Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Совершенный монастырь. Афонские рассказы

1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Совершенный монастырь. Афонские рассказы
Станислав Леонидович Сенькин

Сборник «Совершенный монастырь» завершает цикл афонских рассказов Станислава Сенькина. Первые две книги – «Украденные мощи» и «Покаяние Агасфера» – за короткий срок выдержала несколько переизданий. Станислав Сенькин три года прожил на Святой Горе Афон. В своих рассказах автор, не избегая современных художественных приемов, повествует о жизни уникальной «монашеской республики». Наполненный юмором, любовью и тонким знанием быта святогорцев, новый сборник рассказов будет интересен и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Сенькин

Совершенный монастырь. Афонские рассказы

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Обращение к читателям

Доброжелательные отклики читателей и просьбы друзей побудили меня написать еще одну книгу рассказов о Святой Горе Афон. Много для меня значило и одобрение моих друзей-святогорцев. Хочу сказать вам, братья и отцы, отдельное спасибо и, конечно же, прошу ваших святых молитв.

Думаю, что это последняя книга данного цикла. К сожалению, я уже не смогу работать над новыми афонскими рассказами, не погрешив повторами и сходными сюжетами. Но над этой книгой я долго трудился и надеюсь, что она станет достойным продолжением первых сборников.

Я постарался использовать весь имеющийся у меня материал. В первую очередь, это мои собственные воспоминания о Святой Горе, а также рассказы старцев и святогорские предания.

Конечно, на этих рассказах лежит печать моего личного несовершенства, и читатель увидит Святую Гору моими глазами. Поэтому заранее прошу простить, если у кого-нибудь мои истории вызовут смущение или недоумение. Также хочу напомнить, что этот сборник рассказов, как и два прежних, – не аскетическое руководство, а художественное произведение.

Поэтому будьте снисходительны ко мне как к начинающему писателю и не судите строго за некоторые смелые утверждения.

Благодарю Господа за то, что сподобил меня закончить этот труд, Пресвятую Матерь Божию за то, что сподобила меня пожить на Святой Горе, афонских старцев за мудрые наставления и, конечно же, читателей, благосклонно принявших мои книги.

Надеюсь, что написанное послужит во благо и ко спасению душ, как ваших, так и моей.

    Станислав Сенькин

Вразумление старого монаха

Солнце уже почти село; красноватый его отблеск возжег ветви кипарисов, отчего они стали напоминать рождественские елки. Города-монастыри и островки домиков-келий страны Афон источали повсюду неземную сладость – предчувствие будущего блаженства. Здесь даже атеист верил в Бога, хотя и пытался скрыть это. Уже слышался византийский звон колоколов и гул чугунных бил: в монастырях и кельях начиналась вечерня, духовная поэзия византийских гимнотворцев наполняла пространство храмов.

Но даже Святой Афон имеет свою прозу. Не во всех храмах Афона лилась молитва. Кто-то по слабости своей ленился встать на молитву, предпочитая почитать на ночь духовную литературу; кто-то был болен и нуждался в помощи Божьей сильнее, чем прежде…

Когда этим тихим вечером облезлый рыжий кот Мурзик подошел к своему блюдцу, в котором уже давно не появлялось молоко, он заметил, что оно, блюдце, еще и треснуло. Оно треснуло не от времени – это смерть прошла мимо и задела тарелочку. Трещина, как паутина злого, черного паука, проходила внутри миски, от которой исходил еле различимый запах кислого молока, больше похожий на сырный.

Мурзик жалобно заурчал и посмотрел на полуоткрытую молитвенную комнату, откуда уже долгое время не выходил его кормилец – старый неухоженный монах, носивший обычно рваную и грязную рясу. Мурзик был чистоплотен, запах старика ему не нравился, но сейчас он больше всего на свете хотел бы увидеть всклокоченную серебряную бороду кормильца и его широкую добрую улыбку.

