Изгоняющая тьму

Перед дверью, ведущей с черной лестницы в коридор, Толстяк немного замешкался – дверь была заперта. Порывшись в карманах, Толстяк извлек на свет тонкое металлическое кольцо, на котором болтались десятка два отмычек, выбрал нужную и, через минуту, дверь тихонько заскрипев, отворилась. Толстяк шагнул в коридор, прикрыл за собой дверь, оглянулся и вздрогнул – к нему, смешно семеня по пушистой красной ковровой дорожке, спешил китаец-коридорный.

Толстяк выкрикнул первую пришедшую ему на ум китайскую фразу, а когда тот остановился в недоумении – на расстоянии нескольких метров от Толстяка – последний быстро достал из кармана просторных белых брюк маленькую баночку, сыпанул из баночку себе на ладонь белый порошок, шагнул к коридорному и сдул порошок ему в лицо.

Китаец поспешно отпрыгнул, но несколько мельчайших крупинок все же попало ему на кожу лица. Он чихнул и, вдруг перекосив рот, уставился в глаза Толстяку.

Толстяк мучительно нахмурился и медленно проговорил длинную фразу на китайском языке – которую вызубрил два дня назад.

Коридорный повернулся и медленно проследовал к своему месту. Толстяк облегченно выдохнул.

– Подействовало, – прошептал он, обращаясь к самому себе, – теперь косоглазый часа два сидеть будет за своим стульчиком… в полном анабиозе. Да, убойное зелье я получил от своего… хозяина.

Толстяк оглянулся по сторонам. Дверь в номер, который был ему нужен, находилась всего в двух шагах от того места, где он стоял.

– Заперто, – бормотал себе под нос Толстяк, легонько толкая дверь, – но это не беда, конечно…

В ход снова пошла отмычка, и через минуту дверь открылась. Толстяк прошел в гостиную. Шторы были опущены и в комнате замерли густые сумерки. Толстяк щурил глаза, стараясь в полумраке рассмотреть интерьер комнаты, но света почему-то не зажигал.

* * *

Плавая неясным серым пятном по темной гостиной, Толстяк едва ли не на ощупь что-то искал. Наткнувшись наконец на настольный светильник, Толстяк невнятно вскрикнул – очевидно, он искал именно этот предмет.

Он достал из кармана зажигалку, щелкнул колесиком, и когда ровное бензиновое пламя рванулось вверх, осторожно поставил зажигалку на стол и при неясном трепещущем свете, вынул из кармана баночку с тем самым белым порошком. Из внутреннего кармана легкого летнего пиджака появился блокнот.

Толстяк оторвал листочек и, примерившись, поместил его внутрь округлого корпуса светильника так, чтобы электрическая лампочки находилась непосредственно под листочком бумаги.

После этого Толстяк сделал небольшую паузу, всплеснул руками, как бы готовясь к чему-то важному и, затаив дыхание, осторожно высыпал на листок весь белый порошок из баночки. Затем он сунул пустую баночку, предварительно тщательно закрыв ее крышкой, в карман, а из складки манжеты пиджака извлек маленький бумажный пакетик.

Перед тем, как вскрыть пакетик, Толстяк плотно обмотал лицо случившимся на спинке стула полотенцем. В пакетике оказался угольно-черный порошок, совершенно сливающийся с комнатной темнотой.

Тщательно следя за тем, чтобы ни одна крупинка не попала ему на руки, Толстяк высыпал черный порошок на листок бумаги – прямо поверх белого порошка.

– Готово, – глухо прозвучало из-за полотенца, – теперь когда она включит светильник, лампочка быстро прогреет бумагу, белый порошок начнет испаряться и, попав в ее легкие, лишит его возможности двигаться. И тогда дело дойдет до черного…

Толстяк вытер вспотевшие руки о штаны и, пятясь, стал отходить к двери. Шум, раздавшийся из коридора, заставил его крупное тело вздрогнуть. Толстяк взмахнул руками, словно обо что-то споткнулся и едва не упал на самом деле – и сбил со стоящего у стены гостиной столика – стакан.

Стакан грохнулся об пол и разлетелся сотнями осколков. Толстяк прошипел невнятное ругательство. Он наклонился было, чтобы собрать осколки, но приближающийся шум мгновенно выпрямил его.

– А… А-ат… А-атвали! – на чистейшем русском прогремело из коридора.

Толстяк явно узнал этот голос. Он моментально изменился в лице, сорвал с себя полотенце и, судорожно скомкав, швырнул в угол. Сотрясаясь от охватившей его тело дрожи, он рванулся к двери, тихонько приоткрыл ее – и не смог удержаться от облегченного выдоха.

На цыпочках Толстяк выкатился в коридор, подбежал к двери, ведущей на черный ход и исчез.

Одурманенный белым порошком коридорный неподвижно сидел за своим столиком, уставив совершенно пустые глаза в какое-то одному ему известное измерение.

