Записки старого студента

Лопатина вошла к нему и тотчас же сделала кислую мину от сильного запаха лекарств. Она не рассчитывала здесь долго оставаться и потому сразу сказала:

– Слушайте, сделайте мне удовольствие: дайте, пожалуйста, ваш сюртук.

Булыга с удивлением посмотрел на неё.

– Сюртук? то есть, как же? вам сюртук?

– Ах, нет, конечно, не мне. Чигринский обещал проводить меня на вечер, понимаете? А у него сюртука нет.

– Гм… Так я уже говорил ему… У меня, видите ли, только один сюртук…

– Да вы как-нибудь посидите так.

– Гм… Как же так? Да оно, пожалуй… вам я не могу отказать… Возьмите, пожалуй.

Он стоял перед нею и, по-видимому, чего-то ждал, а она по рассеянности не сообразила, что так как у него сюртук только один, то он должен снять его с плеч, чего он не мог сделать при ней, и тоже ждала.

– Так уж вы, пожалуйста, выйдите! – сказал он, наконец, – я должен снять сюртук.

– Ах, да, в самом деле! Ну, спасибо.

И она ласково посмотрела на него, очевидно, в награду за его любезность.

Минуты через две после того, как она пришла к себе, появился Чигринский в сюртуке, который был ему короток, но, несмотря на столь торжественный костюм, лицо его выражало отчаяние.

– Ну, вы готовы? – спросила его Лопатина.

– Слушайте, я не знаю уж, как вам это и сказать… – промолвил Чигринский.

– А что ещё?

– Да ведь сюртука одного мало…

– Зачем же вам два сюртука? – сострила и засмеялась Лопатина.

– Не в том дело. А нужно ещё…

Она взглянула на Чигринского и только теперь увидела, до какой степени лицо у него смущённое.

– Господи! – воскликнул он тоном отчаяния и опустился на стул, – что я за несчастный человек! Ведь нельзя же так идти, сами согласитесь! Ведь вы же понимаете, до какой степени я желаю проводить вас!

– Ну, уж действительно… Знаете, ещё сюртук я могла достать вам, но…

Чигринский на это не сказал ни слова. Он запустил обе руки себе в волосы и мрачно смотрел вниз. Между тем, Марья Петровна в это время была уже совсем готова к вечеру. Её русые волосы были завиты, новая кофточка блистала белизной, появились бантики, брошечка, шпильки.

– Что ж мне с вами делать? – промолвила она, – послушайте, Анчаров дома?

– Кажется, дома, – раздалось точно откуда-то из-под полу.

– Попросите у него.

– Не даст. Мне не даст. Мы с ним в натянутых отношениях.

– Фу-ты, какой вы! Послушайте, да не могу же я, не могу я просить… брюки…

– Как хотите! – уже окончательно безнадёжно ответил Чигринский.

– Он в четвёртом номере?

– Он перебрался в пятый.

– Пойду. Это невероятно, но я пойду!

И она пошла к пятому номеру. У Анчарова в комнате был свет. Она тихонько нажала ручку двери и отворила её.

– К вам можно?

– Ах, это вы, Марья Петровна! – радостно откликнулся Анчаров. – Чем могу служить?..

Марья Петровна совсем отворила дверь и остановилась на пороге.

– Слушайте, как это ни странно, но я прошу вас об этом… Видите ли, Чигринский должен проводить меня на вечер, а у него нет… Так не можете ли вы дать?

– Чего нет? Сюртука? – спросил Анчаров.

– Нет, не сюртука, а…

Марья Петровна замялась.

– А, понимаю! – догадался Анчаров и громко рассмеялся. – Так вот что вам нужно!.. Ну знаете, вы к нему очень милостивы. Ему бы я не дал, а для вас с удовольствием.

В то время, когда Марья Петровна так счастливо одевала Чигринского, сам герой впал в отчаяние ещё больше прежнего. В её отсутствие он встал, подошёл к зеркалу и тщательно осмотрел свои воротнички и манжеты; они оказались в безнадёжном состоянии. Собственно говоря, в них недовольно прилично было даже показываться на улице. Но допустив мысль, что миссия Лопатиной у Анчарова кончится удачно, Чигринский уже никак не мог согласиться на то, чтобы она достала для него ещё что-нибудь. И тут у него мелькнула счастливая мысль: он стремглав вылетел из комнаты, пробежал через коридор и влетел прямо в тёмную кладовку, где помещалась хозяйка квартиры.

– Анна Ивановна! Ради самого Бога! – почти страстно начал он.

– О, Господи! – воскликнула хозяйка и вскочила с постели, страшно испугавшись его слов и тона. – Что такое там случилось?

– Да право же ничего… А тут дело вот в чём. Понимаете, надо проводить Лопатину на вечер, а у меня воротнички того… подгуляли. Так нет ли у вас?

– У меня? Да разве я ношу воротнички? Разве вы видели когда-нибудь?

– Ах, вы не понимаете. Может быть, у вас в стирке есть чьи-нибудь?

– В стирке? Так как же я отдам вам чужие? Ведь вы их испачкаете.

– Ну, вы потом опять их вымоете, я вам за стирку заплачу…

– Ох, Чигринский, вы меня подводите… Никогда я этого не делала, чтоб отдавать чужие вещи.