл его предложения. Правильную оценку выходке «Яблока» тут же, с ходу дал Жириновский. А т. Зюганова в этот день пригласили на передачу «Герой дня». К сожалению, он не имеет по иным весьма важным вопросам ясной позиции. Так вел себя и тут. Он всегда склонен выдавать желаемое за действительное. Чего стоит одно лишь его давнее заявление на митинге 9 мая 1994 года, что 50-летие Победы мы будем праздновать в свободной России, или его недавний призыв: «Построим новый «Курск» на народные деньги!» У кого они, эти народные деньги? Он и на этот раз не изменил своей закоренелой склонности: уверял, что в Думе на призыв Иваненко не встали всего два-три человека. А выступление Жириновского, у которого надо бы учиться смелости, решительности, напору, быстроте реакции, т. Зюганов назвал глупостью. А в итоге всю остроту вопроса утопил в отвлеченных рассуждениях о жертвах Отечественной войны. Журналист его прямо спросил: «Был русский холокост?» И лидер КПРФ обязан был перед лицом народа и своей партии прямо и четко ответить: «Да, был. И еще какой!» А он пустился в «общечеловеческие» разговоры о том, что надо чтить «всех, кто сражался и погиб». Словом, лидер коммунистов целиком поддержал прозападное «Яблоко». После этого чего ж удивляться тому, что секретарь ЦК КПРФ тов. Кравец в эти дни выступил в защиту НТВ, которую, мол, лишают свободы слова, а коммунист Шандыбин кинулся защищать персонально Киселева, поскольку-де он русский, а его хотят заменить американцем. Ему, видите ли, от русского приятней получать плевки…

Недобиток, Gaujugendf?hrer Matvienko и антисемит Гусев

21 апреля явилась к Сванидзе в «Зеркало», разумеется, в очередном новом наряде от Диора, непотопляемая комсомолка Матвиенко. На прежней стезе она была так неутомима и проворна, что дошла до должности секретаря Ленинградского обкома комсомола. А теперь – самая большая в правительстве специалистка по холокосту и великий друг еврейского народа. Чуть раньше она душевно беседовала на эту тему с тем же красивым евреем Сванидзе, которого иногда называют фашистским недобитком не только за то, что он назвал комсомол «гитлерюгендом». (И ведь даже за это никто не съездил оратору по вывеске, а только, как принято у этих патриотов, прошамкали со страниц «Правды» и «Советской России» свою самую страшную угрозу: «Мы оставляем за собой право…») Так что сидела тогда эта габаритная обкомовская дама, а на лбу у нее, как вы понимаете, полыхал ярлык – «Нitlerjugend, Gaujugendf?hrer Matvienko». Это ничуть не мешало ей быть любезной. Дама привыкла получать оплеухи и подзатыльники. В свое время Явлинский прямо заявил, что Матвиенко погрязла в коррупции. И что же? Проморгала. Хотя всем давно известно, что Явлинский – прирожденный демагог, как сказал по ОРТ Максим Соколов в день рождения Пушкина. И Матвиенко прекрасно знает это, но, будучи лучшим другом еврейского народа, она не смеет достойно ответить Явлинскому.

Тогда сытая мадам сказала Сванидзе: «Мы помним с вами (с недобитком) 60—70-е годы, когда в общем-то был антисемитизм на государственном уровне…» Интересно. В шестидесятые? На государственном? Что ж, начиналось при Хрущеве, что ли, которого выставили из Кремля в 1964 году? Да почему же тогда евреи до сих пор души в нем не чают? Даже памятник ему на могиле смастачил не кто-нибудь, а Неизвестный, еврей. А продолжалось при Брежневе?

Недобиток поправил собеседницу:

– Нет, государственный антисемитизм свирепствовал у нас в стране не только в 60—70-е годы, а еще с 30-х! Мой папа, еврей Карл, секретарь парткома Политиздата при ЦК КПСС, все это изведал на собственной еврейской шкуре…

– Да-да, конечно, еще с 30-х! – тотчас согласилась мадам.