Истошные вопли:

– А-а-а-атвали! А-а-а-атвали! – гремели по коридору.

* * *

– Ну вот, – вздохнула Даша и попыталась бледными губами улыбнуться, – нас и отпустили. Когда следователь начал через переводчика объяснять нам, в чем нас обвиняют, я едва удержалась от того, чтобы не грохнуться в обморок. Подумать только – умышленное убийство с целью ограбления. Какие-то неясные намеки на шпионаж. Просто жуть. Но я же говорила, что нас отпустят, когда разберутся.

– Это я говорила, – поправила я Дашу, – забыла? Ты еще вспомни, как ты в полицейской машине рыдала. Как ты кричала, что все пропало, что мы погибли…

– Было дело, – виновато призналась Даша, – сорвалась я, извини. Первый раз в жизни меня арестовали. Да еще в чужой стране, да еще по такому серьезному обвинению.

Такси подкатило к парадному входу в нашу гостиницу. Мы расплатились и направились в холл. За стойкой портье сидел незнакомый китаец в форменной одежде. Увидев нас, он так выпучил свои узкие, что на мгновение стал похож на европейца.

Даша снова нервно вздрогнула.

Я спокойно поздоровалась с портье. Не ответив на приветствие, он схватился за телефонную трубку, как за пистолет. Быстро-быстро набрал номер и что-то залопотал на своем тарабарском языке.

Мне даже не пришлось применять свои экстрасенсорные способности, чтобы понять, куда он звонил – пока мы находились в полицейском участке, пока через переводчика разговаривали со следователем, у меня было достаточно времени и возможности выучить, как по-китайски будет «полиция», «следователь», «подозреваемый».

Очевидно, портье решил, что нас с Дашей уже оформили, как убийц-маньяков и предали скорой, но мучительной смерти; вот он и звонил в полицию узнать, почему это мы вновь оказались на свободе, да еще имели наглость вернуться на место ужасного преступления.

Присмотревшись к портье, я вдруг поняла, что это тот самый китаец, который и вызвал полицию, тот самый китаец, который и вызвал полицию, тот самый китаец, из-за которого мы и попали сначала в полицейскую машину, а потом в участок. Да это он. Только волосы его теперь не встрепаны, а причесаны аккуратно. Но выражение лица снова – тревожное, взволнованное. Поэтому-то я его и узнала.

Судя по всему, по телефону портье сообщили что-то, ни в какие разумные рамки не укладывающееся – потому что он медленно, как бы с сожалением положил трубку и с вымученной улыбкой обратился к нам с приветствием.

Я невольно поморщилась.

– Пойдем в бар, – шепнула мне Даша, – мне просто необходимо немного выпить, а то я с ума сойду от всего этого…

Я кивнула. Даше, да и мне тоже на самом деле необходимо было прежде всего – прийти в себя. С нами и вокруг нас творилось что-то непонятное и притом очень пугающее.

– Пойдем, – сказала я Даше.

Мы направились по коридору, вход в который был украшен гирляндами искусственных цветов, куклами переплетающихся с друг другом драконов, иероглифами и соответствующими надписями на английском языке, которыми мы с Дашей в своих поисках какого-нибудь злачного заведения и руководствовались.

Даже не оборачиваясь, я чувствовала на своей спине недоумевающий взгляд портье. Да, ему, конечно, есть чему удивляться – чтобы обвиняемые в тяжком преступлении вернулись обратно в гостиницу, где произошла трагедия – спустя всего два часа.

Да и Даша была этому обстоятельству немало удивлена. И обрадована. Пожалуй, больше обрадована, чем удивлена, потому что особого удивления пока не выказывала – было не до того.

Конечно, я знала в чем тут дело. Просто в процессе допроса я использовала свои экстрасенсорные способности.

Довольно трудно было – потому что я общалась не непосредственно с допрашивающим меня полицейским, а с переводчиком; но мне удалось сконцентрироваться (что было очень сложно в данной ситуации) и, проникнув в сознание переводчика, установить виртуальный канал обмена мыслительной энергии с полицейским. Сознание того, кто переводил с русского языка на китайский и наоборот – сыграло роль своего рода передатчика энергии.

И мне все удалось. Я сумела убедить следователя, что мы с Дашей ни в чем не виноваты, и нас нужно немедленно отпустить – чтобы не было потом никаких проблем с российским консульством.

Результат, как говорится, на лицо.

А угрызений совести я не испытывала вовсе. А почему это я должна испытывать угрызения совести? Мы с Дашей ведь на самом деле не убивали портье, и не имеем ни малейшего понятия о том, кто это сделал. Просто я ускорила процесс раскручивания уголовного дела. Сбила полицию с изначально неверного следа.

Пусть оставят нас в покое и ищут настоящего убийцу. – Хорошо, что все обошлось, – снова сказала Даша, – только вот…

– Что?