Имаго

– Make love, not read books!

– Уря-я-я!

Легунов смотрел на них с доброй понимающей улыбкой.

– Вот видишь, – сказал он бархатным интеллигентным голосом, – самое верное решение… С этими книгами надо только так.

– А что с издателями?

– На первый раз отобрали лицензию, конфисковали имущество и по пять лет каждому. Но я бы…

Кулаки стиснулись, даже дыхание стало чаще. Я спросил с интересом:

– Что?

– Да что церемониться? – отрубил он возмущенно. – Я бы и самих издателей на этот костер. Их самих, а не куклы!.. Куклы при чем?.. В нашем демократическом обществе любая подобная пропаганда запрещена, не так ли?

– Точно, – подтвердил я. – Как думаешь, кого бы еще запретить? Раз список составлен, то он должен стремиться к расширению. И уже расширяется…

Он взглянул почти с испугом.

– А ты откуда знаешь?

– Да так… Профессия такая, должен предвидеть.

– Ах да, я что-то слышал, ты теперь в какой-то очень крупной фирме в должности консультанта, почти провидца. Это верно?

Я отмахнулся:

– Это неважно. Так список расширяется? Пока дело дошло до первого сожжения, список пополнили еще с десяток наименований?

Он замялся, взглянул с некоторой нерешительностью, голос упал до шепота:

– Ну, раз уж ты в курсе… Да, я в комиссии по подготовке. На первом этапе рассматриваются двадцать четыре наименования. Потом, конечно, список сократится, но что-то останется. Наверное, как ты и говоришь, с десяток наименований. А потом, конечно, по мере усиления работы нашего Комитета по защите и укреплению демократии, будут и новые книги в списке.

– Только книги?

Он кивнул:

– Пока да.

– А потом?

– Пытаемся продавить подзаконный акт, чтобы вносить и авторов. Не самих авторов, а их книги на сожжение. Не выборочно, а целиком. Если автор в «черном списке», если националист или патриот, то все его книги в огонь, не рассматривая по отдельности…

Вокруг костра танцы разрастались, буйное веселье охватило всю площадь. На самом краю площади в темноте смутно маячат патрульные машины, там тенями проскакивают фигуры в милицейской форме, но сюда ни один не подходил.

– Надо бы как-то увековечить, – пробормотал я. – Ведь сегодня день, который войдет в историю… Да и площадь бы переименовать в… гм… нет, это пусть проработает Комитет по защите демократии.

Легунов оживился.

– А ведь верно! Эти мероприятия теперь станут регулярными. Местом, так сказать, проявления демократичных принципов и демократичного менталитета. Здесь будут сжигать книги недемократичных авторов, а если вовремя оповещать население, то здесь возникнет излюбленное место для молодежи. Кстати, хорошо бы на той стороне поставить лотки с хот-догами и пиццей. И «пепси», конечно.

– А в киосках торговать хотя бы марихуаной, – добавил я.

Он испугался:

– Что ты говоришь?

– Из-под прилавка. – объяснил я.

Он сказал нерешительно:

– Все-таки это нарушение…

– Мелочь, – успокоил я. – Ее вот-вот и так разрешат. Зато будет наглядно: демократы готовы разрешить все наркотики, а проклятые диктаторские режимы всегда жестоко преследовали наркоманию, секс-меньшинства… Молодежь не любит думать, ей надо все наглядно, разжеванно. А побалдеть, оттянуться, расслабиться, поймать кайф, отъехать – здесь как раз такое место.

Он посмотрел на меня с некоторой долей отвращения.

– Ну, знаешь ли, тебе бы в политику. Прирожденный жестокий циничный политик!.. Не собираешься куда-нибудь баллотироваться?

– Куда?

– Ну куда-нибудь?

Я покачал головой.

– Я философ. Мое дело – давать советы.

Он засмеялся:

– Так вроде бы одна Страна Советов уже накрылась медным тазом, как говорит раскованная молодежь…

Костер догорал. Легкий порыв ветра поднял целую тучу пепла. Девчонки с визгом разбежались в стороны, спасая импортную косметику на хорошеньких мордочках, ребята хохотали и отмахивались. Из огромной черной груды выкатилась нам под ноги обгоревшая по краям книга, я с трудом различил на обложке: «Майн Кампф». Адольф Гит…

Легунов с наслаждением наступил на нее подошвой дорогого ботинка. Захрустело. Он оглянулся, мощным пинком отправил книгу обратно в пепел к конфискованному тиражу.

– Пусть хорошенько пропечется, – захохотал он. – Вкусней будет!

И снова мне почудилось, что уже когда-то слышал и даже видел. В горле слегка першит, но чувствую себя бодрым, наполненным энергией, и совсем не хочется спать. Внутри бурлит беспричинное веселье, прыгать бы вокруг огня, бегать с факелом, принадлежать к единому сильному мнению демократического большинства, а кто не в большинстве, тех вот сюда, на костер…

Я вздохнул глубоко несколько раз, очищая легкие. При горении что-то выделяется такое, что все мы немножко дичаем. А так вообще хорошо.

– А все-таки напечатали, – сказал я. – Значит, это еще возможно.

Легунов поморщился, сказал с раздражением:

– Результат недосмотра! Или попытка самоубийства какими-то кретинами. Понятно же, что даже если им как-то удалось протащить эту книгу под другими названиями и бумагами в типографию, то в продажу поступить все равно не удастся! На что они надеются?