Нетипичные нормативно-правовые предписания в системе норм трудового права

.

Принципиально иную позицию занимает А.Ф. Черданцев. Он обращает внимание на то, что в самом словосочетании «рекомендательная норма» заключено противоречие, потому что нормы и рекомендации – это различные по своей природе логико-языковые и социальные феномены. Данный автор придерживается позиции, согласно которой рекомендательные нормы не имеют нормативной природы, являются всего лишь рекомендациями, советами. А.Ф. Черданцев называет единственный случай, когда рекомендация может иметь юридическое значение, а именно если указанное в рекомендации действие было ранее соответствующим государственным органом прямо запрещено. В данном случае, по мнению автора, рекомендательное предписание представляет собой управомачивающую норму

.

Промежуточную позицию занимает А. Нашиц, которая прямо называет рекомендации «промежуточной формой между обязательным предписанием того или иного поведения и оставлением на усмотрение сторон выбора правила поведения»

.

Среди современных ученых, активно разрабатывающих данную проблематику, можно выделить В.Ю. Чуфарова. Согласно его позиции, рекомендации представляют собой отдельную разновидность нетипичных нормативно-правовых предписаний. Нетипичность данных предписаний, по мнению автора, определяется тем, что «правотворческий орган, формулируя через рекомендации желательную для него модель поведения адресата, ориентирует данного адресата среди бесчисленного множества вариантов действий и оказывает тем самым на него определенное регулирующее воздействие»

.

Следует отметить, что при предложенном решении проблемы рекомендательных предписаний практически любое предписание соответствующего нормативного акта будет являться нетипичным нормативно-правовым предписанием. В частности, к нетипичным нормативно-правовым предписаниям будут относиться и декларации, хотя автор в качестве таковых их не рассматривает.

В целом, подводя некоторый итог проблеме рекомендательных предписаний, мы изъявляем солидарность с позицией А.Ф. Черданцева, согласно которой рекомендации нельзя относить к нормативным предписаниям.

Следует также отметить, что далеко не все нормативные предписания представляют собой выражение воли государства. К таковым, в частности, относятся коллективные договоры и соглашения, а также локальные акты.

Вопрос об их правовой природе является спорным. Так, некоторые авторы считают, что в данном случае имеет место делегирование полномочий государства. Резко выступал против подобного понимания локальных актов еще в начале ХХ в. Л.С. Таль: «Объяснение правотворческой силы автономии делегациею со стороны государственной власти не более как фикция… Мысль, что, например, хозяин предприятия, издавая правила внутреннего трудового распорядка, выполняет государственную функцию, страдает явной искусственностью. Это не осуществление делегированной ему законодательной власти, а форма правового самоопределения, терпимого и охраняемого государством. Кроме того, делегация всегда совершается в пользу определенных лиц – физических или юридических, но нельзя без натяжки объяснить ею способность всякого организованного социального образования создавать необходимый ему внутренний порядок»

.

Для того чтобы разрешить данную проблему, попробуем пойти от противного. Представим себе ситуацию, когда государство запретит издавать работодателям локальные акты. Повлечет ли это прекращение нормотворчества работодателей? Вряд ли на этот вопрос можно ответить утвердительно. Л.С. Таль писал по этому поводу, что отличительным признаком юридически релевантных (т. е. имеющих правовое значение) объединений является «присущая им правовая организация и обязательный внутренний строй». «Вопрос о природе их организации и об основаниях обязательности их внутреннего порядка должен ставиться вне зависимости от того, является ли предприятие юридическим лицом или нет, – продолжает свою мысль Л.С. Таль, – он возникает каждый раз, когда лица, вступающие в договорные отношения с организованными предприятиями, как то: рабочие и служащие с заводом, пассажиры с железною дорогою, абоненты с обществом освещения или телефонов и т. д. – должны подчиняться установленному или даже впредь устанавливаемому без их участия порядку этого предприятия безотносительно к тому, стоит во главе его физическое или юридическое лицо»

.

