Дама с чужими собачками

– Бегал слишком много, – усмехнулся Иван Андреевич, – видимо, ваш Карпов считал по старинке, что следователя ноги кормят.

Кудеяров не ответил сразу, он смотрел некоторое время на собеседника, а потом пожал зачем-то плечами и произнес негромко:

– Только между нами: Карпову пятьдесят три года, и у него обнаружили онкологию.

– Простите, но мы не знали, – попыталась оправдаться Виолетта и оглянулась на писателя.

– Павел, – произнес тот, – нам известно, что вы не последний человек в Главном управлении процессуального контроля.

При этих словах Виолетта удивленно вскинула брови, скорее всего, она не слышала совсем, в каком управлении работает Кудеяров, а хозяин дома продолжал:

– Неужели вы здесь по делам вашей службы и начальство отправило вас сюда, чтобы разобраться в обстоятельствах смерти, то есть в обстоятельствах убийства ничем не примечательной девушки?

– Жизнь любого человека важна. Убийца остается таковым независимо от того, кого он убил – банкира Панютина или Алену Ивановну.

– Какую Алену Ивановну? – не понял Карсавин и тут же сообразил. – Вы вспомнили старуху-процентщицу из романа Достоевского? Очень неудачное сравнение: поставили в один ряд какой-то пусть очень яркий, но все же выдуманный литературный персонаж и нашего друга, нашего соседа… Вон его дом за окошком виднеется.

За окном задувал ветер, швырявший по сторонам крупинки жесткого снега, от которых шарахались воробьи и синички.

Кудеяров поднялся, демонстрируя, что беседа окончена, но все же произнес:

– Достоевский так не считал.

– Так я не Достоевский, – усмехнулся писатель, – когда-то повезло, что опубликовали первый роман, а теперь старые книги мои расходятся со скрипом, а новые что-то не пишутся.

– У Марины остановитесь? – поинтересовалась Виолетта для того только, чтобы сменить неприятную для хозяина дома тему.

Следователь задумался, словно вспоминая, задавали ли этот вопрос ему совсем недавно, или не зная, как ответить на него, а потом молча покачал головой.

– Ну да, – согласилась женщина, – нашей Мариночки и не видно в последнее время.

– Она в Германии… вернее, в Европе, – сказал Павел и направился к выходу в сопровождении хозяина.

Вышли на крыльцо, и Карсавин протянул руку, прощаясь.

– Будет время, заскакивайте, – произнес он, поеживаясь, – я безвылазно дома, разве что в магазинчик отлучаюсь. – Он оглянулся и удивился: – Смотрите-ка: а снег-то всю землю покрыл – нежданно-негаданно. В тот вечер то же самое было.

Писатель вернулся в дом, и Виолетта бросилась к нему.

– Вот ведь кого к нам снова занесло, – шепнула она, как будто следователь все еще стоял на крыльце и мог услышать. – Теперь сиди и трясись, как бы чего не вышло.

– Тебе-то что переживать, – отмахнулся Карсавин.

– Так я за тебя переживаю, Ванечка! Вдруг он что пронюхал уже и начнет под тебя копать: не зря же Достоевского вспомнил. Там же тоже был какой-то дотошный следователь. Как его звали?

– Порфирий Петрович, – подсказал Иван Андреевич и поморщился, – все как-то не ко времени.

– Никто ничего не узнает, – еще тише произнесла его подруга, – а вообще, не надо было по молоденьким бегать. И кстати, твой рассказ про ее папу-поэта был очень неубедителен, как будто ты специально переводил разговор на другую тему. Я даже хотела поддержать тебя.

– Каким образом? – не понял Иван Андреевич.

– Вспомнила, как в нашей английской школе, в моем классе был мальчик из очень простой семьи: учился он плохо, но его не отчисляли, потому что он писал очень правильные стихи и выступал с ними в школьных концертах. Даже и сейчас кое-что помню:

Маленький Ленин сидит на холме

И к небу поднял свои очи.

И мысли родятся в евонном уме

О будущем и о рабочих.

– Ну что же – прекрасные стихи, – оценил Карсавин, – интересно, кем стал тот мальчик?

– В конце девяностых тот мальчик создал финансовую пирамиду, обманул несколько тысяч человек и сбежал с деньгами в Англию.

– Так вот, оказывается, зачем он в детстве пошел в английскую школу, а не как я – с филологическим уклоном.

Женщина посмотрела на него внимательно:

– Ваня, ты опять уходишь от темы. Ты не скажешь, так кто-нибудь другой ляпнет, что она к тебе шастала, как к себе домой.

– Если ты молчать будешь, никто не узнает.

Глава четвертая

Подойдя к двери своей квартиры, Францев уловил запах борща и сразу представил себе его в тарелке с разваренной говяжьей грудинкой и обжаренными кусочками копченого бекона – именно такой борщ ему всегда готовила жена. А еще будет тарелка пюре с большой котлетой, но не из фарша, а из мелко порубленного мяса с чесночком и зеленью… Николай достал из кармана ключ, представляя, как осторожно откроет дверь, войдет в коридор, прокрадется на кухню и обнимет жену, которая смотрит в окно, ожидая его. Он обнимет ее, а она…

И в этот самый момент в кармане необычайно громко зазвонил мобильный. Пришлось стремительно выхватывать аппарат и подносить к уху, даже не проверив, кто может беспокоить в такой ответственный момент.

– Это я, – прозвучал в трубке тихий женский голос.

– Ну, – так же шепотом ответил Николай, хотя не понимал, кто звонит.

– Это Алена Сорокина, – продолжила женщина, – у меня есть информация.

– Ну, – повторил Францев, которому показалось, что за дверью в квартире кто-то вышел в прихожую. А буфетчица из «Вертолета» продолжала:

– Хозяйка сегодня вышла в зал, и ей кто-то позвонил, и она сказала, что не может сейчас говорить.

– Это все? – удивился участковый.

– Нет, она еще сказала, что ее менты трясут и чтобы он сам решил вопрос с Артемом.

– Кто должен решить?

– Сережа Холодец. Ведь это он звонил.

– Откуда знаешь? Она назвала его по имени?