Выявление паразмата

Матаран ушёл за занавес и резко задёрнул его и, расслабляясь, обернулся. На дуване сидела Халя-бордель-кысы и, тараща на него глаза, зажимая нос, изумлённо прогундосила:

– Они, што? – вше шюда шрать приходили?!

Матаран непонимающе уставился на неё, а потом зло рявкнул:

– Одного хватило!

И кинулся вон, на свежий воздух.

Во дворе Матаран постарался держаться подальше от эпицентра событий, где дехкане, под руководством Ишана, суетились вокруг нищего, уже называя его не иначе, как святым – щеидом. Во двор щеид перебрался на карачках сам, но дальше ползти категорически отказался. Оскорбить святого прикосновением никто не хотел – но и ослушаться Ишана-агу тоже никак нельзя: был приказ увести щеида подальше. Подошедшие любопытствующие нукеры посоветовали побить нищего вонючку палками, выбрав подлиннее, чтобы не сильно противно было, – и тот побежит сам, да ещё вприпрыжку. Возражая, дехкане наперебой принялись объяснять, что это не нищий и не вонючка, а святой – щеид, – грязью, мразью и страданиями отгородившийся от людских грешных дел, и что в доказательство этого на глазах у многих сотворил чудо: кусок дерьма превратил в волшебный камень кыгрымыз, который теперь будет помогать и оберегать благородного фудаина Матаран-агу, за что Матаран-ага пожаловал щеиду пятьдесят тысяч дирхемов.

Пожалованная сумма снимала все сомнения в святости вонючки.

В разгар объяснений во двор пробрался большой зачуханный пёс. Длинноухую паршивую собаку несло именно к щеиду. На попытки отогнать пёс отвечал обиженным тонким лаем, визгом и целеустремлённо рвался дальше. Хахтияр узнал своего рыжего Баррса и решительно кинулся наперерез и чуть не перехватил его, схватив за лысые уши и оседлав, но тщётно. Пёс, кувыркнувшись, вырвался и, получив по пути ещё несколько ударов, достиг цели и улёгся рядом с щеидом, положив голову ему на колени.

Благоговения прибавилось…

Один Хахтияр не унимался.

– Баррс, Баррс, иди, иди сюда! Ты зачем убежал?! Кто теперь дом сторожит? Иди сюда, шебултай! Иди сюда, тебе говорят!

Он даже попробовал оттащить пса за хвост, но был им чуть не покусан и получил несколько затрещин от своих же аульчан. После этого он прекратил попытки прогнать пса, но ходил вокруг и около, бросая недовольные взгляды и на пса, и на щеида.

Голь на выдумки хитра и неразрешимая задача «как, не дотрагиваясь, увести щеида» была решена. Из двух пар жердин, верёвок, порванных халатов были сделаны крестообразные носилки и благоговейно поднесены к щеиду, и тот соизволил на них перебраться. Восемь избранных удостоились чести нести благовонного щеида. Торжественная процессия двинулась в путь. Погавкивая и поскуливая рядом с носилками бежал пёс. Его уже никто не прогонял.

Разобиженный изменой, Хахтияр жаловался Ишану:

– Семь лет с этой собакой жил, совсем маленькая была, когда подобрал, вместе ели, пили, на охоту ходили. Защищал от брата, от его жены и от их детей. Никому не давал обижать. А он бросил меня! Наверное, с ума сошёл. Я бы тоже с ума сошёл, если бы всю ночь со святым в одной норе был. Я шебултай, вчера пьяный был, наверное, поэтому, когда мы щеида ночью дрынами побили и потом в нору толкали, собаку не выпустил. В-ва-аа, в-ва-аа, как она кричала! Плакала! Мне тогда смешно было. В-ва-ах! Сейчас грустно… Святой, святой – плохой святой, хороший святой собаку не испортит. В-ва! – щеид! Хорошая собака хозяина не бросает. Точно – с ума сошла!.. В-ва! Хорошо я вчера мало выпил, а то тоже в нору полез-бы… В-ва-а-а-х!.. Э-э, слушай, хочешь я тебе большую тайну расскажу? Никто не знает! В-ва! Думаешь, это Баррс? Баррс, Баррс… э-э-э… какой Баррс! С-сука!

Хахтияр тонко залаял, подражая собачьему тявканью. Получилось неотличимо от того, как недавно тявкал обижаемый Баррс. Ишан обалдело уставился на залаявшего Хахтияра, не зная, что ему делать: обижаться на лай или смеяться шутке.

– Слышишь, как он лает. Он даже по-мужски лаять не может! – пояснил Хахтияр. – С?сука! Поверь мне. Я знаю!

После завтрака Матаран ознакомился с донесением Мухтияра. Мухтияр был его человеком, засланным в лагерь Биркули. В донесении сообщалось, где сейчас базируются Биркули, где находятся их запасные схроны, сколько у него людей и где они, что и когда делают, и что в ближайшее время замышляет Гудар Биркули. За такие сведения пятидесяти тысяч было не жалко.

Глава четвёртая

17157 год, 1 мохххама, около 6 часов утра. Артыгача, особняк Биркули.