Нельзя не согласиться с Л.С. Талем и еще в одной мысли: «В области частного права государство в лице законодателя не может не считаться с необходимостью предоставить лицам, способным к самоопределению, свободный выбор правовых средств, соответствующий их интересам и целям, и широкую свободу правовой организации подвластной им сферы. Тут всякое вмешательство государства, ставящее пределы творческому участию личности в обороте, нуждается в разумном основании и оправдании. Таким оправданием может служить правильно понятый общий интерес или благо самой личности»

.

В связи с вышеизложенным возникает вопрос: применимы ли изложенные выше идеи Р.З. Лившица и С.С. Алексеева к локальным и коллективно-договорным актам. Думается, что на этот вопрос следует ответить утвердительно. Сам Р.З. Лившиц указывал, что в модели «идея – норма – правоотношение» возможна и другая последовательность: «Идея претворяется непосредственно в конкретные отношения, они фактически складываются, а затем конкретизируются нормой»

. Мы полагаем, что здесь имеет место как раз этот случай. Средства юридического выражения воли законодателя и изложения этой воли в нормативном акте используются для того, чтобы наиболее адекватно сложившееся фактическое положение конкретизировать и изложить в документальной форме.

Вернемся теперь к вопросу о правовой природе нормативно-правового предписания.

По справедливому замечанию А.Ф. Черданцева, «идеальные объекты, посредством которых осуществляется правовое регулирование, с помощью языка обретают материальную форму, становятся доступными для восприятия, получают определенную независимость от участников правового регулирования, в том числе от субъектов, их создавших, обретают свое собственное существование…»

.

Следует обратить внимание на двуединую сущность нормативных предписаний. С одной стороны, они представляют собой соответствующие параграфы, пункты, абзацы нормативных актов. С другой стороны, они представляют собой те самые некие «идеальные объекты, посредством которых осуществляется правовое регулирование», т. е. нормы права, юридические дефиниции, правовые принципы, коллизионные нормы и т. п. На эту сущность нормативных предписаний, правда, применительно к норме права, в науке неоднократно обращалось внимание

.

В то же время, как обоснованно отметил А.Ф. Черданцев, «… особенность юридической науки заключается в том, что она изучает право, которое не только служит средством регулирования общественных отношений, но и само выступает формой отражения действительности. Таким образом, мы имеем дело с двойным отражением: в праве отражается общественная жизнь, а в юридической науке – само право. Правовое регулирование в определенном отношении аналогично познанию. В нем также отражаются определенные идеальные объекты – нормы права, принципы права и др. Вся сумма, совокупность, а точнее, система указанных явлений составляет своеобразный “юридический мир”, который не только отражает мир реальный, но и воздействует на него»

.

Действительно, право, как мы указывали выше, является системой норм и нетипичных нормативно-правовых предписаний. Норма же права (как, впрочем, и некоторые виды нетипичных нормативно-правовых предписаний) призвана действовать во всяком случае, подпадающем под ситуацию, описанную в гипотезе нормы. Ситуация же, описанная в гипотезе, является в определенной степени схематичной, описывающей лишь некоторые признаки конкретной ситуации. Из всего богатства качеств и отношений реального случая юриста интересуют лишь те, которые описаны в гипотезе правовой нормы. Все остальные признаки несущественны. Прослеживается довольно четкая аналогия с понятием, которое, будучи абстрактным образованием, также «не интересуется» частными, несущественными признаками конкретного объекта. Не следует, однако, забывать, что эти частные признаки не «исчезают» в понятиях, а органично входят в их состав.

В связи с этим необходимо обратить внимание на то, что нормативно-правовое предписание является по своей логической сути суждением, т. е. формой мысли, в которой устанавливаются отношения между понятиями и которое может быть истинным либо ложным

. Следует, однако, отметить, что подобной точки зрения придерживаются далеко не все авторы. Так, А.Ф. Черданцев полагает, что норма права (норму права этот автор понимает достаточно широко, включая в ее объем в том числе и нетипичные нормативно-правовые предписания) не является суждением, так как нормы права не могут быть истинными либо ложными, они отражают не то, что есть, а то, что должно быть

.