Значит, как только Троцкого выставили из страны, так сразу и взялись возводить антисемитизм на государственный уровень. Это кто же? Да, конечно, люди, занимавшие важные посты в стране: вначале Зиновьев, Каменев, потом – член Политбюро и секретарь ЦК Каганович, глава НКВД Ягода, нарком иностранных дел Литвинов, редактор «Правды» Мехлис, редактор «Известий» Стеклов (Нахамкис), начальник Политуправления Красной Армии Иван Сергеевич Гусев (Яков Давидович Драбкин), его преемник Гамарник, Ярославский (Губельман)… Подумать только, все евреи, а какие свирепые госантисемиты были!

Но, конечно, не только евреи были у власти, имелись и русские: член Политбюро и председатель Совнаркома Рыков, потом на этом же посту – Молотов, а также члены ПБ и зампреды СНК Куйбышев, Андреев, член ПБ и секретарь ЦК Киров, глава НКВД Ежов, секретарь Сталина – Поскребышев. И все, как на подбор, женаты на еврейках, – Маршак, Жемчужина, Коган, Маркус и т. д. Вот как ловко замаскировались, антисемиты проклятые! У вас, мадам Matvienko, муж, случаем, не еврей?

Списки Сталина

А уж в сороковые годы госантисемитизм вообще не знал границ. Чего стоит такой, например, живописный фактик. 60 лет тому назад, 16 марта 1941 года, было опубликовано постановление правительства о первом присуждении Сталинских премий. 165 деятелей культуры стали лауреатами, получили по 100 и 50 тысяч, что по тем временам были очень хорошие деньги. Вам, мадам Матвиенко, вашему рахитичному правительству, уж если оно само ни на что не способно, следовало бы не лясы точить с недобитками о холокосте, а достойно отметить юбилей этой грандиозной акции советской власти в поддержку и развитие всех видов и форм советского искусства.

И вообразите, из 165 сталинских лауреатов 35 были евреи. Вот что вытворял антисемит Сталин, а! Посчитайте, мадам, какая это часть, сколько процентов. Причем, среди лауреатов оказались не только такие известные, возможно, даже и вам фигуры, как Исаак Дунаевский и Борис Иофан, Асаф Мессерер и Григорий Козинцев, Алексей Каплер и Матвей Манизер, Марк Рейзен и Юлий Райзман… Нет, здесь были и такие скромные служители муз, как Яков Григорьевич Лихтенберг, Григорий Павлович Гольц, Соломон Яковлевич Коган, Абрам Григорьевич Кричевский, Аркадий Менделевич Шафран, Абрам Наумович Козаков, Леонид Соломонович Любошевский и др.

И нельзя не заметить, что столь весомая доля евреев была не только в первом списке лауреатов, но и во всех последующих. И для многих евреев из этого списка награда 1941 года была лишь первой, за ней последовали другие, и весьма обильные. Так, Манизер получил еще две Сталинских премии и звание народного художника; дирижер Файер и кинорежиссер Эрмлер – еще по три и тоже звание народного; Марк Донской и Сергей Юткевич – тоже по три и звание народного плюс Героя Социалистического Труда; Михаил Ромм – еще четыре, то есть всего получил пять Сталинских премий, за что отплатил сталинской эпохе провокаторским фильмом «Обыкновенный фашизм», недавно опять расхваленным мудрецами «Правды»; Юлий Райзман – еще шесть (!) премий и, конечно, звания Героя и народного. Примечательно, что в 1946 году Эрмлер и Райзман получили сразу по две премии. Вот до какого изуверского антисемитизма доходил тиран. Любопытно и то, что с 1936 года художественным руководителем Большого театра – первого театра страны! – был народный артист Самуил Абрамович Самосуд, лауреат первого призыва и двух последующих, а в 1943 году его сменил на этом державном посту и оставался до 1948-го народный артист Арий Моисеевич Пазовский, тоже в итоге трехкратный Сталинский лауреат…

