Избранное

Соседка сдержанно кивнула, внимательно посмотрела на меня и спросила о родителях.

Я ответил, и мы немного помолчали, – каждый о своем, но все об одном и том же. О скоротечности времени и об утратах.

– А ты Люсю узнал? – спросила тетя Тоня и кивнула на соседку.

– Узнал, – ответил я, хотя, по правде сказать, узнавал с сомнением.

– Ведь в нее твой дядя был влюблен, – сказала тетя Тоня. – Да, такие были дела!

Люся посмотрела на тетю Тоню и весело, и испуганно.

– Было, было… – сказала тетя Тоня с такой уверенностью, будто мы ей не верили.

– Потише, ты. Потише, – перебила ее Люся.

И тут старик, до этого момента молча смотревший перед собой, очнулся. Резко обернулся в нашу сторону и тяжело посмотрел на нас.

– А что я? Я так… – сказала тетя Тоня.

Старик помедлил, тяжело поднялся и, опираясь на палку, побрел к подъезду.

– Ну, ты чего? Чего? – быстро говорила Люся. – Ну, куда тебя понесло?

– Подумаешь, дело какое… – сказала тетя Тоня.

– Сейчас ведь заведется… – прошептала Люся и кивнула на старика.

Он стоял у двери подъезда, высоко подняв голову, как старый коршун. Весь его вид был – злость и выжидание. И какие мысли прятались за его темными глазами? И что так растревожило его? Я не мог бы это угадать.

Мне пора было уходить. Я распрощался и, уже шагая к станции, вспомнил, что на руке у дяди была татуировка «Люся».

Сколько всего, оказывается, упрятано от нас в том времени, которого мы не успели коснуться. Ничуть не меньше, чем скрыто в нашем от тех, кто смотрит нынче со своих высоких этажей на останки старого поселка, не представляя, что здесь прошла наша жизнь.

Видение

На «Калужской» в вагон метро ввалилась толпа. Люди засуетились и бросились к свободным сидениям. У дверей осталась только Светка.

Кружилин вздрогнул, почувствовал себя проходимцем и отвернулся.

Светка покрутила головой, попыталась обойти старушку с большой сумкой и стала пробираться вперед, в его сторону.

Деваться было некуда. Волей-неволей надо было представлять ее жене. «Старинная приятельница, давно не виделись».

За «приятельницу» Светка могла с ходу обидеться и выпалить что-нибудь непотребное. Сцена получилась бы совсем неприятная. Неудобно было бы и перед Светкой, и перед женой.

«А почему проходимец? – подумал Кружилин. – С какой, собственно, стати?» И от этой мысли встрепенулся.

– Привет! – удивленно, но миролюбиво сказала Светка. – Покосилась на жену и после недолгих раздумий не то, чтобы спросила, а просто сделала вывод. – Твоя!?

Жена растерялась. Светка усмехнулась.

– Вот, едем из «Конькова», с рынка, – сказал он.

– Да? – Светка сделала удивленное лицо. – Какая хозяйственность! И тебя – на рынок!

«В конце концов, она должна была когда-нибудь встретиться», – подумал Кружилин. Жили рядом; рано или поздно столкнулись бы.

Жена молчала и прижималась к нему. Он разглядывал Светку. За эти два года она не изменилась. Большие карие глаза на широком лице смотрели пронзительно и нахально. Сейчас Светка была не в духе и чуть растянула губы в неприятной улыбке. На ней было темное облегающее платье с ремешком на поясе и вся ее фигурка казалась очень ладной.

Он не мог не вспомнить, как приятно было положить ладони на ее талию и уткнуться лицом в рыжеватые, пахучие волосы.

– Давно женился? – спросила Светка.

– Полгода уже, – ответила жена и прижалась к нему еще теснее.

Он согласно кивнул. Но ему приятно было сознавать, что когда-то по вечерам они сидели со Светкой за врытым в землю столом у нее на даче и пили белое вино, а потом шли в дом, останавливались друг против друга, и она прижималась к нему обессилено и нежно. Кровать в комнате стояла старая, с металлической сеткой; спалось на ней хорошо, но для прочего она была совсем не приспособлена.

У Светки незадолго до их знакомства разорвался неудачный роман с начальником. Звали его Юриком. Он был постоянной темой Светкиных разговоров и главным объектом неудовольствий. Мало того, что Юрик частенько пропадал неизвестно куда, он норовил выпить на халяву и редко менял носки. В интимном плане Юрик не всегда бывал на высоте, но иногда его заносило в дремучие фантазии. Светка и об этом пыталась рассказать.

«И чего я с ним связалась! – удивлялась Светка. – И на столько лет! Ведь он просто никакой! Никакой!»

Тем приятнее было Кружилину слышать в свой адрес: «Раньше ни за что бы не поверила, что все может быть так легко и просто. Ни за что бы!».

После таких слов Кружилин думал, что со Светкой они не расстанутся никогда.

В конце лета Светкины родители уехали в отпуск и он на две недели переехал к ней. По вечерам они чинно ужинали и уже в десятом часу заваливались в постель. Утром он сам варил себе кофе, а Светка вставала, когда он собирался уходить. Не одеваясь, в одних тапочках, провожала его до двери и целовала последний раз, когда он уже на полшага был на лестничной клетке.

Как-то вечером она позвонила ему и сказала:

– Представляешь, выхожу с работы и привязывается со мной одна девица из секретариата. Я ее и не знаю толком. Вдруг привязывается и начинает жаловаться, знаешь на кого? На Юрика! И такой, и сякой! Несколько раз отвозил на машине к себе, а теперь целую неделю глаз не кажет. Что, мол, с ним делать? И дайте его номер телефона.

– Ну, а ты чего? – спросил Кружилин.

– Послала эту малявку к чертовой матери.

– И то ладно, – сказал Кружилин. Похождения Юрика его не заинтересовали.

– Но эта малявка так меня завела! – почти закричала Светка. – Я позвонила сейчас этому хрену и все ему выдала. Он спит черт-те с кем, на кого без слез не взглянешь, а они прибегают ко мне на него жаловаться!

– Подумаешь, какое дело, – сказал Кружилин.

– А я не хочу! – выкрикнула Светка. – Я ему все выдала! Пусть он со своими мерзкими бабами сам разбирается! Я так на него орала, что родители из своей комнаты прибежали.

Кружилин слушал и ничего не понимал.

Светка понемногу успокоилась и заговорила о даче.

– Я в эту субботу не смогу, – сказал Кружилин.