Выявление паразмата

Хахтияру достались две юные девицы, разодевшиеся, хотя и не так богато и продуманно, как махкатовская, но тоже весьма и весьма интересно: многослойные прозрачные платья ничего не скрывали, а лишь облагораживали содержимое белесой романтической дымкой. Их платья немного отличались фасоном, количеством разрезов и оттенками. От рослых милашек так и пёрло молодым задором, пышущим здоровьем и беспардонным нахальством. Подруги были такими боевыми девахами, которые входят в горящую избу, берут быка за рога, а мужика за… что хотят, не стесняясь. Хахтияр это радостно почувствовал.

Обед в ресторане казался сказкой. Много музыки, навалом выпивки, вкусной еды и рядом красивые гёхпери, ухаживающие за ними и позволяющие себя трогать как угодно и, к тому же, ещё платящие за это – чем не рай для киши? А вокруг ещё целый театр красивых алчных женских лиц, следящих за их столиком и готовых в любой момент заменить оплошавших красоток, если те ненароком выпустят добычу из коготков.

Хахтияр разошёллся, Махкат не успевал переводить через сенс-переводчик. Девицы беспрерывно смеялись и шалили ручками. Было хорошо! Кончилось тем, что их компания разделилась, хотя аграши и пытались её сохранить, уговаривая девиц пойти именно к ним и там продолжить веселье.

Гёхпери оказались покрепче аграшей. Перламутровая увела Махката к себе на четырнадцатый этаж, а перепившего и сошедшего с катушек Хахтияра, поющего песнь зурдаганского халкаша, милашки утащили на улицу и увезли к себе.

Глава пятая

Говорить о переживаниях Махката не надо, всё станет ясно, если сказать одно: Махкат потерял невинность. Два дня беспрерывной потери. Напрочь, вместе с романтическими иллюзиями. И, когда на третий день перламутровая стала одалживать Махката подругам, он сбежал.

Нет, нельзя сказать, что ему было плохо, совсем даже наоборот, но даже всё хорошее должно иметь границы. Он был истощён, а вконец унижен и опущен до положения бордель-киши. Будь на его месте Матаран он бы зарезал перламутровую, Махкат предпочёл хитро ретироваться.

Он сразу потерялся в переходах и коридорах громадного здания. Махкат заплутал, и никак не мог найти нужный лифт, секцию, поворот и попадал всегда не туда. Здание почему-то оказалось очень пустым, что никак не вязалось с его первыми впечатлениями. Махкат даже стал подозревать, что во сне его незаметно вывезли куда-то. В другое место очень похожее на ТуКУК. Тот же антураж, те же бесчисленные зеркала. Отчаявшись, в конце концов, Махкат решил подыматься к себе по лестничным переходам. Далеко он не ушёл. На тридцать первом этаже его перехватили и приватизировали. Три просто одетые девицы очень обрадовалимсь добыче. Махкат понял, что бесхозные туристы попадают к ним в руки не слишком часто.

Девицы были страшно довольны и не скрывали этого. Пусть замученный, пусть похож на паразматика, но всё-таки мужчина, большой мужчина. А то, что жирный и волосатый – мелочи. Зато, какой здоровый!

Добрые попались. Сами радовались и Махката наперебой пробовали успокоить и ободрить. Не тушуйся, не расстраивайся лохматенький. Чудо в волосах. Сделаем из тебя человека. Обреем, посадим на диету с сексом – станешь как огурчик.