Мы полагаем, что нормативно-правовое предписание является суждением. Однако это суждение имеет существенную специфику по сравнению с остальными. В логике принято выделять так называемые суждения с деонтической модальностью, т. е. суждения, которые содержат «адресованные людям указания, побуждающие их к конкретным действиям»

. В.И. Кириллов и А.А. Старченко прямо указывают, что к деонтическим суждениям относятся и нормы права. Характерной особенностью деонтических суждений является и то, что отношения между понятиями в таких суждениях выражаются при помощи трех деонтических операторов: обязывание, запрещение, правомочие. Выделение подобных операторов прямо соответствует принятому в теории права делению норм на обязывающие, запрещающие и управомочивающие.

Весьма интересным является и вопрос о соотношении нормативно-правового предписания как воли законодателя (или иных уполномоченных субъектов) и нормативно-правового предписания как формы выражения этой воли. Касаясь этой проблемы, А.Ф. Шебанов писал: «Правомочие и обязанность сторон регулируемого отношения всегда соответствуют друг другу, хотя в своем словесном выражении в статье (параграфе) закона, указа или иного нормативного акта правовая норма может быть в интересах краткости изложения сформулирована либо в виде указания на обязанность одного из участников регулируемого отношения, либо в виде указания на правомочие одного из участников этого отношения. В таких случаях соответствующие правомочия или соответствующие обязанности других лиц непосредственно вытекают из самого смысла закона»

.

Добавим, что отношения между нормативно-правовым предписанием как частью нормативного акта и между нормативно-правовым предписанием как волей законодателя складываются примерно так же, как между суждением и предложением.

В идеале каждому нормативно-правовому предписанию, содержащемуся в соответствующем нормативно-правовом акте (пункте, части, статье, параграфе и т. п.), должна соответствовать выраженная в данном пункте воля законодателя, тем или иным образом урегулировать соответствующие отношения. Например, предписание ч. 1 ст. 3 «Каждый имеет равные возможности для реализации своих трудовых прав» ТК РФ выражает волю законодателя, которая в виде суждения, приведенного к нормальному логическому виду, звучит следующим образом: «Все (знак количества) люди (субъект) являются (связка) субъектами, имеющими равные возможности для реализации своих трудовых прав (предикат)».

Однако в нормативных актах нередко встречаются ситуации, когда воля законодателя и форма выражения этой воли не являются равнозначными. Эти ситуации являются следующими.

1. Воля законодателя выражена в двух и более нормативно-правовых предписаниях. Встречается, например, в случае использования законодателем бланкетных и отсылочных предписаний. Например, ч. 2 ст. 136 ТК РФ содержит указание на то, что форма расчетного листка утверждается работодателем с учетом мнения представительного органа работников в порядке, установленном ст. 372 ТК РФ.

2. В одном предписании выражено две и более воли законодателя. Например, предписание ч. 1 ст. 93 ТК РФ содержит два суждения законодателя. Первое выражается предписанием: «По соглашению между работником и работодателем могут устанавливаться как при приеме на работу, так и впоследствии неполный рабочий день (смена) или неполная рабочая неделя». Второе в законе звучит: «Работодатель обязан устанавливать неполный рабочий день (смену) или неполную рабочую неделю по просьбе беременной женщины, одного из родителей (опекуна, попечителя), имеющего ребенка в возрасте до четырнадцати лет (ребенка-инвалида в возрасте до восемнадцати лет), а также лица, осуществляющего уход за больным членом семьи в соответствии с медицинским заключением, выданным в порядке, установленном федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации».

