Против течения

– Ну как ты?

– Ты… его… убил?

– Да жив он, жив! Промазал я. Его в психушку забрали, придурка.

– А как ты вошел? Я не слышала!

– Так дверь была открыта.

– Открыта! Это, наверно, я забыла захлопнуть, когда он ввалился!

– А что ты с ним церемонии разводила? Почему не остановила?

– На него не действует! Как хорошо, что ты раньше вернулся, господи, он же хотел…

– Ну ладно, ладно, все прошло.

– Лёш, а тебе… ничего не будет?

– Да за что, Марин? Успокойся, все хорошо.

– Чего хорошего-то! – И заплакала. – Это все я виновата…

– Чем ты виновата, не выдумывай.

– Не справилась…

– Ну перестань, перестань! Все кончилось, все хорошо, все живы.

Все кончилось, но все было не хорошо. Она-то думала, что все плохо из-за Засыпочкина. Оказалось – нет. Что-то другое. «Идем в одном направлении, но по разным сторонам улицы, – думала Марина. – А вдруг впереди перекресток? Я сверну направо, а он – налево». Она давно не пыталась что-то выведывать при помощи своего дара – пообещала однажды и слово держала, знала, ему не нравится. Так, ощущала мимоходом обрывки эмоций. И не разговаривали почти – все было некогда. Некогда! А с Алексеем что-то происходило, она чувствовала, но молчала, думала, может, сам расскажет. Потом увидела случайно в зеркале его лицо – с кем-то говорил по телефону – и похолодела: так сиял, так улыбался! Леший заметил ее и повернулся спиной. И вот, наконец, все узнала. Тоже, в общем, случайно. Или нет? Может, специально так сделал, чтобы поняла? Чтобы словами не объяснять. Зашла за чем-то в мастерскую – на мольберте стояла картина, узкий высокий холст. Подошла и… «Так вот оно что! – горько усмехнулась Марина. – Вот он зачем в Кострому ездил. Портрет писать, говорил. Что ж, хороший портрет написал».

Вошел Лёшка. Встал, ни слова не говоря. Марина расправила плечи, подняла голову и ледяным тоном произнесла:

– Красиво. Это Кира?

– Да.

– Выросла девочка.

И не могла больше смотреть на тянущееся ввысь, как стебелек, перламутровое обнаженное тело, юное, прекрасное и бесстыдное. Кира, одна из близняшек Валерии!

Марине стало так больно, что в глазах потемнело. Ушла в спальню, задернула все шторы, легла. Глаза закрыла, но все равно видела смеющееся бледное лицо, тонкую руку – не прикрывающую грудь, а словно выставляющую ее напоказ. «И как написал-то! Живой соблазн. Вот оно что. А я-то, дура, еще сама ему тогда рассказала: девочки в тебя влюблены!» – мучилась Марина.

Леший пришел, осторожно присел на краешек кровати:

– Марина…

– Что ты хочешь?

– Ты видела…

– Ее хочешь? Это я уже поняла. А от меня тебе что надо? В постель к тебе ее уложить? Нет? А то могу! Или уже переспали?

– Нет.

– Так чего ты ждешь?

– Марина…

– Уйди.

Она не знала, сколько так пролежала в темной комнате – час, день? Иногда кто-то заглядывал, что-то говорил – она не поворачивалась и не отвечала. Все страшные сны оказались явью, а вся жизнь была сном. Ничего не было, ничего. Одна черная вода, один омут. Смертный сон на дне реки. Все остальное – ложь. Потом подумала: «А ведь так же, наверное, страдал Дымарик, когда я в Лешего влюбилась, а теперь Лёшка влюбился, и ничего не сделаешь, ничего, а ведь мне тогда тоже казалось, что я во всем права, хоть и виновата. Как же – любовь оправдывает все…»

Больно. Очень больно. Но надо. И позвала мужа:

– Я подумала. Я тебя отпускаю.

– Отпускаешь?

– Да. Решай сам. Или ты со мной, или с ней. Двойной жизнью я жить не буду, хватит с меня.

– А… дети?

– А что дети? Дети твои. Наши. Так же все и будет. Ты и сейчас их не каждый день видишь. Только ты реши как-нибудь побыстрей. А то больно.

– Как ты… одним ударом.

– А ты что хотел?! Чтобы я тебе сказала: иди, милый, погуляй, только приходи не очень поздно? Так, что ли?

– И ты… даже не хочешь… побороться за меня?

– Побороться? Как? На веревочку тебя привязать? Я могу, да. Но на что ты мне такой сдался! Сам решай. Только знай, если ты к ней уйдешь – это навсегда. А со мной – вот так будет! – И опустила стену между ними, ледяную. Сверкнула глазами и вышла.

Леший собрался и уехал с Серегой Кондратьевым на рыбалку. На неделю, сказал. Подумать. Марина себе приказала: надо прожить неделю. А потом… потом видно будет.

Позвонила Татьяна:

– Марин? У вас ничего не случилось, а? Тут Леший заехал за Серегой – такой смурной.

– Тань, я приеду к тебе сейчас, ладно?

– Давай! Девичник устроим.

Марина приехала и тут же у порога разрыдалась, сев на пол:

– Тань, он уходит от меня-а…

– Леший? Да ты что?