Дело было даже не в еде: Мурзику для пропитания хватало змей, крыс и лягушек, а жажду можно было утолить из источника, который бил неподалеку. Тем не менее кот не разучился любить молоко. К тому же, ему так не хватало скупой, но искренней ласки старика!

А-а! Мурзик чуть не забыл о рыбе и сыре, что перепадали ему по редким праздничным дням. Все это теперь ушло… А тут вдобавок и блюдце треснуло! Беда пришла в их келью!

Кот с опаской посмотрел на покосившуюся, давно не крашеную дверь покоев старика. Туда вход ему был строго воспрещен. Несколько раз за свое любопытство он получал от монаха тайком по спине и один раз даже больно-больно мухобойкой по морде.

Кот был понятливым и перестал посягать на личное пространство старца.

Но сейчас ситуация была не совсем обычной: старик не выходил из своих покоев уже несколько дней. Что-то было неладно!

Кормилец и раньше надолго задерживался в своей комнатке, но при этом подавал хоть какие-то признаки жизни: делал поклоны, разговаривал с кем-то, что-то бормотал… Правда, после этого долго молчал, очень долго, почти как сейчас.

Но не только по отсутствию молока и треснувшему блюдцу кот понял, что со старцем произошло что-то серьезное. Из кельи старика исходил еле уловимый запах опасности и тлена.

Этот запах и мертвая тишина в покоях кормильца заставили Мурзика ослушаться старца и пробраться в запретную комнату. Он осторожно зацепил когтями низ приоткрытой двери и резко дернул на себя. Она поддалась, хоть и с усилием, но без скрипа, потому что старец регулярно смазывал петли маслом, чтобы и малейшие шумы не отвлекали его от молитвы. Кот внимательно и с опаской осмотрелся.

Лампада уже давно прогорела, медная кадильница полна была черными холодными углями. Лики икон с любовью и скорбью взирали на старца, неподвижно лежавшего на своем одре.

Кот неплохо разбирался в признаках жизни и смерти и понял, что его кормилец очень плох. Грудь его слабо вздымалась, дыхание было прерывистым. Руки старца лежали на груди, и, судя по тому, как они судорожно вздрагивали, его мучили какие-то страшные видения. В комнате стоял тяжелый запах больного тела.

Смерть еще играла с ним, как сам он, Мурзик, бывало, играл с мышами-то придавливал их, то отпускал, давая призрачную надежду на жизнь.

Мурзик хорошо понимал игру смерти, но он не хотел отдавать ей своего кормильца. Он любил его по-своему, по-кошачьи – за сыр и молоко, за крышу над головой, за ту малую толику ласки, которой старец оделял его. Старик не был жестоким. Он никогда не бил Мурзика, а мухобойка и тапки не в счет – это было заслуженное наказание.

Кот собрался с силами и зашипел на смерть, пытаясь напугать ее, вырвать кормильца из ее рук, наивно полагая, что и сам имеет некоторую власть над жизнью и смертью. Усилия были тщетны – смерть не боялась его шипения.

Вдруг старик жалобно позвал: «Никодим!» Кот не понял, чего хочет кормилец, но поскольку в келье их было всего трое – сам старик, кот и смерть, Мурзик подумал, что зовут все-таки его, и быстро прыгнул на грудь кормильца, в которой еле-еле билось больное сердце.

Кот понюхал ворот его засаленной рясы и принялся тереться мордочкой о бородатое лицо старика, чего он раньше никогда себе не позволял. Но это не прибавило кормильцу жизни, хотя он и не сопротивлялся и даже, казалось, растрогался, сумев слабо вымолвить:

– Мурзик, котяка ты мой, не покинул меня.

Старик даже нашел в себе силы, чтобы провести заскорузлой пятерней по его шерстке.

– Если бы ты мог, скот бессловесный, принести мне воды и позвать Никодима, или хотя бы прочитать отходную…

Старец захлебнулся в отчаянном кашле, и испуганный кот спрыгнул с кровати. Кормилец стал звать на помощь, но его слабый голос не услышал никто, кроме кота…

Старец почувствовал себя еще хуже – сердце забилось с перебоями, а дыхание почти остановилось:

– Никодим, «Костыль-нога», уж прости ты меня за давешнюю ссору, прости за все. Приди, помоги мне, или горькие придется проходить мне мытарства, а если… – старец начал бредить и потерял сознание.