На тридцать пятом этаже, на лестничной площадке они столкнулись с другим охотничьим прайдом охотниц за туристами. Этих было пять. В разыгравшемся сражении, естественно, задавив количеством, победу праздновал второй прайд, но уже на исходе сражения одна из девиц первого прайда, побитая и отброшенная в сторону, вытащила что-то вроде маленькой удлинённой лепёшки, к удивлению Махката оказавшейся оружием, и стрельнула. Очередь из маленьких чуть жужжащих молниеносных мушек поразила двух охотниц, и те замертво свалились. Зато третья, находившаяся за одной из поражённых, успела выхватить какое-то своё оружие, похожее на миниатюрный длиннодулый пистолет с раструбом. Из пистолета с треском вырвалась струя блеклого огня и врезалась в бок девицы с лепёшкой. Та ужасно заверещала и забилась в судорогах. Махкат почувствовал, как все его волосы (все до единого!) наэлектризовались и стали дыбом. Девица повела пистолет в сторону двух других побитых соперниц, и те поползли от неё, плача и умоляя не паразитизировать их. Рыдая и уговаривая, девчонки отползли достаточно далеко, вскочили и бросились вверх, прочь из под дула паразитра.

Новые хозяйки подхватили Махката под руки и потащили назад вниз, оставив валяться на площадке недвижные тела подруг и изредка сотрясающееся тело соперницы.

Махкат удивился:

– Куда вы? А как же ваши подруги?

Его не слушали и тащили за собой вниз.

– Наплевать, пусть гниют, да? – Он резко остановился и рывком освободил руки.

Всё, как везде. Этот мир, шикарный снаружи, был так же гадок изнутри, как и Тюлькили. Но даже у них самые последние негодяи выказывали скорбь и уважение к погибшим друзьям и соратникам.

– Пошли, пошли толстяк, – идущая сзади гёхпери с паразитром толкнула Махката в спину, и он вынужденно запрыгал вниз по ступенькам. – Ты ещё с ними познакомишься. Ничего с ними не сделается – очухаются и прибегут.

Махкат споткнулся и упал, больно пересчитав коленом несколько ступеней. Девицы засмеялись – ну, и боров неуклюжий им попался.

«Всё! Хватит издевательств!» – рассвирепев, Махкат перестал видеть в гёхпери женщин и легко их расшвырял. Он успел вырвать паразитр, не дав применить против себя, и наиболее чувствительно вломил именно его владелице.

Повизжав, бабы разбежались. А разозлённый Махкат ещё долго блуждал, пока нашел свой номер, но почему-то больше к нему никто не приставал, хотя отдельные красотки и целые группки охотниц встречались. Наоборот, его чурались, от него шарахались и уступали ему дорогу. То ли всех пугал решительный взгляд и дикий вид Махката, то ли отпугивал паразитр в руке.

Хахтияра в номере не было и по царившему порядку (вернее, по отсутствующему беспорядку) Махкат понял, что после их выхода в люди тот здесь не появлялся. Пищал, привлекая внимание связон. На связоне скопилось три десятка сообщений. Имелось два звонка без оставленной информации, пять вызовов от Матарана с категорическим требованием перезвонить или быть к следующему вызову на месте, два сообщения с предложением услуг гидов-телохранителей, пять сообщений сервисных служб ТуКУКа, остальное – предложения различных благ, к которым прилагалась любовь и секс (заманчивые посулы шли как от отдельных девиц, так и от целых клубов особ женского пола). Хахтияр не звонил.

После прослушивания сообщений у Махката хватило сил раздеться и ополоснуться. Последние силы ушли на то, чтобы найти кровать и с головой укрыться покрывалом. Проснулся он через четырнадцать часов. Во сне он убегал от толпы глистов с женскими формами и с лицами Матарана и братьев Биркули… Его догнали и повалили… гадкий запах… он боролся… старался уползти… одна нога намертво застряла под кучей этих существ… и спереди надвигался ещё один клубок такого же склизкого ужаса… глисты с лицами хякима и Хахтияра…

Глисты пропали… Слава халлаху – он вовремя проснулся, а то бы умер от ужаса и гадливости. А ноге всё равно тяжело… Махкат разлепил глаза и приподнял голову. На ноге сидел голый Хахтияр и укоризненно смотрел на него. Недовольный и какой-то странный.

