Юркин хуторок

– Вот что, Мая! – с деловым видом проговорил Юрик, встречая девочку на пороге дома. – Папа и Лидочка с няней уехали в город, а к нам приедет сегодня новый учитель. Вот мы и решили подшутить над ним на первых же порах и поставить его в тупик. А ты должна помочь нам в этом. Слушай… – И Юрка, наклонившись к уху девочки, зашептал ей что-то, отчего Мая так и покатилась со смеху.

Юрий Денисович действительно уехал с дочерью и Ириной Степановной в уездный город – отчасти по делам, отчасти, чтобы дать своим трем сорванцам, как он называл сыновей, как следует познакомиться с новым гувернером без вмешательства старших. И дети прекрасно воспользовались предоставленной им свободой. Должно быть, выдуманная проделка была очень смешна, потому что то тот, то другой из них так и заливался громким, раскатистым смехом. Смеялся и Митька, не отстававший теперь ни на шаг от господ и бывший главным участником всех их шалостей и проделок.

Гувернера ждали к обеду, к четырем часам – и ровно в четыре часа к крыльцу хуторского домика подъехала бричка, в которой сидел очень толстенький, почти круглый человечек в соломенной шляпе.

– Ну, ну, Фрицхен! – произнес сам себе круглый человечек, с трудом соскакивая с высокой подножки брички, и, чуть-чуть подпрыгивая и раскачиваясь на ходу, направился к крылечку, держа в одной руке круглый предмет, завернутый в бумагу, а в другой – небольшой чемодан с бельем и платьем.

У человечка было очень довольное, сияющее лицо, и толстые губы его улыбались самой радостной улыбкой.

Круглый человечек снял шляпу, отер платком пот с лица и вошел своей подпрыгивающей, с развальцем, походкой в гостиную.

– Никого не имеется! – снова широко улыбаясь, произнес он. – Ну-с, надо подождать! Подождем, Фрицхен, проговорил он самому себе и поставил круглый предмет и чемодан на окно в гостиной. – Ошен корошо! Ошен корошо! – произнес он, потирая руки и не без удовольствия оглядывая комнату. – Многа свет, многа солнце, а Фрицхен ошен лубит, где свети солнце!

В эту минуту дверь в гостиную отворилась и пять совершенно одинаково одетых в матросские курточки мальчиков вошли в комнату и, остановившись неподалеку от порога, глядели во все глаза на приезжего.

Тот еще больше оживился при появлении детей, и пошел им навстречу, лепеча на ходу все с той же своей простодушной улыбкой:

– Ошен корошо! Ошен корошо! Целых пять мальшик. А господин Вольгин говорил менэ, што только три мальшик!

– Папа ошибся! – вставил свое слово Юрик и с самым развязным видом разлетелся перед гувернером и шаркнул ему ножкой.

– Ай! Ай!! Как можно ошибайт! Не можно ошибайт папахену! – высоко приподнял толстяк свои белокурые брови. – Как вас зовуйт? – обратился он к Сереже, как к самому старшему из детей.

– Пупсик! – отвечал тот, не сморгнув.

– Шево? – недоумевающе переспросил немец.

– Пупсик, – серьезно и ясно отчеканил Сережа.

– Странный имен! У русских такой странный имен, – покачивая головой, произнес учитель.

– Ну, а ви как зовуйт? – перевел он глаза с Сережи на Юрика.

– Мупсик! – словно выстрелил маленький шалун, давясь от смеха.

– Аа-ай-ай! – недоверчиво произнес учитель. – Такой славний мальшики такой собачонкин имен вам давали ваши папахен и мамахен.

– А ви как зовуйт? – обратился он к черноглазому мальчику с длинными кудрями, разбросанными вдоль спины и плеч.

В этом тоненьком и высоконьком мальчике было почти невозможно узнать Маю, одетую в костюм Сережи.

– Меня зовут Лоло, – бойко отвечала девочка, – а его Коко! – указала она на Бобку. – А вот он, – протянула она руку в сторону Митьки, ставшего неузнаваемым от Юркиного костюма, – его зовут маркиз Жорж; он наш двоюродный брат-француз и ни слова не понимает по-русски.

– Как странно все эта! – проговорил тоном глубокого изумления немец. – Как странно, что господин Вольгин ни слов мне о пяти мальшик, о француз. Ви ни слов не может по-русски? – обратился он к Митьке, снова высоко поднимая брови.

Митька открыл было рот, чтобы ответить, но подоспевший как раз вовремя Юрик так ущипнул его за руку, что он чуть не завизжал от боли.

– И по-немецки ни слов не знаете? – снова обратился к нему с вопросом гувернер.

