Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836
Петр Андреевич Вяземский

«Поздравляю тебя, моя радость, с 1824-ю радостью по Рождестве Христове. Когда придет новая эра? Право, пора! А пока ожидаю коляски, которая все еще едет или не едет. Мы в Москве с детьми и порядочно устроились в своей хижине, светлой и чистой. Не будешь ли сюда, хоть к поре блинов? Или хочешь куличей? Тебя ведь в голодное время ждать нечего. Ты умеешь выбирать время. Меня скопцом вывели в «Полярной», не хуже Загряжского, и я остался при законной части. Да неужели было у меня: «Русский царь в шляпе»? Понять не могу и припомнить, когда доставил им эту песню, написанную мною тотчас после Двенадцатого года, когда это выражение было точно в народном употреблении. Не люблю ни писать задним числом, ни думать задним умом, ни чувствовать задним чувством. Всему свое время и свое место. Я сгорел, как прочел этот стих. Сделай милость, защищай меня от недоброжелателей…»

1824.

577.

Князь Вяземский Тургеневу.

7-го января. [Москва].

Поздравляю тебя, моя радость, с 1824-ю радостью по Рождестве Христове. Когда придет новая эра? Право, пора! А пока ожидаю коляски, которая все еще едет или не едет. Мы в Москве с детьми и порядочно устроились в своей хижине, светлой и чистой. Не будешь ли сюда, хоть к поре блинов? Или хочешь куличей? Тебя ведь в голодное время ждать нечего. Ты умеешь выбирать время. Меня скопцом вывели в «Полярной», не хуже Загряжского, и я остался при законной части. Да неужели было у меня: «Русский царь в шляпе»? Понять не могу и припомнить, когда доставил им эту песню, написанную мною тотчас после Двенадцатого года, когда это выражение было точно в народном употреблении. Не люблю ни писать задним числом, ни думать задним умом, ни чувствовать задним чувством. Всему свое время и свое место. Я сгорел, как прочел этот стих. Сделай милость, защищай меня от недоброжелателей. Очисти меня от хвостовщины и сбереги мою девственность. Кстати о девстве: рязанский Ржевский привез сюда на продажу дюжины две – (по крайней мере он ручается) и к тому же танцовщиц. они пляшут здесь на показ на итальянском театре: Россини и Россияда вместе! Хорошо, если купила бы их императорская дирекция. Все были бы они свободны, по крайней мере, столько же, сколько и мы.

Что же обещанные книги? Если есть в тебе душа и совесть, сыщи Аннету Голицыну, варшавскую, дочь Ланского, по только тотчас и скажи ей, что я жду водевиль из театральной цензуры; что если найдется кое-что непозволительного, то пускай вымарают, а не задерживают и присылают то, что может быть сказано и пето, не оскорбляя Бога, царя и ослиных ушей, того и другого, и третьего, и четвертого, и пятого. Она знает, в чем дело. прости, моя душа! Вот афишка о Ржевском; афиши пишет Апраксина.

Подари мне на новый год пакетов по образцу этого, только не скупись.

578.

Тургенев князю Вяземскому.

11-го января. [Петербург].

Елена Безобразова помолвлена третьего дня за гусарского полковника графа Апраксина, племянника графа Разумовского.

Скоро ли напечатаете «Ключ»? Пришли тотчас экземпляров пять, и один или два получше.

День бракосочетания еще неизвестен по нездоровью великого князя. Что ты замолк, соловушко? Тургенев.

579.

Тургенев князю Вяземскому.

16-го января. [Петербург].

Весь город плачет по смерти Чернышевой. Милое создание, которому улыбалось счастье, трое суток мучилось и успело только пережить дитя свое и проводить его в лучший мир. Муж в плерезе и был в жестоких обмороках. Старуха Козицкая и мать приняли последний вздох умирающей. Все семейство в горести ужасной. В том же доме, и за несколько дней перед тем, умерла родами же, за несколько же дней перед Чернышевой вышедшая замуж Козловская, урожденная княжна Мещерская. Когда ее выносили из дома, то пение надгробного хора доходило до слуха мучившейся уже родами Чернышевой.

Государь болен лихорадкою и рожею на ноге. Сегодня, благодаря Богу, легче, но он ходить не. может и приехал из Царского Села больной. Неделя должна была быть бальная, а вышла больная. Татищева сбиралась дать бал; Елена её утопает б блаженстве. Третьего дня был я, после трехгодичной разлуки, у князя Serge Golitzin; застал там Юсупова вашего и излил перед ним всю желчь за продажу танцовщиц. Он защищал это и показал себя тем, что есть. Этом и шутить не позволено. Если князь Д[митрий] В[ладимирович] сюда не будет, то я намерен писать к нему, указав на продажу сию в его столице. Что же будут делать на Вятке? Слава Богу: там почти одна казенщина! Неужели Апраксина знает о сем и молчит? Доставь мне поболее подробностей. Я донесу на нее графине Строгоновой.

Сказывают, что «Ключ», уже печатный, здесь, а я его еще не имею. Читал ли ты его «Русалку»? Если нет, то пришлю: старая пиеса, прелестная, неодобренная еще Тимк[овским].

Водевиль твой пропущен без перемены и сегодня возвращается в Москву. Я сам говорил с Ланским. Доставь сюда, если напечатаешь.

