Языки страха. Женские и мужские стратегии поведения

Самошин: Еще один будет, если ты будешь трубки вешать. Да постой ты! Мне Вера сказала, что тебе операция нужна…

Инна останавливается.

Инна (не оборачиваясь): Вера что-то перепутала.

Самошин догоняет Инну и разворачивает ее к себе.

Самошин: Нет, так не пойдет, родная. Не становись ко мне спиной. Не надо. Я хочу тебе помочь. Не отказывайся от помощи.

Инна (сначала тихо, а потом форсируя фразы): Саша, уходите. Не звоните, не появляйтесь вот так вот неожиданно. Не трогайте меня. Отпустите и больше никогда не трогайте. А увидите меня, переходите на другую сторону улицы, а еще лучше, бегите, как от чумы.

Самошин: Ну, что? Что я сделал не так?

Инна: Вы все делаете правильно. Вы вообще очень… очень хороший. Дело во мне. Надо мной проклятье, наверное, висит. Так, во всяком случае, Вера утверждает.

Инна отходит от Самошина. Он хватает ее за руку.

Самошин: Инна, мы же взрослые люди!

Инна (резко): Саша, скажите, вы можете умереть за кого-нибудь?

Самошин (раздраженно): Что за вопрос такой?

Инна (взволнованно): Очень простой вопрос, как мне кажется. То есть, теоретически, конечно, трудный. Но я точно знаю, практически знаю, своим женским умом знаю, на все сто процентов, что когда этот вопрос поднимается, то ответ только один, и выбор небольшой – либо да, либо нет.

Самошин (тихо): Я бы умер за тебя.

Мимо них проходят соседи Инны – мать и сын Юля и Валера (см. 1 серию).

Юля: Привет, Ин.

Инна: Привет.

Валера (смущаясь): Здрасьте.

Инна кивает и открывает дверцу машины. Соседи уже у парадной.

Юля (громко, чтобы Пине было слышно): Слушай, к тебе наш кот не забредал?

Инна: Нет. А что опять сбежал?

Юля: Представляешь! Кастрат ведь, а все туда же.

Инна: Вернется. Все время возвращается.

Соседи входят в парадную. Инна садится в машину, заводит ее, потом опускает стекло окна.

Инна: Саша, я тоже.

Машина Инны отъезжает. Самошин остается стоять посреди двора.

Замечательно здесь то, что когда героиня осмеливается произнести высокопарный, но вполне допустимый в мелодраме вопрос о любви и смерти, возникает соседка, которая низводит пафос сцены почти до пародии. Чего так испугалась сценаристка?

Общеизвестно, что чета Добсонов – авторы идеи сериала “Санта- Барбара” и профессиональные психологи – сознательно закладывали в сюжеты своего детища некий программирующий терапевтический эффект. Потом, конечно, джин из бутылки сбежал, но поначалу было именно так. У текстов русского сериала далеко не врачующий аромат. (Анализируя сериалы, почти постоянно приходится обращаться к текстам, так как визуальный ряд лишен множественности смыслов, он иллюстративен, а чаще всего даже лапидарнее самого диалога. В этом смысле старая добрая радиопередача “Театр у микрофона’' гораздо интереснее). Невыносимая легкость бытия низвергается со своего трагического пьедестала до плоскости небольшого квадратика экрана – не всегда четкого зеркала нашей жизни, постепенно превратившегося в икону. Телесериал становится чудовищной ежедневной молитвой. Книга, какая бы она ни была, все равно обращается к каждому. Гигантские тиражи “бульвара” формируются из 1 + 1 + 1 + 1 + 1 и т. д. Сериал, возникающий каждый вечер в заданное время, смахивает на массовую религиозную службу. На разных каналах произносятся разные слова, кстати, часто одними и теми актерами.

Что беспокоит героев русского сериала?

– Нет, трупа нет. Скорее всего, ее забрали с собой. Распотрошили (пауза) компьютер.

– Я мужик здоровый. Если ей меня мало, я на многое готов закрыть глаза.

– Мне не нравится, что в доме снова нет прислуги.

– В этом мире все стоит денег. И тебе они нравятся так же, как и всем остальным. И не надо лицемерить.

– Мне не нужен слабак, который при первой же опасности бежит, как крыса с корабля, и у которого вечно нет денег. Возьми. Укради!