Махкат попробовал выдернуть ногу из-под приятеля и не смог. Затекла, не слушалась. Взгляд Хахтияра стал ещё печальнее. Шебултай, сидит на его ноге, как на своей, и на него же дуется! И как он пробрался в его клетку? Кто впустил? Тут и для одного места мало, пусть убирается в свою! Всё ещё в полусне Махкат вновь сделал попытку вытащить ногу из-под Хахтияра и опять не смог – та совсем онемела. Вот ищщак! Что же, он так и будет теперь сидеть в его клетке на его ноге? Ищщак!..

– Ну, ты мастер спать Махкат. Я уже два часа жду, когда ты проснёшься. Пока ты тут отдыхал, я столько натерпелся, говорить противно. А ты спишь, паразит! – Хахтияр ожесточённо почесал себе грудь.

Махкат с изумлением сообразил, в чём главная странность Хахтияра: тот был весь начисто обрит. Ниже носа не единой волосинки. Да ещё весь поцарапанный и в синяках. С Махката слетели остатки сна вместе с Хахтияром, которого он сбил с насиженного места свободной ногой.

– И ты тоже обижаешь Хахтияра. Теперь все могут обижать Хахтияра. Обижайте! Умру, кого тогда будете обижать? – Хахтияр присел на самый краешек кровати и горестно схватился за шею.

Поцарапанно-побитый, голый – только в порванных коротких шарварах, обритый Хахтияр выглядел беззащитно-жалко. Махкату стало стыдно за свою резкость.

– Хахтияр, киши, что случилось? – Махкат, разминая ногу, присел рядом. – Где ты пропадал?

Хахтияр воспрял духом и затараторил, обрывая все попытки надолго себя прервать, – бедняга, наконец-то нашелся тот, кто мог его выслушать и понять. Впервые за несколько дней.

Воспоминания пошли с момента, когда Хахтияр обнаружил себя совершенно голым на большой кровати в окружении подушек и трёх весёлых девиц, так же как и он, в чём мать родила. Как здесь оказался, что делал до этого, после ресторана, Хахтияр не помнил.

Ничегошеньки не помнил. Было обидно. Сильно обидно: даже не известно, как много приятных и интересных воспоминаний пропало!

Когда он, как культурный киши, оказавшийся на одной кровати с незнакомой красавицей, стал знакомиться с новенькой, это вызвало бурю восторга и смеха. Ему тут же показали жестами и позами, как он недавно знакомился с новенькой. Новенькая, хохоча, фамильярно пощипывала с груди Хахтияра седые волосы. Когда девятый вал веселья прошёл, девицы продолжили конкурс на самый длинный волос Хахтияра. Причём вырывание волос на голове считалось мошенничеством. Хахтияр стоически терпел. А что ещё делать? Женщины, как дети, что ни найдут – попробуют, им обязательно надо во что-то играть. Он свои руки тоже без дела не держал, стал играть против них. В-ва! Конечно, проиграл. На них троих вместе взятых волос было в десять раз меньше, чем на нём.

Хахтияр со смаком рассказал, во что они ещё играли вдвоём, втроём, вчетвером, с ним и без него. Пожаловался, что просился отвезти обратно в ТуКУК на отдых, а они не отпустили. Наверное, целый год мужчин не видели. «Замучили, понимаешь! Даже спать не давали. Сами спали по очереди. Потом издеваться начали – в-ва! – пока спал обрили. Сиволочи!! Все мои волосы поделили! Мне ничего не оставили».

Глаза Хахтияра наполнились влагой, когда он дошёл в рассказе до момента, когда его начали беспредельно обижать. «Слушай, два дня совсем без отдыха делал с ними всё, что хотели. Знаешь, сколько хотели!? Позволял прыгать, скакать на себе, как на ищщаке. Волосы разрешил драть с себя, как с курицы перья. Я с Баррсом такое не делал, что они со мной делали! И, в-ва! (Хахтияр издал рык зурдаганского хулихама) – никакого спасибо!»

