Гений романтизма. 220 лет Александру Дюма

– Ба-а, з-зачем с-столько? – бубнил Виталик. – Я-аже поп-пачкаюсь!

– А я в пакетик положила, – щебетала бабушка Арина, – не съешь – раздай, другие съедят, спасибо скажут.

Разбойники переглянулись, зыркнули на главаря и приняли у Виталика бутерброды.

– Вы че, пацаны?! – заорал главарь.

Оттолкнув Верочку, он помчался к доске, на бегу протянул руку и хотел вырвать бутерброд у ближайшего подельника, но тот сблокировал его плюгавую ручонку и в свою очередь рявкнул:

– Да пошел ты! Жрать хочу!

Класс впал в недоумение. Однако уже на второй секунде слово «жрать» произвело эффект разорвавшейся бомбы. Дети принялись извлекать из ранцев бутерброды, яблоки, термосы с компотом, пирожки и, повскакав с мест, наперебой угощать бандитов. При этом они смеялись и торжествовали, когда те, ухмыляясь, принимали дары и отправляли по назначению.

Вдруг главарь передернул затвор и произвел короткую очередь вверх.

– Ух ты! – воскликнули восьмиклассники, зажимая уши.

Кто-то даже крикнул: «Новый год!» А Верочка, она ведь была выше всех – будущая баскетболистка! – вдруг как-то странно осела и молча повалилась на пол.

– Вера! Верочка! – расталкивая детей и бандитов, бросилась к неподвижной девочке Мария Абрамовна.

Чувствительная женщина потеряла сознание сразу, как только бандиты ворвались в класс, но автоматная очередь внезапным образом вернула ей сознание.

– В-верочка!.. – выла Мария Абрамовна, зажимая ладонью рану на шее Веры.

Кровь сочилась между пальцев, и остановить ее не было никаких сил.

– Бинт! Бинт, сволочи! – прохрипела учительница, прижимая к себе голову Веры.

– Херня! Я те че…

Главарь не договорил. Один из бандитов обрушил на голову коротышки кулак с зажатой свинчаткой.

– Бинт! Бинт… – теряя силы, простонала Мария Абрамовна…

P. S.

На звук выстрелов прибежала охрана (как бандиты проникли в школу и почему выбрали именно восьмой «Б», так и осталось загадкой). По счастью, в медкабинете оказался дежурный врач, и Верочку спасли. Но главное: что-то еще произошло помимо случившегося, и это «что-то» неведомым образом изменило все вокруг. Бандиты добровольно сдались органам правопорядка. Мария Абрамовна долго не могла прийти в себя. На другой день она написала заявление об уходе, мотивируя свое решение словами: «Мне стыдно. Я обманула детей, не уберегла их, потому что не уберегла в себе правду». А дети… Что ж, дети не поняли, скорее почувствовали: в их детское счастье закралась потеря, и так, как раньше, уже не будет никогда. Они плакали и жалели неведомую потерю, будто самую счастливую часть прежнего счастья. Плакали и одновременно взрослели…

Гаджммурад Гасанов

Родился 1 июня 1956 г. в селении Караг Табасаранского района Республики Дагестан. Проживает в Махачкале, Республика Дагестан. Окончил филологический факультет Дагестанского государственного университета. Работал редактором, главным редактором республиканских газет.

Является автором трех сборников рассказов и повестей на табасаранском языке: «Зайнаб», «След рыси», «Петля судьбы». В 2016 г. в издательстве «Написано пером» на русском языке издал сборник рассказов и повестей «Зайнаб». В 2017 г. в издательстве «Современники и классики» вышел двухтомник «Млечный путь Зайнаб. Зарра». В том же году в «СуперИздательстве» в двух томах вышел сборник рассказов и повестей «Млечный путь Зайнаб. Шах-Зада». В 2020 г. в Интернациональном Союзе писателей опубликованы романы «Тайна Дюрка» и «Жажда Дюрка».

В Ялте на конкурсе «Ялос-2017» за книгу «Зайнаб» присуждено 3-е место в номинации «Прозаическое» с присвоением звания «Лучший писатель года». В 2020 г. стал финалистом Московской литературной премии. Романы «Тайна Дюрка» и «Жажда Дюрка» стали финалистами Международной Лондонской литературной премии (2020). В 2021 г. награжден орденом Святой Анны. В 2022 г. награжден орденом А. Невского. В 2022 г. Международной Академией наук и искусств награжден дипломом и золотой медалью А. Нобеля. Награжден почетными грамотами правительства, министерства печати и культуры Республики Дагестан, Союза журналистов России.

Является заслуженным работником культуры Республики Дагестан, членом Интернационального Союза писателей, Союза журналистов России, членом-корреспондентом Международной Академии наук и искусств.