Мурзик сидел в недоумении – он понимал, что смерти скоро надоест играть со стариком, и она его удушит. Скоро он придет в себя, а потом все! И помочь кот кормильцу никак не мог, хотя сочетание звуков «Костыль-нога» он хорошо знал.

Рядом с их кельей, метрах в двухстах, располагалась другая келья, около которой жил большой и злобный черный кот. От него Мурзику постоянно доставалось на орехи. Они часто дрались, пытаясь разделить территорию, так, что клочья летели. Обычно побеждал черный, и ветер насаживал на терновник клочья шерсти рыжего цвета. И вот! На территории заклятого врага Мурзика жил тот, кого кормилец называл «Костыль-нога».

Человек этот, по правде говоря, был более щедр, чем умирающий кормилец – питался он лучше, что сказывалось на качестве объедков для черного кота. Однако и тумаков черному коту доставалось не в пример больше. «Костыль-нога» бил его за воровство с кухни нещадно, отчего черный иногда хромал.

Вот тогда-то Мурзик, видя уязвимость врага, и наносил свой удар. Он подкарауливал черного кота в терновнике и набрасывался на него со всей силой, которая у него была. Они барахтались в колючей траве, пока Мурзик не брал верх. Затем они стояли друг перед другом, злобно урча и шипя, – каждый старался напугать и обратить противника в бегство. Черный кот, побитый ранее «Костыль-ногой», прихрамывая, осторожно пятился назад, давая понять злобно-желтым взглядом, что реванш неминуем, и Мурзик будет посрамлен.

Это были минуты торжества рыжего кота отца Гавриила!

Но сейчас ему было совсем не до этих победных воспоминаний – умирал его старый кормилец, с которым он прожил очень долго, лет семь-восемь! Если бы Мурзик умел думать как человек, он бы догадался, что помочь кормильцу может тот самый «Костыль-нога». Но коты – не люди. Они всего лишь бессловесные твари. Но тут произошло то, что христиане всего мира называют чудом.

Отец Гавриил – хозяин Мурзика – понимал, что умирает. Он тихо и почти безнадежно молился Матери Божией. Монах давно не бывал у духовника, и нераскаянных грехов у него было много. Так уж получилось, что родился он семнадцатого декабря, в день памяти святой великомученицы Варвары, которой молятся об избавления от наглой, внезапной смерти. Отец Гавриил считал великомученицу своей покровительницей. Он был ревностным монахом, но иной раз в голову его закрадывалась греховная мысль о том, что христианская кончина – безболезненная, непостыдная, мирная – ему уже как бы обеспечена.

Но случилось непоправимое: он умирал, не получив отпущения грехов от духовника. Еще немного – и его сердце остановится и, возможно, вечная тьма поглотит его грешную душу без остатка. Отец Гавриил слезно молил великомученицу Варвару простить ему дерзкие мысли о том, что он заслужил мирную, безболезненную смерть. Он просил дать ему умереть непостыдно, исповедавшись у духовника и причастившись Святых Тайн. Ведь милостивая святая не могла не помочь, если, конечно, этому не препятствовал непостижимый промысл Божий. Страх перед посмертными муками придал ему сил, и смерть на время отступила. Тихо было в келье. Время уходило, и отец Гавриил приступил к сосредоточенной молитве – вся его долгая молитвенная жизнь была лишь подготовкой к этому последнему обращению к Богу.

И молитва эта была услышана: коту по имени Мурзик, твари Божией, неразумной и бессловесной, неожиданно стало ясно, что следует сделать.

Если сам он не может вырвать из лап смерти своего кормильца, то это наверняка сделает грозный бровастый дядька «Костыль-нога».
1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5