Смерть Ланде

– Вот ты говоришь – зачем?.. – задумчиво ответил Ланде. – В этом вопросе уже заложена мысль, которая губит человека… Не надо спрашивать. Надо делать то, что чувствуешь. Это выше нас; прикладывая свою мерку, мы только убиваем душу…

Шишмарев резко пожал плечами, не вынимая рук.

– Какую там душу?.. – досадливо возразил он. – Оставь, пожалуйста… Должен же быть какой-нибудь критерий поступков… Раз ты хочешь ехать, то должен же ты себе уяснить, какая польза будет от этого.

Ланде печально вздохнул.

– Я не знаю… может, и никакой пользы не будет… – грустно проговорил он.

Шишмарев удивленно поднял брови.

– Так для чего же?

От его резкого голоса лампа как будто вздрагивала.

– Для чего? Для той правды, которую я чувствую и которая зовет меня! – глубоким грудным звуком сказал Ланде.

– Опять эта правда!.. Может, скажешь, высшая правда! – с иронией спросил Шишмарев.

– Конечно, высшая, потому что выше уж ничего нет! – серьезно ответил Ланде.

Шишмарев не пожал, а рванул плечами.

– Высшая правда – одна, та, которую дает разум, мысль! – крикнул он. – У нас нет ничего, кроме добытого мыслью понимания!

Ланде всплеснул руками.

– Что ты говоришь! Какое убожество, какая бедность жизни была бы, если это так!

Шишмарев вскочил и размахнул руками, отчего чуть не до ушей поднялись его узкие плечи.

– Как, убожество? По-моему, убожество это тешить себя сказками, заранее ставить пределы своей мысли!

– Она сама знает свои пределы… тихо возразил Ланде.

– Никаких пределов она не знает! – резко кричал Шишмарев. – Горизонты мысли беспредельны! Из того, что сейчас мы не знаем всего, вовсе не значит, что мы так никогда и не узнаем. Мысль так же беспредельна, как весь мир! как возможность!.. Как расширяется теория возможности, так расширяется и мысль… бесконечно!

– В пустоту? – мучительно спросил Ланде, широко открыв глаза.

– Да, в пустоту! – горячо и резко, еще резче, чем прежде, ответил Шишмарев.

– Но ведь это ужас!

– Ну и пусть ужас… Я сам знаю, что куда легче убаюкивать себя золотой мечтой о единой всеобъединяющей душе мира и тому подобное! Но, что касается меня, я предпочту пустоту той правде, которая только потому и правда, что с ней легко и приятно жить. Ххм!.. – Он замолчал и весь дергался от возбуждения, глубоко засунув красные кисти рук в карманы тужурки и перебирая там пальцами быстро и беспокойно.

– Я не стану с тобой спорить, – просто сказал Ланде, – и потому, что ты умнее меня, и потому, что об этом не надо спорить; но только именно потому, что я чувствую всю бесконечную громадность внутренней силы человеческой, человеческой мысли, я не могу поверить, чтобы она исходила из абсолютной пустоты и уходила в нее же, как бессмысленный болотный огонь, возникший из грязи!.. Слишком светло она горит, слишком сильно разгорается, охватывает весь мир, освещает, согревает!.. Нет, я чувствую правду… Я все-таки поеду к Семенову, Леня!

– Это дело другое… – сдержанно ответил Шишмарев. – Если хочешь, если тебе жаль его, так поезжай… Дело твое!

Он сел за стол и стал помешивать ложечкой, тихо звеня в полупустом стакане. Плечи его все еще вздрагивали от возбуждения.

– Я поеду, только денег у меня нет.

– Ну, и у меня, брат, нет! – извиняющимся тоном ответил Шишмарев, виновато разводя руками.

Ланде хрустнул пальцами.

– Ах, Господи… что же мне делать?

Шишмарев опять развел руками.

– Подожди! Может, как-нибудь устроится…

– Нет, – махнул рукой Ланде, – здесь не время ждать… Пойду…

Шишмарев быстро поднял голову, смешливое удивление расширило его рот.

– Пойдешь? То есть как пойдешь? пешком?

– Пешком, конечно… Где-нибудь подвезут… – просто ответил Ланде.

Шишмарев пристально, расширив рот, смотрел на него, потом вдруг сделался серьезен.

– Слушай, Ланде… есть же границы всяким чудачествам! – пожав плечами, вразумительно сказал он.

– Это не чудачество. Мне не на что ехать, я и пойду. Ходят же богомолки за тысячи верст…

– Богомолки… – спутался на мгновение Шишмарев. – Так то, во-первых, богомолки, а во-вторых, не осенью… Ты не дойдешь просто!

– Может быть, и дойду.

Раздражение опять начало овладевать Шишмаревым.

– Богомолки ходят ради веры… которая у них одна в…

– И я иду ради своей веры, – улыбнулся Ланде.

– Да… Ну… Но ведь должен же ты сообразоваться хоть с обстоятельствами!

– Это так легко определять жизнь свою по обстоятельствам! – с нежной укоризной сказал Ланде, улыбаясь светлыми глазами. – Так можно совсем перестать верить себе и начать во всем уже верить обстоятельствам… Нет, пусть уж так: чувствую я, что надо идти, ну, и пойду… Как-нибудь…

– Да пойми ты, наконец, что прежде всего ты этим фактически ничего не изменишь!

– Мы этого не знаем! – строго ответил Ланде. – Это только кажется так…

Шишмарев бессильно помолчал.

– Это глупо, – ты не дойдешь, ничего не поправишь!.. Это глупо и невозможно.