Юркин хуторок

– Во! Што мне, впервые, што ли? Я весь этот лес вдоль и поперек знаю! – хвастливо проговорил Митька. – Вот только разве, когда «он» загудит, тогда уж больно страшно!

– Кто «он»? – спросил шепотом Бобка, и глаза у него расширились и стали круглыми от страха.

– Да «он» – леший. Во страху-то бывает, как он гудеть зачнет на весь лес!

– А папа и Лидочка говорят, что леших не бывает на свете, – произнес храбро Бобка.

– Во! – по своему обыкновению произнес Митька. – И русалок, скажешь, не бывает, и домового?

– Нет, не бывает. И папа, и Лидочка говорят, что не бывает.

– Глупы, оттого и говорят. А кто, как не «он», в лесу гудит? А иной раз наши бабы за хворостом пойдут в лес зимою, а «он»: гу-гу-гу-гу – так и зайдется.

– Так это ветер, – нерешительно произнес Бобка, невольно поддаваясь уверенному тону Митьки.

– Во, ветер! Сам-то ты ветер! Такой большой вырос, а про лешего не знаешь. И чему только эти господа детей своих учат! – и Митька, возмущенный невежеством барчонка, даже сплюнул в сторону.

– Глупости ты говоришь! Никаких леших нет! Врешь ты все! – с дрожью в голосе произнес Бобка.

– Ан есть!

– Нет! Нет! Нет!

– Есть! Есть! Есть!

– Ну, коли есть, так я с тобой и разговаривать не стану! – рассердился Бобка.

– Эва, напугал! А я тебя одного в лесу кину, коли што. Тебя и съест леший.

– Не смеешь! – вскричал Бобка, и даже слезы навернулись на его синие глазки.

– Не смею? Я-то? А вот увидишь!

И прежде чем Бобка мог произнести хотя одно слово, Митька со всех ног кинулся бежать от него, и через минуту-другую его маленькая фигурка исчезла в чаще деревьев.

– Митька! Митька! Гадкий! Злой! Противный! – кричал Бобка. – Вернись! Я папе пожалуюсь. Тебе достанется, Митька!

Но Митьки и след простыл. Тогда, испуганный своим одиночеством в лесу, Бобка стал звать братьев плаксивым голосом:

– Юрик! Сережа! Сережа! Подите сюда!

Но – увы! – никто не откликался. Должно быть, мальчик, незаметно переходя от цветка к цветку, слишком далеко отошел от опушки.

Солнце между тем уже село. Его прощальные лучи потухли за верхушками мохнатых елей. Легкий, прохладный ветерок подул с севера. В лесу стало холоднее и темнее.

Бобка начал трусить. Он пошел наугад по вьющейся тропинке; потом сперва повернул налево, затем направо и зашел, наконец, в такую чащу, из которой, казалось, никуда нельзя было выбраться. Тут Бобка бросился на траву и горько заплакал.

* * *

Долго лежал и плакал Бобка на зеленом мху. Ему было и жутко, и холодно, и хотелось кушать. Ему вспомнились те вкусные вещи, которые няня заказывала кухарке Матрене к сегодняшнему вечеру. Особенно ярко представлялась та вкусная булка, которую испекла сегодня Матрена и которую подадут к чаю. Булка так живо представлялась его воображению, что Бобку неудержимо потянуло домой, за чайный стол. Он утер слезы, вскочил с травы и пошел назад, с трудом отыскивая в траве следы своих крошечных ножонок.

– Гадкий Митька! – ворчал сердито мальчик. – Если б не он, я бы не заблудился… И что подумают папа, Лидочка, Юрка, особенно Юрка, который поручился за нас папе! И потом, как найдет он, Бобка, дорогу домой? А в лесу вечером, должно быть, жутко! Может быть, даже волки бродят и… и… леший! Митька говорит, что лешие существуют. Правда, папа и Лидочка умнее Митьки, но, может быть, папа, боясь испугать его, Бобку, говорит, что нет леших, а Лидочка – слепая, если и встретит лешего, то все равно не увидит его.

А он есть… должен быть. Он берет непослушных детей и ест их. Митька же говорит, что ест…

– Гу-гу-гу! – пронеслось в эту минуту по лесу.

– Ай-ай-ай! – закричал не своим голосом Бобка и даже от страха присел на землю.

– Гу-гу-гу! – снова загудело кругом.

Это зашумел неожиданно поднявшийся ветер.

Бобке стало еще страшнее и неприятнее от этого заунывного гуденья. Он почти бегом побежал по тропинке и вдруг разом остановился, пораженный неожиданностью. Где-то близко, совсем близко от него, послышалось пение, похожее на звон серебряного колокольчика. Прелестный мелодичный голосок, выходивший из лесной чащи, пел:

Я эльфа лесная,
Я чащи дитя,
Веселая Мая,
Малюточка я!

– Кто это? – громко крикнул испуганный Бобка и так и впился в кусты своими испуганными глазенками.

В то же мгновение пение прекратилось, и знакомая уже нам Мая – обитательница лесного домика – вынырнула из чащи.

В прелестной смеющейся черноглазой девочке не было ничего страшного, и Бобка отважно зашагал ей навстречу.

– Кто ты? – спросила в свою очередь девочка изумленного мальчугана.

– Я – Бобка! – отвечал тот.

– Ха-ха-ха! – расхохоталась своим звонким смехом Мая. – Или ты думаешь, что лесная фея знает, кто такой Бобка?

– Разве ты фея?

– Конечно! Раз ты меня встретил в лесу – значит, я лесная фея.

– А я думал, что ты просто заблудившаяся девочка, – проговорил Бобка. – Но раз ты фея, то ты все можешь сделать. Видишь ли, я потерял дорогу к опушке…

– Разве ты заблудился?

– Да. Я пошел с Митькой… но ты не знаешь Митьки – Аксиньиного приемыша… так вот, я с ним, с Сережей и Юркой пошел в лес и…

– Довольно! – прервала его странная девочка, – ты и твои братья пошли в лес… А слепая Лидочка осталась дома с нянюшкой… Юрик и Сережа влезли на дерево, а ты с Митькой убежал рвать цветы, потом ты поссорился с Митькой. Он говорил, что леший существует, а ты спорил, что нет. Митька разозлился и убежал, бросив тебя одного…

– Ай-ай ай! Как ты все это знаешь? Или ты в самом деле фея?

– А ты думал – нет? Я еще больше знаю. Завтра вы все пойдете осматривать княжеский дом с вашим папой, правда?