Такую «антисемитскую» преемственность на государственном уровне можно было наблюдать не только в искусстве, но и в других, весьма далеких от него областях. Например, первым начальником Политуправления Красной Армии был упоминавшийся Гусев (Драбкин), его в 1929 году сменил Ян Борисович Гамарник, который в 1937 году, видимо, не выдержав государственного антисемитизма, застрелился, его сменил Лев Захарович Мехлис. А вот еще один интересный антисемитский списочек: Л. Вильк, М. С. Вовси, Б. И. Гельштейн, В. А. Готлиб, А. М. Гринштейн, Б. И. Збарский, А. Ю. Канель, Б. Б. Коган, М. Б. Коган, Л. Г. Левин, М. И. Певзнер, В. Е. Невзлин, Я. Л. Раппопорт, М. Я. Серейский, Я. С. Темкин, Н. И. Фейгин, А. И. Фельдман, Б. А. Шемелиович, М. М. Шерешевский… Что за честная компания? А это врачи одной больнички. Да как так могло получиться – сразу столько евреев вместе и что это за больничка? Оказывается, Кремлевка, тоже, как Большой театр, первая в своей сфере. Там, как известно, лечились и Сталин, и все высокопоставленные лица. То есть целая синагога под боком у высшей власти, под носом у Иосифа Виссарионовича. Вы говорите, «список Шиндлера», спасителя евреев? А это списки Сталина, которого все время обвиняют в подозрительности, недоверчивости и антисемитизме.

Можно для полноты еще один государственный списочек дать: Яков Саулович Агранов, Лев Николаевич Вельский, Матвей Давидович Берман, Лазарь Иосифович Коган, Семен Григорьевич Раппопорт, Семен Григорьевич Фирин, Нафтель Френкель… Что за компашка? А это все подручные Генриха Гершелевича Ягоды, начальники лагерей и т. п.

Лакмусовая бумажка госидиотизма

Вам следовало бы, мадам Матвиенко, подумать обо всех этих фактах, прежде чем каркать на всю страну о нашем госантисемитизме или о том, что отношение к холокосту это «лакмусовая бумажка цивилизованности», «своего рода индикатор, по которому другие государства могут судить, может ли та или иная страна считаться демократической». Есть немало показателей, свидетельствующих об истинной цивилизованности общества и государства. Это, например, такие важные вещи, как развитие образования и культуры, забота о материнстве и детстве, обеспечение старости, уровень занятости населения и т. д. Ельцинская банда начала свое правление с отмены звания «Мать-героиня». Вы и ваше правительство, мадам, продолжаете эту политику удушения народа, вы перечеркнули все показатели истинной цивилизованности и ввели свой, единственный – отношение к холокосту! Так от вас требуют Америка, Израиль и Явлинский…

Она заявила радостно: «Многолетняя стена умолчания о проблеме (?) холокоста наконец у нас разрушена. Россия впервые высказалась вполне определенно по такой теме, и она становится в ряд цивилизованных государств». Это не просто образец невежества и скудоумия. Это политическая провокация и грязная клевета высокопоставленного чиновника на свою страну. О преследовании евреев немецкими фашистами у нас во весь голос говорили еще до войны, сразу после прихода Гитлера к власти. И было это в ту пору, когда хваленые вами западные демократии на брюхе ползали перед Гитлером и не смели возразить ему ни словечком. А почитали бы вы, любезная, между посещениями двух выставок мод, материалы созданной в ноябре 1942 года Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В ее состав, между прочим, вместе с академиком Бурденко, писателем Толстым, летчицей Гризодубовой, митрополитом Николаем входили, как всегда и везде, два академика-еврея – Тарле и Трайнин. Но она знать ничего не желает, а, представьте себе, ликует на глазах во всем ограбленного народа: «Мне думается, что поворот государственной политики в эту сторону (то есть от «госантисемитизма» к «индикатору» и «лакмусовой бумажке») говорит о том, что Россия действительно избрала демократический путь и она хочет во всех сферах образования и культуры стоять в одном ряду с цивилизованными государствами». Выслужилась. Свела всю культуру, демократию и цивилизованность к «проблеме холокоста». Вот он, госидиотизм на правительственном уровне.