Циклоп

Повесть

На седловине горного плато с небольшой поляной, высящегося за мечетью, тысячелетний дуб доживает свой век. Он, как страж, стоит на отшибе, поодаль от небольшого горного аула. Горное плато обрывается над узким ущельем, по которому голубой змейкой протекает река, берущая начало в верховьях Джуфдага. Ствол дуба так огромен, что, если семь взрослых мужчин обхватят его цепью, руки не сомкнутся. Огромный коренастый дуб, как дракон, покрыт многовековой чешуйчатой корой, рубцами, выступающими узлами, жилами, откуда сочится алая кровь. Эти увечья он получил за долгую, многовековую жизнь от природных стихий, рук людей. На стволе дуба, кряжистых ветках, чешуйчатых корнях, огромными удавами выступающих из земли, образовались чашеобразные выпуклости, темные ноздреватые углубления. Они делают его похожим на уродливого, но величественного великана.

Великан держится на могучих извилистых корнях-лапищах не как обычное дерево. Его искривленные, перекрученные подагрой стариковские корни, покрытые наростами, металлической чешуёй, выступают из земли на два человеческих роста и куполом соединяются. От этого купола берет начало гигантский ствол, дающий жизненные силы огромному дряхлеющему телу великана. Могучие чашеобразные корни, сплетенные между собой сложными узлами, как удавы жертву, в своих петлях держат каменную глыбу огромной величины. А из расщелины глыбы сочится родник с чистой холодной водой.

Дуб за свое многовековое существование стал свидетелем множества падений, поражений, незабываемых героических свершений здешнего племени. Нашествия иноземных полчищ, межродовые кровавые столкновения, природные катаклизмы, измены, предательства – чего только за свой век не видел дуб! На его испещренном морщинами лике кривые сабли гуннов, хазар, персов, турок, арабов, множества северных степных племен, двужильный меч Хромого Тимура, пика Батыя, пушки, пищали Надир-шаха оставляли немало кровавых отметин. Дуб за свою жизнь увидел немало кровопролитных войн, смертельные лики черной чумы, оспы, убивающих целые аулы, нескончаемые межродовые столкновения. Дуб становился свидетелем убийства отца единственным сыном, позора брата, убившего брата и разделившего с его вдовой супружеское ложе… Многое повидал старый могучий дуб, немало увечий и отметин осталось на его изрубленном, испещренном ранами теле.

На старого великана с верховий гор, низин степей не раз обрушивались грозы, метели; с прикаспийских пустынь – смерчи, шквальные ветры, которые истязали его, откалывали, срывали с него могучие ветки, сбрасывая в бездонные ущелья.

Накануне могучий дуб вновь стал свидетелем небывалого природного катаклизма в горах – с громом, молниями и градом. В ту грозу дуб был совсем измучен. Его могучее тело, казалось, как магнит к себе притягивало все молнии, обрушивающиеся с небес. Ударами молний от дуба были отсечены все сохранившиеся после предыдущих побоищ ветки. Напоследок молнии не пощадили и стержневые разветвления дуба, раскололи их, раскромсали, превратили в торчащие кровоточащие рогатины. Теперь дуб смотрелся огромным четырехпалым великаном-калекой.

Ураганный ветер, в конце осени – начале весны, как правило, бушующий на вершинах Джуфдага, методически налетал на горное плато с дубом, добивая его, срывая оставшиеся ветки, оставляя на дряхлеющем теле гноящиеся язвы.

Лютые январские морозы, летний палящий зной выжигали то, что от него осталось. Но могучие останки дуба, кровоточащие рогатины, обрубки культей, корни почему-то, наполовину отмерев, всё еще держатся, всё еще цепляются за жизнь. Старый великан наперекор судьбе все еще стоит на страже своего аула.

Со дня рождения дуба до его возмужания, физического становления, старости прошли тысячи лет. За это время в ауле сменилось не одно поколение людей, менялись времена, нравы, религии. А старый дуб, покрытый рубцами, язвами, отражая натиски огня и грома с небес, с плато грозя врагу своими огромными культями, в дряхлеющем теле все еще бережет старческий дух. Он все еще могуч и величественно стоит на макушке горы. Стоит, как страж, как Божье напоминание враждебным силам, которые на жителей аула наслали невиданные доселе беды и испытания. Величественный дуб стоит как олицетворение мужества, стойкости, как напоминание с Небес грядущим поколениям, что любое людское преступление, свершенное на этой земле, записывается Небесами и не остается без возмездия.

Старый, больной дуб – немой судья страшного преступления, свершенного в ауле странником приютившим его жителям, выкормившим, вырвавшим его из когтей смерти. Дуб остался жив как напоминание об ужасном преступлении, свершенном человеком, спасенным аулом. Дуб подобен судье судного дня.

* * *

Никто в ауле не ведает, сколько лет исполнилось старому дубу. Там его почитают праотцом, ангелом-хранителем, стражем, охраняющим их покой от напастей небес, злых козней земных и потусторонних сил, коварства людей. Дуб стоит на пороге аула, на самом видном месте, привлекая к себе взоры небесных и земных сил, жителей соседних аулов, взоры друзей, недругов. Тайну, сколько лет дуб-великан сторожит, живет, сколько времени поит жителей аула своей живой водой, струящейся из огромного брюха, откроет лишь он сам.

