Изгоняющая тьму

Даша не слышала. Преграждая путь Васику, лицом она напоминала женщину с плаката военных лет «Родина-мать зовет» – отрешенная решимость и ясное ощущение приближающейся опасности.

Васик рухнул, пару метров всего не добежав до Даши – как раз напротив двери в собственный номер.

– Слава богу, – выдохнула Даша, – кажется успокоился…

Васик свернулся калачиком и через минуту спокойно засопел.

– Может быть, так его и оставим? – проговорила Даша, подходя к нему.

Я оторвала взгляд от своей двери и шагнула к ней.

– Даш, – позвала я, – ты не помнишь, когда мы уходили из номера – утром – я запирала за собой дверь или нет.

– За ноги тащить придется… Что?

– Я утром заперла дверь в свой номер или нет – не помнишь? – повторила я.

Даша пожала плечами.

– Как же мне все упомнить, – усмехнулась она, – столько событий за весь день – исчезновение Васика, убийство портье, полиция, следователь… Дикая сцена в баре, этот… Михаил… Путешествие на наш этаж из бара, собачьи бега… Какую ты ерунду говоришь, Ольга! Заперла, не заперла. Если у тебя из номера что-то пропадет, администрация возместит убыток – во всех приличных гостиницах так. А вспомнить – запирала ты номер или нет – извини не могу. В голове все перепуталось, честное слово. Вполне возможно, что ты и забыла запереть – мы ведь в каком состоянии утром выходили из твоего номера? Вот то-то…

На секунду мне вдруг стало зябко, будто я заглянула в глубокий сырой погреб. Черт возьми, терпеть не могу такого ощущения, как всегда означающего, что нечто нехорошее должно случиться. Терпеть не могу – прежде всего потому, что это ощущение меня никогда не обманывало.

– Ладно, – вздохнула Даша, – бери этого парнокопытного за копыта… то есть за ноги и понесли.

* * *

Николай Николаевич, прежде, чем позвонить долго вертел в руках продолговатую, словно покрытый белой краской кабачок, телефонную трубку, покусывал губы.

Наконец он – уже в десятый, наверное, раз, набрал номер и, услышав сакраментальное «абонент не может ответить на вызов или находится вне зоны связи», отключил телефон.

– Опять телефон потерял где-то, – проговорил он, – ну и сынка мне господь бог послал. Черт возьми, я все-таки отец и мне нужно знать хотя бы – долетел Васик до Китая или нет. Позвонить в гостиницу?

Воодушевленной новой идеей, Николай Николаевич так и сделал. Когда ему сообщили, что ожидаемые гости Хуньжоу благополучно прибыли, положил трубку и облегченно выдохнул.

– Ну, хоть так, – сказал он.

Николай Николаевич взялся за лежащие перед ним на столе сигареты, но тут же, спохватившись, взглянул на часы.

– Ах ты, черт… – пробормотал он, – совсем замотался. Через пять минут у меня назначена встреча с Ковалевым. Интересно, какие сведения он собрал о Якове Семеновиче. Мне кажется, что ничего плохого сказать об этом достойном человеке нельзя. Он очень хорошее впечатление производит.

Секретарша позвонила ровно через пять минут.

– К вам Федор Михайлович, – доложила она.

– Федор Михайлович? – удивленно переспросил Николай Николаевич. – Но договоренность была с Ковалевым. Он не смог прийти и послал вместо себя Федора Михайловича? Но почему он в таком случае не предупредил меня? Обычно Ковалев крайне пунктуален… Впустите! – прервав ход своих размышлений вслух, разрешил Николай Николаевич.

Невысокий и грузный – весьма благообразного вида – мужчина стремительно вкатился в кабинет. Лицо его было скорбно и слезы застыли в русой окладистой бороде. Увидев гостя Николай Николаевич изумленно приподнялся с кресла и уже кладя руку на грудь, словно удерживая рвущееся оттуда тревожное чувство, проговорил негромко:

– Что случилось?

Благообразный тяжело опустился в кресло напротив Николая Николаевича и ответил после продолжительного вздоха:

– Нашего Ковалева с нами больше нет…

– Как это? – не понял Николай Николаевич.

– Вчера… – Федор Михайлович в отчаянии дернул себя за бороду, – вчера… его сбила машина. Прямо возле его дома – во дворе – когда он направлялся к своей машине… Такое горе…

– Насмерть? – шепотом спросил Николай Николаевич.

– Насмерть, – судорожно вздохнув, подтвердил Федор Михайлович, – он скончался через несколько минут после происшествия… Не приходя в сознание.

Николай Николаевич опустился в свое кресло и сжал пальцами виски.

– Столько лет, – проговорил он, невидящим взглядом уставившись в стол, – столько лет мы сотрудничали… Учились с ним на одном курсе… Уже тогда… Убийцу нашли? – подняв голову, быстро спросил Николай Николаевич.

– Какое там! – горестно выговорил Федор Михайлович, махнув рукой. – Сбил и тут же скрылся… Наверное, пьяный какой-то был или наркоман.

– Я немедленно позвоню! – Николай Николаевич схватился за телефон, – немедленно позвоню и попрошу кого надо поднять на ноги всех ментов в городе и разыскать того ублюдка!

– Не стоит, – снова вздохнув, проговорил Федор Михайлович, – я уже поставил в известность… наших общих знакомых. Убийцу второй день ищут по всей Москве – все выезды из города перекрыты. Так что… работа идет.

Рука Николая Николаевича сползла с телефонной трубки. Несколько минут он сидел неподвижно, потом замотал головой и снова поднял глаза на Федора Михайловича.

– Теперь, как я полагаю, – заговорил Николай Николаевич, – дела, которыми занимался Ковалев, перейдут в ваше ведение. Как вы отнесетесь к моему предложению.

– Всегда готов, – ответил Федор Михайлович, почтительно склонив голову.

– И вот вам первое задание, – сказал Николай Николаевич, – в Москве работает такой бизнесмен – Яков Семенович…

– Я понял, Николай Николаевич, – мягко перебил Федор Михайлович, – к счастью, Ковалев незадолго до своей трагической гибели обращался ко мне – просил помочь с этим делом – и, конечно, посвятил во все тонкости. Все материалы, которые он собрал, он передал мне. Ну и я накопал кое-что…

Федор Михайлович извлек из дипломата объемистую черную папку и положил ее на стол перед хозяином кабинета.

– Скажу вам сразу, – понизив голос, проговорил он, – этот ваш новый деловой партнер – Яков Семенович – очень достойный человек. Очень. Ну, вы сами все поймете, когда ознакомитесь с материалами.

– Спасибо, – сказал Николай Николаевич, пододвинув папку ближе к себе. Искоса он глянул на часы.

От Федора Михайловича не ускользнул этот мимолетный взгляд. Он тотчас поднялся и, попрощавшись, направился к выходу из кабинета.

У самой двери он снова обернулся и прошептал:

– Горе-то какое… Горе!

И вышел.

* * *