Оглашенная

– Нина, – представилась она.

На столе появилась бутылка водки, три банки джина с тоником, маринованные огурцы, коробка конфет.

– Ще сдачу дали, – побренчала соседка мелочью. – Ну что, девки, кулыкнем за счастливый взлет и посадку?

Взорвала банку с огурцами, взломала коробку конфет и, ловко отвинтив пробку, умело набулькала в кружку.

Нина скромно улыбалась. Застенчиво подставив стакан, она мило и задумчиво произнесла, – совсем немного.

– Я не буду, – от запаха водки Лену чуть не стошнило. Поведение «девочек» ее так удивило, что она растерялась.

– За товар переживаешь? – Насмешливо спросила Вера. – Оно тебе надо? Аванс дали, значит продано. Остальное – их проблемы. О себе думать надо.

– Какой товар? Какой аванс? Я ничего никому продавать не собираюсь. И деньги мне их не нужны.

– Напрасно! – Вера выпила, смачно хрюкнула. Засунула руку в банку, достала огурец и проглотила целиком. Бросила в рот несколько конфет и, тяжело сопя носом, запила джином с тоником.

– Вы, наверно, москвичка? – Голос Нины успокаивал, улыбка располагала. Она медленно, как хорошее вино, цедила водку, наслаждаясь каждым глотком.

– Да.

– А мы люди не местные, жить нам негде, – загнусавила Вера на манер побирушек. – Я с Донбассу, а она со Пскова. У тебя эти выблядки от несчастной любви, а у нас – производственная травма. Путаны мы, ночные феи.

Она попыталась изобразить жест, которым балерины одаривают благодарных зрителей, выбегая на бис. – Если ты такая гордая и гроши тебе не нужны, можешь поделиться. – Опрокинула стакан. – Я свою сестру за спасибо на работу не гоняю. Пусть платят за все. Хоть туды, хоть оттуды. И Нино тоже. Правильно, подруга? Ты, девка, на нас не серчай, мы люди простые, жить как-то надо. Есть и пить охота. Вот и крутимся. А ты, если что, завсегда к нам, поможем. Мы на Волгоградке, у мебельного каждый вечер отираемся. Если нас нема, так спроси мамку-армянку или сутенера Петруччо. Они подскажут.

– Выпейте, веселее будет, – робко предложила Нина.

– А где же ваши сестры?

– С нами. А твоя что, дома осталась? – Вера загоготала, как топка огромной печи.

Нина скривила пухленькие губки в улыбке. – Сестры – это наши писи, – с детской непосредственностью разъяснила она, шаловливо играя глазками.

– Усекла, подруга? Ну, давай, за здоровье тех ворот, из которых вышел весь народ. – Вера налила полный стакан. Заглотнула. Махнув рукой, неожиданно повалилась на кровать и через несколько секунд захрапела.

– Врач сказал, что ей вот-вот рожать. Вдруг проспит? – Забеспокоилась Лена.

– Такое не проспишь. – Нина продолжала медленно глоточками пить водку.

– Вера говорила, что я должна была о чем-то знать, когда бумаги подписывала. Приходил какой-то лысый.

– А, Гробок? Друг детей-сирот. Это нас не касается. – Нина длинными ногтями с маникюром, как пинцетом, взяла конфету, надкусила, подлила из бутылки. – Мы отдали, расчет получили и до следующей встречи. Не дай Бог, конечно. А что дальше с детишками делают лучше не знать. – Она вздохнула тихо, как мышка.

– Отдают бездетным родителям в хорошие семьи. – Уверенно подсказала Лена.

– Может быть. – Нина с сомнением повела плечами. – А, может, и нет. Болтают разное. – Слова она произносила лениво, нараспев, не выпуская из рук стакана.

– А кому еще могут отдавать?

Нина снова пожала плечами.