Читал ли в «Journal de Paris» 2 Janvier 1824 статью об «Антологии» Сен-Мора? Мейстер сбирается отвечать и оправдывать Крылова. Он посадил в котел Вольтера, а не Крылов. Умница наш был осторожнее. Впрочем, по делом. «Les morceaux les plus remarquables sous le rapport de l'originalitе et de l'agrеment des pensеes sont «Sw?tlana», par m-r Joukoffsky, «Une еp?tre» de m-r le comte de Kwastoff, «Les «deux p?cheurs» de Gneditch et «Le Tasse mourant» de Batuschkoff». Если последний прочтет это, то в другой раз с ума сойдет; да я опасаюсь и за радость графа Хвостова. Впрочем, тот же рецензент говорит, «que le peuple russe re?ut son alphabet des mains de Pierre le Grand».

580.

Князь Вяземский Тургеневу.

17-го января. [Москва].

Не я замолк, а ты. Недавно писал я к тебе и, кажется, еще ? la Galiaui, да и прислал множество писем Дашкову, Туркулю и пр., и пр.

Наш водевиль возвратился из цензуры театральной, которая в нелепости не уступает сестре своей. В итальянской «Cendrillon» Dandini, глядя на сестер, поет к ним: «Son'tutte papa».

Вчера был прекрасный бал у симбирского маркиза Киндякова. Им только Москва и держится, и движется.

«Фонтан», а не «Ключ»: сколько раз я тебе говорил, а ты все свое несешь, уже печатается. Я готовлю к нему «Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны». Припечатаются и «Разбойники», ради составления книжечки.

Узнай стороною, будет ли мне по старому присылать Греч «Сына» своего даром, а не то подпишись. Я не в милости у петербургских словесников: je perds ma popularitе. Главное сердце на меня за Булгарина, литературного Фигаро (ум в сторону) и за Крылова, которого поставил я ниже Дмитриева.

Трокадерский герой здесь и приехал, сказывают, – жениться на Комбурлеевой, которых я еще не встречал в обществе. Что же скажет твое сердечко на Черной Речке? Или ты утешишься тем, что останется при тебе кухарка. Неужели не будешь в Москву? 30-го готовится маскарад у Бобринской на весь город. Приезжай!

Ваш Филарет запретил итальянцам давать «Моисея». Ты видишь, и у нас, как в Париже, и у нас своя Сорбонна. Дай срок, поболее образуемся, и заведется и своя инквизиция. Прощай, мой кандидат инквизиторства! Пушкина сейчас была здесь и тебе кланяется, и брату, которому готовится отвечать. Поздравь от меня Безобразову, если увидишь. Кланяйся Карамзиным, а писать им буду на следующей.

На обороте: Его превосходительству, милостивому государю Александру Ивановичу Тургеневу. В доме Министерства просвещения. В С.-Петербурге.

581.

Князь Вяземский Тургеневу.

21-го января. [Москва].

Я и сам сердечно оплакиваю Чернышеву. Я узнал и полюбил эту милую малютку на Макарьевской ярмонке. Подите, разгадайте жизнь и хозяина её!

Я хотел тебе много писать, но у меня Верстовский и Булахов, здешний певец отличный, но актер деревянный и беспамятный. В четверг идет водевиль, а он своей роли не знает. Втираем ее в него фрикциями, а иначе никак не проберет его. Если напечатается, то разумеется пришлю. А напечатать нужно будет, потому что ее верно убьют в игре.

Будь покоен: «Фонтан» у тебя у первого будет. Об Ржевском замолкли: он куда-то уехал. Отдай афишу барышням Карамзиным: знай наших! Обнимаю тебя сердечно.

Я газет никаких не читаю и потому и не знаю, что сказано в них о St.-Maure, который сущий мавр и араб. Пришли, что есть и что скажет Мейстер.

Басня Крылова подлая и угождение нынешнему мнению. Она мне всегда была тошна.

Приписка А. Я. Булгакова.

Ну, где вам, петербургским, за нами угоняться! Посмотри, душа моя, подивись и прочти афишку, привезенную сейчас к Вяземскому Львовою-Синецкою-Кокошкиною с билетом на её бенефис. Не бумага, а атлас, не спектакль, а чудо! Все новые пиесы: «Обман за обманом», сочинение новое обманщика Вяземского; «Воспитание» – худо воспитанного Кокошкина; шарада, коей слово есть «баллада», сочинение Филарета, а разговор славянских пастухов, comme de raison, Шишкова. То-то будет лафа! То-то будем хлопать и всех вызывать названных и скрывающихся авторов, а может быть… все зависит от нашего каприза. А ты не очень горячись, да, сударь! Ржевского танцовщиц покупают; дорого просят: по 1000 рублей штуку кругом. Я, чаю, гладится. За одним стало: за деньгами и за гневом твоим. Ах, милый друг, зачем ты не с нами! Какие обеды, какие стерляди, спаржа, яблоки, пряники, балы, красавицы, спектакли! Мы обедали у Вяземского намедни и объедались. Вьельгорские оба пели: один пел «Черную шаль», а другой воспевал черный глаз.

Пора ехать на концерт к Вьельгорскому. Обнимаю тебя.

582.

Тургенев князю Вяземскому.

22-го января. [Петербург].

Твоего «Ключа» не дождешься, а между тем у него поспевает новая поэма. Я получил от него милое письмо, исполненное прекрасных стихов и даже надежды на его исправление. Теперь оно у Жуковского, который сбирается отвечать ему на его эпиграмматическое воспоминание о нем. Здесь все еще в черном теле его держут; но я заставил приезжого чиновника, в присутствии его начальника, описывать П[ушкина] и надеюсь, что эта сцена подействуют на бездушных зрителей. С вашим князем объяснение имел и сказал все, что на душе было. Он защищается законом, а я нападал даже и не за человечество, а только за благоприличие. Прости! Писать некогда. Тургенев.

583