Гудар и Гахрамар находились в большой комнате богато украшенной коврами и аппаратурой. Штук пятнадцать ковров – не меньше, один на другом, покрывали пол, стены, и даже к потолку была прибита парочка. Аппаратуры было столько, что всё сразу и не увидишь: минимум три музыкальных центра, звуковых колонок не сосчитать, четыре визора – каждый больше другого, несколько видеокамер, пара пэстинов и везде, только протяни руку, валялись связоны разных моделей, целый угол занимал реавизор – непостижимо дорогая вещь. Он как раз работал, показывая в полной красе стриптиз-танец двух хаваянок. Было полное ощущение присутствия девушек – чувствовался даже сладкий аромат их духов. Нукеры в восторге улюлюкали, приветствуя особо вызывающие позы и неприличные телодвижения, а практически весь танец хаваянок состоял из них. Всё сливалось в один непрерывный гогочущий гул.

Две трети отряда Матарана набилось в комнату – сидели, лежали и стояли, на чём попало, грязными чарыками попирая дорогущие ковры и нежный меховой дуван, не стесняясь давить, ломать, отхаркиваться тубелем и разбрасывать вокруг скорлупу орехов. Связанные Гудар и Гахрамар были затолканы в угол и забыты, так как уже получили своё: побои, унижения и оскорбления – только ленивые и неспособные что-то выжать из себя не запятнали честь, лица и одежду братьев Биркули. Маленькие и большие нужды над ними справляли явно от души и на совесть.

На Матарана не обратили внимания, и он пошёл к реавизору напролом: нерадиво уступающим дорогу доставались зуботычины. Выключив реавизор, Матаран коротко приказал:

– Все, вон!

Дважды повторять не пришлось.

Ишан и Мартан извлекли из угла и бросили к ногам Матарана братьев Биркули. Каждому из них Матаран от души вдарил в пах, и те лишь задёргались, не имея возможности даже закричать, – их рты были забиты кляповой массой.

– Касан, Мухтияр жив?

– Да, господин. Он вместе с шестью другими биркулинцами заперт в подвале.

– Мне он нужен.

– Он ранен и не сможет прийти, господин.

– Значит, принеси! Мне, что, каждый раз дважды повторять, фудаин?!

– Виноват, Матаран-ага, будет исполнено. – Касан в знак покорности поклонился и вышел.

– Махка-ат! Хякима сюда! – Матаран знал: несмотря на свою трусость, Махкат не посмеет далеко отстать и притащит за собой хякима.

Первым вошёл ученик хякима, нагруженный баулами с инструментарием. Далее появилась спина хякима, старикашка затаскивал в комнату Махката, а тот неудачно упирался, хотя был раз в пять толще и больше.

– Мирзо-хяким, не надо, я не смогу…

– Идём, дурашка, будешь помогать, будет потом, что рассказать.

– Мирзо-хяким, брось шебултая, надо дело делать.

Махкат вырвался и выкатился за дверь.

– Матаран-ага, мне нужны ещё помощники.

– Такой мастер как ты должен уметь посадить гютюша на «трон» сам, без помощи.

– О чём разговор! – хяким вместе с учеником принялся собирать «трон», – Можно, особенно, если Матаран-ага увеличит плату. Но зачем тратить время, напрягаться, суетиться? – если можно всё сделать быстро и спокойно. Пусть гютюш напрягается… ха-ха-ха… кое-чем… хи-хи… в последний раз.

Первый «трон» собрали. Он был похож на окольцованную лапу птицы с широко расставленными когтями. «Кольцо» было с широкой полкой. Голова, тело и руки будущего гютюша намертво крепились ремнями к лапе. Полка держала предплечья рук переброшенных за спину и регулировала высоту посадки преступника. Ноги в коленях и щиколотках крепились к боковым «когтям», задний раздвоенный «коготь» и передний «коготь» служили для устойчивости, причем в основании переднего было направляющее отверстие для кола. Человек, усаженный на «трон», оказывался в полусидящем положении на широко раскинутых коленях без малейшей возможности пошевелиться.

Был собран второй «трон», и Матаран, поддавшись наущениям хякима, приказал Махкату помогать ему.

– Махкат-джян, будь внимателен… хе-хе… учись. У Матарана-аги много врагов развелось, пора иметь… хи-хи-хи… личного хякима.

Мирзо-хяким искусно, но не очень осторожничая, разрезал одежду на Гударе и Гахрамаре, чтобы её можно было сорвать не напрягаясь и не сильно пачкаясь.

Махкам, бросая жалобные взгляды на хищно улыбающегося господина и тоскливо вздыхая, покорно внимал и выполнял указания болтливого хякима. Впрочем, также как и Ишан, и Мартан, которых шустрый старик тоже сумел запрячь в работу. Впятером они быстро справились с сопротивлением пленников, и голыми усадили каждого на свой «трон».

Чистюля Махкат горестно чистился, – как он и подозревал, близкое знакомство с врагами хозяина, ни к чему хорошему не привело.

Касан и ещё двое нукеров внесли и устроили на дуване раненого Мухтияра – всего в крови. Кровь и сейчас ещё сочилась сквозь грязные тряпки, которыми его небрежно перевязали. Матаран присел рядом:

– Что скажешь, Мухтияр?

– Что прикажешь, Матаран-джян, я твой верный пёс. Хочешь – залаю, хочешь – язык проглочу… только не забудь, что обещал… Мне плохо, очень плохо… потерял много крови… и нога… помоги, пожалей… я тебя люблю… не бросай… пожалей меня и моего отца… пожалей… умо…