И сегодня жителей аула, как их древних пращуров, волновали одни заботы: о сохранности племени, пропитании, здоровье. Земледельцы в суровых условиях гор сеют и выращивают хлеб. Животноводы разводят домашний скот, доят коров, молоко перерабатывают в масло, творог, простоквашу, айран. Женщины прядут пряжу, ткут ковры, сумахи, паласы. Из года в год рождаются, взрослеют дети. Седобородые аксакалы, досказав внукам сказку о прошлом, настоящем своего племени, уходят в мир праотцов. На их место приходят сыновья, внуки, правнуки. Они взрослеют, влюбляются, женятся, выходят замуж, разводятся. Словом, жизнь в ауле течет своим чередом. Дуб, как вечный страж, стоит на своем месте. А бесконечная круговерть Вселенной, как заведено со дня сотворения мира, делает виражи в текущей, вновь рождающейся жизни.

В ауле, как было заведено веками, завещано предками, все бы шло своим чередом, не меняясь, если бы неожиданно в его привычную круговерть не вмешались инородные, колдовские силы. Они нарушили ритм жизни аула, его круговерть. И колесо времени повернулось вспять.

Аул сполз со своей вековой оси, жизнь жителей пошла под откос.

* * *

Странник третьи сутки скитался по горам. Уходил от возмездия преследующих врагов. Ночевал где попало: в пещерах, звериных норах, в подземных гротах, дуплах деревьев. Наконец ночью, озябший, обессилевший, голодный, истекающий кровью, дополз до седловины горы, над которой высится могучий дуб.

Он полз туда на журчание воды. У него было звериное чутье. Его ухо, воспаленный мозг улавливали малейшее движение вокруг: дуновенье ветра, плеск воды. Его привлекло журчание родника, доносящееся из-под корней могучего дуба. Мучила жажда. Странник приподнялся на руках, прилагая огромные усилия, из последних сил подполз к роднику.

Родник спрятан в паутине гигантских корней, которые на весу держат огромную каменную глыбу. Из ее расщелины струится вода. Еще немного усилий – и странник окажется у горнила живительной влаги. Но он ослаб, еле дышал. Кровоточащие руки подкашивались, из рук и ног уходили остатки сил. Голова, не удерживаясь, ныряла в снег. В глазах двоилось, сознание мутнело.

Воспаленные глаза странника различали слабый свет керосиновых ламп, отражающийся в стеклах окон саклей, в ледяных узорах. Усилием воли приподнял голову из снежной шубы, обращая взор туда, где теплилась жизнь. Кровоточащей щекой прижался к мерзлой земле, зовя людей. Показалось, что его крик, полный жажды жизни, отражаясь в скалах, разбудил весь аул. Но из его воспаленного горла вырвался всего лишь писк существа, из которого уходит жизнь. Уронил голову в снег. В глазах помутилось, сознание провалилось в темноту…

* * *

Мать-волчица, находясь еще далеко от родного логова, ощутила угрозу, нависшую над ее детенышами. Казалось, что ее уши улавливают в логове, на подстилке из листьев, шорохи стоп врага волчьего племени. Нос обоняет его кислые запахи. Глаза видят его еле различимый силуэт, отчего сердце в груди тревожно забилось. Заскулила, ускорила бег. И тихая лунная ночь, и лес в инее, и искрящиеся заснеженные холмы, и скалы, круто обрывающиеся в долину реки Рубас, предупреждали о беде, нависшей над ее логовом. Сердце матери трепетало, лапы подкашивались от напряжения. Ощущала холод, идущий со стороны логова с ее волчатами, вместе с запахами детенышей чуяла еле уловимый кислый запах угасающей там чужой жизни.

Волчицу затрясло. Она до предела ускорила бег. По мере приближения к логову сердце выскакивало из груди, она задыхалась. Теперь не то что сердцем, но и щетиной на загривке стала ощущать опасность, нависшую над ее сосунками. От страха за их жизнь она, задыхаясь, теряла силы, падала на подкашивающихся лапах, кувыркаясь, вставала, вновь рвалась вперед. Скользила на животе со склона, перекатывалась с боку на бок. Вставала, вновь падала, ползла на животе.

Волчица начала понимать, что так она до волчат, над которыми нависла угроза, скоро не дотянет. Тогда она отважилась на отчаянный шаг: прокатилась по узкой ложбине, проложенной с хребта к реке осенне-весенними паводками. А от подножия склона недолго добираться до логова. Она, скользя, кубарем катилась по ложбине; головой, боками больно ударялась об острые выступы. Докатилась до реки, скованной льдом. Там тоже больно ударилась головой об острый выступ камня – в голове пошли круги, в глазах потемнело. Под конец скатилась в полынью запруды. Очнулась наполовину лежащей в полынье, примерзающей шерстью ко льду. Вскочила, что есть мочи пустилась к логову.