Говорят, что искусство – это некая творческая работа, от которой аудитория получает больше, чем в ней (этой работе) заложено. А если автор сознательно пытается сузить границы привычных представлений? Что получится? Раненый следователь Турецкий лежит на диване. Навестить его приходит кинорежиссер. Турецкий, ранее консультировавший режиссера по вопросам криминала и законности, доверительно произносит:

– Помните, я говорил вам про банкиров, что они такие безобидные и все такое. Так вот, я ошибался. По от этого ваше кино может и выиграет…

Вот такое у следователя Турецкого важное послание человечеству. Говорят, монтаж когда-то был средством выразительности киноязыка. Ну, это когда-то в прошлой жизни. А теперь монтаж стал доступным средством для того, чтобы прикрыть лень и ограниченности. Вот группа людей бежит через поле. Монтажный стык. Их преследует черный джип. Естественно, догоняет… Монтажный стык. Но группа, которой зритель, безусловно, сочувствует, уже вырвалась вперед… Стык. Но один из них, из “наших”, человек немолодой и весьма сомнительных спортивных дарований, отстал. Склейка. Он пятится от трех бандитов – мощных парней, которые идут на него стеной, к тому же один из них размахивает бейсбольной битой, другой держит в руке нож, а третий – он и с пустыми руками страшен… Монтажная склейка. Где-то вдалеке видны спины “наших”. Хорошо, что им удалось избежать опасности. Они бегут полем, уже почти добежали до леса. Стык. Парни идут, пожилой герой пятится. Боже, что сейчас будет?! Увы, монтажный стык. Следующий план – “наши” герои продолжают бежать. Вот он лес! Но к ним подъезжает зловещий джип. Они останавливаются, они понимают, что все уже потеряно, и они проиграли. Стекло опускается, и за рулем… конечно, там добродушный увалень, лет пятидесяти, который положил троих молодцов-бандитов. Вот она снова моя мышь с серпом! Вот она, родная! Почему опять поддавок?! Почему меня опять обманули, подменив подлинное сочувствие информационной констатацией некого маловероятного факта? А я хочу видеть, как немолодой и безоружный человек победит трех амбалов, преодолев самого себя и обстоятельства. Но мне не покажут этого, потому что режиссеру лень снимать эту сцену, потому что он не знает, как это сделать, потому что, вообще-то, этот актер не сможет поднять и руки.

Мы с трудом осваиваем сериальный стиль, пытаясь отделить искусство от жизни, или скрестить их, как хотите. Поглощенные этим процессом, мы забыли, что кроме “стрелялок” и “любилок” есть еще и фантастика, сказки, чистая комедия, историческая драма, биографические фильмы. Но эти жанры требуют точности, труда, здесь и мышь не должна проскочить. Не та, что с серпом. А телевизионный экран боится правды, так как боится кого-то раздражить. Когда пытаешься выяснить, кого же, обнаруживается, что некую тетю Маню из Тамбова. Почему так не повезло Тамбову, не знаю, но продюсеры все время ссылаются на нее.

Список продюсерских поправок:

Тетя Маня, ох, простите, экран не любит евреев. И, видимо, от ужаса иногда рассказывает целую сагу об еврее-олигархе. Он – гад, конечно, но с хорошим лицом. Еврейская тема уравновешивается тем, что его родителей играют народные любимцы Лия Ахеджакова и Альберт Филозов.

Экран боится оскорбить депутатов, потому что тетя Маня из Тамбова уважает власть. Нет, пройтись можно, но не слишком.

Не следует иронизировать над представителями церковных конфессий, и тем более Русской Православной Церкви.

Употреблять слова, малопонятные зрителям, типа “рептилофил” не нужно.

Нельзя позволить герою, который себя уже как-то зарекомендовал, вести себя парадоксально, т. е. нельзя “разрушать имидж”. Поэтому все 124 серии он обязан быть “фиксированным”.

Нельзя путать зрителя. Вели в начале сцены героиня просит не тыкать, а в конце сцены, захмелев, сама говорит собеседнику “ты”, – это путает.

Не нужно вкладывать в уста героини фразу: “Я сейчас повешусь”. Предпочтительнее что-нибудь более нейтральное для выражения крайней степени отчаяния.

Фраза “ненавижу детей” наповал убьет симпатии зрительниц к героине. Такого не бывает в сериале. Все любят детей. Все любят всех. Откуда тогда берутся злодеи в сериалах, не ясно.

Не нужно излишней эксцентрики. Например, “надеть пальто наизнанку случайно практически невозможно, если только оно не висело вывернутым на вешалке”. Это, между прочим, о комедии.

Не злоупотреблять словами “пограничной” лексики. Это не ханжество – просто вешатель все равно вырежет…

Реплику про старого жида убрать. Или поменять.