3. Существуют предписания, не выражающие воли законодателя и фактически не регулирующие общественных отношений. Примером может служить норма ст. 158 ТК РФ: «Коллективным договором или трудовым договором может быть предусмотрено сохранение за работником его прежней заработной платы на период освоения нового производства (продукции)». Указанная норма носит информационный характер и не регулирует общественных отношений, так как указанное правомочие вытекает из смысла ст. 41 «Содержание и структура коллективного договора» и ст. 57 «Содержание трудового договора», а его включение в ТК РФ обусловлено тем фактом, что основными «потребителями» норм ТК РФ являются люди, не являющиеся профессиональными юристами

. В то же время непонятны мотивы, по которым законодатель не указал на возможность установления подобных условий в коллективном соглашении либо в локальном акте. Полагаем, что ст. 158 ТК РФ нуждается в существенном изменении: либо в исключении из ТК РФ, либо, что представляется более предпочтительным, в изменении содержания на следующее: «Коллективным соглашением, коллективным договором, локальным актом, трудовым договором может быть предусмотрено сохранение за работником его прежней заработной платы на период освоения нового производства (продукции)».

4. В принципе возможно существование нормативных суждений и без выражения их в каких-либо нормативных актах (при наличии пробелов в законодательстве). Естественно, однако, что мы при этом не можем сказать, что они представляют собой волю законодателя без выражения ее в нормативном акте

.

Таким образом, нормативно-правовые предписания представляют собой двуединую сущность. Во-первых, это воля законодателя или иных уполномоченных лиц, направленная на регулирование тех или иных общественных отношений. Эту волю можно изложить в форме логического суждения деонтической модальности. Во-вторых, это форма выражения такой воли в виде статей, частей, пунктов, абзацев, параграфов и пр. Мы установили, что эти две стороны нормативно-правового предписания (его форма и содержание) далеко не всегда соответствуют друг другу. В первом случае мы имеем дело с нормами права и нетипичными нормативно-правовыми предписаниями, во втором случае – с частями нормативного акта (или нескольких нормативных актов), в которых они закреплены.

§ 3. Норма права

В науке под нормой права, как уже указывалось выше, понимается нормативно-правовое предписание, обладающее специфическими признаками (является общеобязательным правилом поведения, носит предоставительно-обязывающий характер и т. п.), а также имеющее специфическую структуру (гипотеза, диспозиция, санкция)

.

Однако в литературе неоднократно указывалось на то, что норму права, которая действительно подпадала бы под такую трехчленную структуру, обнаружить чрезвычайно трудно. Как справедливо указывал Р.З. Лившиц, «по этой классической схеме правовая норма должна бы выглядеть примерно так: если имеют место такие-то обстоятельства (гипотеза), то участники отношений должны поступать так-то и так-то (диспозиция), в противном случае они подлежат такой-то ответственности (санкция). Но в законодательной практике нормы, построенные по этой классической схеме, почти не встречаются»

.

Это позволило некоторым авторам вообще подвергнуть сомнению концепцию о трехчленной структуре нормы права

. Например, А.Ф. Черданцев не без основания указывает, что «трехчленная структура – это структура нормы, реально не существующей, созданной путем искусственного соединения двух норм – регулятивной и охранительной». «…Следует иметь в виду, – продолжает свою мысль А.Ф. Черданцев, – что между нормами права существует “разделение труда”, т. е. разделение их юридических функций: позитивное регулирование (регулятивные нормы) и охранительное действие (охранительные нормы) и на этой основе – связи между нормами, их взаимодействие. Нарушение регулятивной нормы включает действие нормы охранительной, предусматривающей принудительные меры штрафного (ответственность) или восстановительного характера… Ряд норм вообще не нуждается в такой части, как санкция, ибо их реализация может быть обеспечена иным способом. Например, в случае нарушения нормы, регулирующей отношения по купле-продаже (покупатель не оплатил купленный товар), суд может вынести решение на основе самой регулятивной нормы (ст. 454 ГК РФ), не имеющей санкции, обязав покупателя принудительным путем исполнить свою обязанность»