Мадам предлагает своему теледружку: «Давайте выйдем сегодня на улицу хотя бы даже Москвы и спросим, знают ли люди трагедию холокоста, хотят ли знать по-настоящему, что произошло». Вот ее забота! Вот ее печаль! А знает ли она, что произошло с ее собственным народом? Ведь за всю передачу, вздыхая и охая о «лакмусовой бумажке», мадам ни словом не упомянула о страданиях и жертвах советских людей. Будто их и не было! Одни евреи страдали… Вы бы лучше, милашка, спросили у молодых прохожих, у подростков и детей, что они знают о Великой Отечественной войне, о ее победах и неудачах, о героях и жертвах. Вы сами-то кого можете назвать из генералов, кроме Власова? Ведь такие ваши друзья, как Сванидзе, Киселев, Сорокина, по заказу тех, кому надо отбить у народа историческую память, за высокую плату ежедневно лгут и клевещут на Великую Отечественную, на ее победы, на ее героев. И вот теперь вице-премьерша старается не отстать от этой банды духовных убийц…

Валентине Ивановне грозит Мадагаскар

Людмила Палиевская писала 16 марта 2000 года в «Парламентской газете»: «Для жертв фашизма, проживающих сейчас на территории Советского Союза, выделяемая немцами компенсация в 15–20 раз меньше, чем для узников фашизма, живущих в странах Западной Европы, США, Канады, Израиля». Это с какой же стати такая оскорбительная дискриминация? Вызывают изумление и такие факты. Немцы угнали в рабство из Российской Федерации 1 906 661 человека, с Украины – 2 102 234. Как видим, цифры в грубом округлении примерно равные. Но в Россию вернулись по собственной воле 1 563 323 человека, то есть подавляющее большинство, а на Украину – 1 114 132, то есть лишь половина. Но в итоге жертв фашизма, которым полагаются выплаты, на Украине оказалось в два раза больше, чем в России. Да еще и выплата российским гражданам определена в полтора раза меньше, чем украинским. В чем дело?.. Сейчас из узников нацизма в России осталось в живых лишь 250 тысяч, но оформление документов для получения выплат обложили такими бюрократическими преградами, что пока сумели оформить эти документы лишь 20 тысяч. И в других странах уже началась выплата, а наши все еще будут ждать. Вот чем – конкретными сегодняшними вопросами помощи жертвам нацизма, а не безграмотной и лживой болтовней о госантисемитизме, не воспоминаниями о том, как ваша матушка шестьдесят лет тому назад прятала от немцев у себя в подвале еврейскую женщину с двумя детьми, следует вам заниматься, мадам. На Украине этим как раз и занимается ваш коллега – первый вице-премьер, в Белоруссии даже сам президент. А кто у нас? Да уж не Починок ли? А может, Клебанов, герой эпопеи «Курска»? Нет, оказывается, какой-то посол по особым поручениям.

Кстати, мадам, когда в следующий, сто первый раз будете рассказывать, как ваша мать спасла еврейку, то поведайте наконец, когда именно это было, в каком городе или селе, как звали спасенную, – вы же не можете забыть ее имени, если она, по вашим словам, десять лет приезжала к вам погостить. Моя тетка во время боя в нашей деревне тоже спасла одного человека от немцев, при этом ее ранило в руку. Он был красноармеец, тоже раненый, кто по национальности, она его не спрашивала, может, и еврей. Случилось это в конце декабря 1941 года в деревне Рыльское Куркинского района Тульской области. Звали тетку Елена Евдокимовна Бушина.

А если хотите узнать, что такое настоящий государственный антисемитизм, то познакомьтесь хотя бы с планами нацистов выселить всех евреев на остров Мадагаскар. План не удался. Но вас и Сванидзе я хоть завтра выслал бы на Мадагаскар как оголтелых провокаторов антисемитизма. Инвалид войны И. Суворов писал в прошлом году: «Матвиенко может стать такой же одиозной фигурой, как Гайдар и Чубайс, проклятые народом». Товарищ Суворов, она уже стала такой фигурой. Между прочим, говорят, в Антананариву, столице Мадагаскара, есть прекрасный дурдом.