– Девочки в туалете курили и трепались, мол, из последа варганят косметику для богатеньких. Бешеных денег стоит. Только зачем из последа, когда из настоящих младенцев лучше? – То ли спрашивала, то ли поясняла она.

Лена окаменела.

– А вы, наверно, в первый раз рожать будете?

Мохова кивнула.

– Не бойтесь, я в первый раз тоже, как ошпаренная, кричала, – Нина прищурилась, будто вспомнила что-то приятное, – не от боли, от страха. А потом, раз – и готово. Вы главное за вожжи тяните и тужьтесь, тужьтесь. Возьмите. – Она достала иконку величиною с карманный календарь. – Ходили здесь какие-то, раздавали на удачные роды.

– А вы как же?

– Я привыкшая. – Отставила стакан, отложила конфету. – Одолжите сто рублей. Я, как расчет получу, верну. Спасибо. Только о том, что я тут говорила, – никому. А то – видите, – указала в окно на двухэтажное здание, – там морг. Спрячут, на запчасти развинтят и продадут. У них все схвачено, клевый бизнес! – Нина тихо скрылась за дверью.

Лена стала внимательно рассматривать иконку.

На подушке лежит младенец. Ручки сложил на груди, будто укрылся от холода. Беленькие волосики кудрявятся. Над ним склонилась красивая молодая женщина в голубом плаще с капюшоном. Возле нее – мужчина с посохом. Вверху – два голубя, внизу – надпись: «С Рождеством Христовым».

– С Рождеством Христовым, – с трепетом прошептала Лена. Прижала иконку к груди. На душе стало теплее.

Внезапно двери распахнулись, и кто-то гаркнул. – На ужин!

От неожиданности Мохову обдало жаром.

Она съежилась, тревожно оглянулась по сторонам.

Вера мощно, настырно захрапела.

Глава 13

Из коридора послышались голоса, шарканье ног. Несколько раз издалека донеслось. – На ужин!

«Не нужен мне ваш ужин. Ничего мне от вас не нужно. – Лена со злостью посмотрела на спящую Веру. – Верну этому типу конверт «на карманные расходы» и потом ни копейки не возьму. Пусть им отдаст. – Бережно погладила иконку. – Простая, а очень красивая. Особенно младенец и молодая женщина. Глаза кроткие, печальные. Может и правда при родах поможет?» – Осторожно спрятала в карман куртки.

Беспорядок и неприятный запах раздражали.

Нина, уходя, прихватила недопитую бутылку. Банка с джином и «закуска» остались. Лена брезгливо, двумя пальцами убрала коробку и банку в тумбочку Веры. Вытерла куском туалетной бумаги стол. Но спертый, тяжелый воздух остался.

Приоткрыла оконную раму. Из темноты, обдав горевшее лицо, хлынул свежий, холодный ветер и приятно разлился в груди.

«Скорее бы родить и убраться отсюда. Не роддом, а бордель какой-то, – пронеслось в мыслях. – Разве это матери? У них одна забота – скинуть, деньги получить и до свидания. А я? – Закусила нижнюю губу. – Мне тоже по барабану. Только бы разродиться. Но мне денег не надо. – Охватило беспокойство. – Гадость, мерзость. Какая-то косметика из последа и детей. – Содрогнулась всем телом. – Теперь не буду никакой косметикой пользоваться. – Невольно ей представился младенец с иконки. – Бред, натуральный бред. Но вдруг вспомнила любимую фразу мадам Брошкиной: «В наше время и не такое творится».

Сейчас эти слова обрели реальный смысл. Стало жутко. Не отпускало постоянное чувство тревоги.

Неожиданно вспыхнул свет.

– Много выпила, не знаете? – Над спящей Верой стоял Улыбин. – Хотя, – он махнул рукой. – А вы, лапушка, что это окошко распахнули? Не лето, простудитесь. О здоровье надо думать. Вы теперь несете ответственность не только за себя. – Энергично отодвинув Лену, захлопнул фрамугу.