Тут уже Митька, не рискнувший получить второго щипка от Юрки, рта не разинул, а только заморгал своими серыми глазами.

– Пойдемте, мы вам сад покажем, – предложил Сережа. – Мупсик, Лоло, Коко и вы, маркиз Жорж, – обратился он к детям, – идемте показывать сад учителю!

– Меня зовут Гросс! – любезно подсказал немец. – Я маленький, а мой фамилий Гросс (Гросс – значит «большой» по-немецки). А зовут меня Фридрих. Господин Фридрих.

Потом, пристально взглянув на мнимого маркиза-Митьку, он добавил, изумленно покачивая головою:

– Удивительно, как эта ви не многа похож на француз… Совсем у вас русской лишико. Ви из Париж?

– М… м… м… – замычал неожиданно Митька и замотал головою.

Юрик строго-настрого приказал ему мычать и мотать головою на все, что бы ни спрашивал у него гувернер. И Митька, получив барское платье, готов был исполнить всякое приказание своего начальства, лишь бы как можно дольше остаться в Юркином костюме.

– Не из Париж! Ошен шаль! В Париже ошень корошо! – проговорил Гросс, все еще с недоумением поглядывая на белобрысые вихры Митьки, торчавшие предательски из-под шапки и так не подходившие к типу французского маркиза.

Мальчики и Мая, между тем, степенно спустились с крыльца в сад и повели Гросса по желтым и прямым, как стрелки, аллеям.

Господин Гросс оказался очень разговорчивым. Он рассказывал детям, что раза три был в этом саду со своим воспитанником, князем Виталием Черноземским, и приходил бы сюда с удовольствием и чаще, так как хуторской сад очень нравился ему, но хутор нанимали на лето дачники, и они поневоле должны были довольствоваться садом и лесом, окружавшим княжеский дом.

Господин Гросс очень забавно перевирал русские слова, и это выходило очень смешно. Дети тихонько подталкивали друг друга и хихикали ежеминутно. Митька, следовавший за ними, поминутно зажимал рот обеими руками, боясь расхохотаться в голос и навлечь на себя гнев господ.

ГЛАВА 4

За обедом. Монсиньор Жорж из деревни. Тайна Гросса. Неожиданное открытие. Маленькая смутительница

– Господа, обедать! – и веселая, смешливая горничная Евгеша, большая участница всех шалостей молодых господ, предстала в конце аллеи.

Евгеша была посвящена в тайну детей и теперь едва удерживалась от смеха при виде важно выступавшего в господском костюме Митьки.

– Ишь ты, курносый, – тихонько фыркая в передник, произнесла она звонким шепотом. – Тоже хранцуз – чумазый! Выдумают тоже, проказники!

– Обедать! Обедать! – засуетились дети и, окружив господина Гросса, потащили его из сада в столовую.

Митька, или маркиз Жорж, важно засунув руки в карманы, последовал за остальными.

Первая смена обеда прошла более или менее благополучно. Митьку посадили между Маей и Юриком, подальше от гувернера, чтобы господин Гросс не мог видеть, какими огромными кусками отправлял в рот слоеные пирожки с капустой мнимый маркиз.

– У него прекрасный аппетит, у нашего кузена, – каждый раз говорила Мая, когда гувернер взглядывал в их сторону, и добавляла шепотом, так, чтобы слышал один только Митька: – Ты подавишься. Уверяю тебя, ты подавишься, Митька, или разорвешь себе рот. Можно ли так есть! Не забывай, что ты маркиз, то есть очень важный барин. А важные господа всегда кушают очень мало и очень деликатно.

Но Митька, как говорится, и в ус себе не дул на эти слова Май. Попав раз в жизни за барский стол, где подавались такие вкусные вещи, он забыл обо всем.

Когда после супа подали котлеты, и Евгеша, раскладывавшая вместо отсутствующей нянюшки порции по тарелкам, поставила тарелку с жарким перед Митькой, тот попросту, без затей, схватил котлетку с тарелки руками и тотчас выронил ее обратно на тарелку, закричав на весь зал от боли. Котлета была очень горяча, и Митька сильно обжегся ею.

– Что с вами, маркиз? Что с вами, милый кузен? – поспешили к нему с двух сторон Мая и Юрик. – Вы обожгли свой ротик? Ах, какая жалость! Какая жалость! – И тут же тихим шепотом Юрка добавил: – Эх, ты! Не мог подождать немного… Чего раскричался?

– Да коклетка энта самая… – начал слезливо оправдываться таким же шепотом Митька, – во как жжется!

– Молчи! Молчи! – зашикал на него перепуганный Юрик. – Услышит!