Издеваясь, гёхпери намекали, что вся сила была в его растительности. Смеясь и целуя каждая свой шматок волос, они прицельно плевали в оставшиеся без волос укромные места Хахтияра, обижая поникшую мужскую честь. Устраивали соревнования. И, само собой, десяткой считался центр мишени.

«Махкат, у кого хочешь в Кельчули спроси, все скажут Хахтияр настоящий киши, супермужчина. Все дехкане знают, все чобаны знают, даже моя собака Баррс знала! В округе все бордель-кысы от меня плакали, даже Халя-Неугомонный живот плакала. А здесь я плакал!! А гёхи в меня плевали!» – Хахтияр завыл заунывным воем зурдаганской хандры.

Ночью Хахтияр сбежал. «Чуть-чуть придушил Юлу, чтобы не орала». На этом злоключения аграша не кончились. Снаружи была темень: на улицы (или крыши? – он выбирался наверх) падал лишь слабенький свет звёзд, вернее, какого-то подобия их, уж слишком равномерно правильно эти искры расположились на небосводе. И было поражающее безлюдье. Не у кого было узнать дорогу к родному культурно-увеселительному комплексу. За пять-шесть часов (а может и больше) блужданий по дворам, дорогам, паркам, крышам Хахтияр столкнулся с людьми четыре раза. Вначале, через пару часов, он встретил одинокую гёхпери. Она не понимала его. Он не понимал её, но пошел за ней, куда повела. Вела к себе домой, поняв это, Хахтияр сбежал. Затем он встретил четырёх труполицых юлдуги – грабителей. Вначале он обрадовался – наконец попались киши, но приглядевшись струхнул, уж больно они походили отёкшими лицами без всякой мимики на мертвецов. Им он тоже ничего не смог объяснить. Два юлдуга наставили на него малюсенькие игрушечные пистолеты, а два других медленно-медленно подошли и стали обыскивать.

Хахтияр повёл себя, как настоящий киши: «Я им так дал! – летели быстрее, чем шли!» Игрушечные пистолеты с раструбами вдруг оказались настоящими, стреляющие пламенем. Первым предупреждающим выстрелом ему поразили правую руку. За Хахтияра стали думать уже ноги, и они побежали. Далеко не убежали, следующими выстрелами были поражены и они. Хахтияр провалился в боль.

"О-о-у-уу, – Хахтияр завизжал визгом нещадно избиваемой собаки. – …Я теперь знаю, что такое настоящий щ-щок! Знаешь, глисты были бы лучше… В-ва-а-а! Махкат, как бы ты себя чувствовал, если бы с тебя сдирали кожу и при этом поливали солёным кипятком? В-ва-а-а…

Знаешь, у меня волосы на голове с ума сошли от боли! Ты видишь – они курчавые. Тогда прямые стали как спицы! Торчком стали! Чуть вместе с кожей не убежали! И голову могли прихватить! Наверное, друг другу помешали – запутались. Нет, хорошо, что я вовремя обезволосился, если бы на руках и ногах были, точно, вместе с кожей убежали бы. Как подумаю, страшно становится. Представляешь, открываю глаза, и я как змея – волосатая кожа рядом лежит… Махкат, ты тоже обрейся. Обязательно. Хахтияр глупых советов не даёт!"

Когда Хахтияр очнулся: грабителей рядом не было. Из вывернутых карманов исчезла разная мелочь. Хорошо, страховой браслет остался на предплечье, скорей всего, не смогли снять. Ноги и рука сильно ныли, как бывает после судорог, и плохо слушались. Сколько прошло времени, было непонятно. Мучался он, как показалось Хахтияру, не меньше часа, а вот сколько был в беспамятстве сказать не мог.

Следующими встречными были две подруги. Чего хотел от них Хахтияр, они не понимали, а вот он хорошо понимал, чего хотели гёхпери, – но этим был сыт по горло. Они долго брели за ним, пока не отстали.

Затем его нагнала парочка бордель-кысы с расцарапанными лицами и синяками под глазами и, когда аграш послал их подальше весьма понятными жестами, они наставили на него раструб паразитра.