Признания грешницы

– Герка, твою ж мать!!! – Захар сгреб ее в объятья и прижал к себе. – Думал, уж никогда больше не свидимся! Вот черт, как же я рад! Дай-ка посмотрю на тебя, красавицу нашу!

И он, отстранив ее от себя, уставился в лицо, пытаясь увидеть в нем знакомые черты. С нежностью, осторожно снял с нее очки.

– Глазищи-то, глазищи!!! Да ты стала еще красивее! Проходи! Господи, ну как же я рад!!!

Он утащил ее за собой в кухню, где Гера и обнаружила источник сильнейшего запаха: на большом блюде, выпачканном сажей и желтым маслом, были разложены куски копченого леща.

– Отец сварганил на своей коптильне, ну, а меня долго уговаривать не приходится, сама знаешь… Сколько мы с тобой этой рыбки в свое время съели, а, Герыч? Давай, присоединяйся и расскажи, как поживаешь, как твои дела? Слышал, ты мама двух дочек? А по виду и не скажешь, как была девчонка, так и осталась…

Она рада была, что он узнал ее и снова как бы принял в свой мир. Если вообще выпускал из него. Возможно, она навсегда осталась в его жизни близким человеком, родней. Девочкой, с которой они вместе ходили на рыбалку, кормили лосей возле Нефтебазы, курили, дурачась, крепкие гаванские сигары, разрезанные напополам, купались до одури в Волге, мастерили воздушных змеев, пекли картошку в сиреневых посадках за городом, воровали яблоки у бабы Зины в саду, похищали с почты пачки телеграммных бланков и шариковые ручки, лакомились дешевыми яблочными пирожками в заводской столовой, жарили сало, нанизанное на прутики, на костре в зимнем заснеженном голубом лесу…

Захар внимательно взглянул на нее:

– Герыч, что случилось?

– Захар… – глаза ее моментально наполнились слезами. – Захар… У меня мало времени. Мне нужен «ствол».

3

– Vito, tengo que salir de urgencia. En Rusia! Amarantа alimentamos y lo ponemos a la cama. Carmen te preparan la cena. Me no te preocupes, yo te llamo… Quе? S?, algo pasо, me enfermе… Todo t?a, querida, no puedo decir nada mаs, estа esperando un taxi, me precipito hacia el aeropuerto…[1 - Вито, мне надо уехать, срочно. В Россию! Амаранту мы покормили и уложили спать. Кармен приготовит тебе ужин. Обо мне не переживай, я тебе позвоню… Что? Да, кое-что случилось, у меня заболела тетя… Все, дорогой, я не могу больше говорить, такси уже ждет, я мчусь в аэропорт… (исп.)]

Наташа, белокожая, с русыми длинными волосами и серыми глазами молодая женщина в джинсах и красной майке, закрыла телефон и оглянулась на стоящую в двух шагах от нее освещенную солнцем няню. Кармен была невысокой, коренастой, смуглой, с черными, затянутыми туго на затылке волосами и черными блестящими умными глазами, чуть старше сорока лет.

– Tengo un problema, Carmen, muy bien. Usted, como una mujer que me entiende. Cuida de mis mаs queridos – su marido y su hija. Voy a volver y luego, tal vez, lo contarе todo. Ahora necesito que darse prisa…[2 - У меня проблемы, Кармен, большие. Ты, как женщина, должна меня понять. Присмотри за самыми моими дорогими людьми – мужем и дочкой. Я вернусь и тогда, быть может, все тебе расскажу. А сейчас мне нужно спешить…]

Никогда она еще не разговаривала подобным образом с мужем. Ничего не объяснив, просто поставила перед фактом, что, мол, улетает в Россию. Все. Конечно, он ей это простит, во всяком случае, постарается ее понять. Но, с другой стороны, он, конечно же, не заслуживает подобного к себе отношения. Больше того, он будет переживать и в глубине душе обидится на нее. К тому же никто не знает, как долго она будет отсутствовать. Что, что будет дальше? И правильно ли она делает, что летит в Россию?

Она так волновалась, что пришла в себя уже в такси, которое мчало ее через весь город в аэропорт. Барселона плавилась под жарким солнцем, и первый раз за все пять лет, что Наташа здесь жила, выйдя замуж за Вито Морено (обаятельного испанского туриста и одновременно – владельца сети рыбных ресторанов), этот город показался ей чужим, хотя и еще более прекрасным и недосягаемым, как сама мечта: она очень боялась, что не увидит его больше никогда.

По сути, она садилась в самолет именно для того, чтобы сохранить все то, чем жила последние годы: любовь, маленькую Амаранту, благополучие – словом, все то, что люди называют счастьем и радостью.

Сытая и спокойная жизнь не изменила Наташу. Ее преданность самой близкой подруге была искренней, ее беды и проблемы она всегда воспринимала как свои. Вчерашний звонок Геры, ее взволнованная речь, слезы, все это прошло сквозь сердце Наташи, оставив жгучий след.

– Ната, это я… – услышала она ее голос, когда они с Вито обедали на террасе, за перилами которой плавилась в солнечной дымке раскинувшаяся ярким ковром Барселона. Теплый ветер трепал белую скатерть, солнце прогрело лежащие на блюде лимоны, заставив их еще сильнее благоухать. Вито с аппетитом поедал мидии, запивая их белым вином. Наташа с Амарантой на коленях ела сочную грушу. Девочка была уже сытая – Кармен накормила ее – и сонная, ее кудрявая головка лежала на плече Наташи. И вдруг этот звонок и высветившееся на дисплее имя «Гера». Первое чувство – радость. Она всегда радовалась звонкам подруги. Они весело щебетали, рассказывая друг другу о своей жизни, говорили преимущественно о детях, материнство в обеих било ключом, и всегда было полно веселых, милых новостей.

– Ната, это я, – услышала она тревогу в голосе, и внутреннее чувство подсказало Наташе, что у Геры что-то случилось.

– Извини, Вито, – улыбнулась Наташа мужу, выходя из-за стола с дочкой на руках. Подошедшая тихо Кармен беззвучно приняла девочку и унесла в детскую.

Наташа забилась в самый угол дома, в кладовку, и, лишь оказавшись среди полок с компотами и консервированным горошком, поняла, что давно уже подсознательно ждала этого звонка и все равно оказалась к нему не готова.

– Сейчас ты можешь говорить? – спросила Гера сквозь слезы. Гера плакала, и Наташа почувствовала, как заныло ее сердце.

– Да, могу. Но я на всякий случай спряталась в кладовке, меня никто не услышит.

Гера говорила быстро, словно боясь, что ее могут застать за этим разговором. Ее рассказ потряс Наташу.

– Все дело в моем имени, ты знаешь, оно редкое… Да и внешне я тоже не изменилась. Это как раз тот редкий случай, когда мне бы хотелось, чтобы я растолстела, подурнела, чтобы у меня выпали волосы и зубы, только чтобы меня не узнали!!!

– Гера, не говори глупостей. Возьми себя в руки. Мы вместе с тобой что-нибудь придумаем.

– Вместе? Но как – вместе, если ты в Испании, а я в России? Я не смогу одна, просто не смогу… А, кроме тебя, кому я могу еще довериться?

– Ты хочешь, чтобы я приехала?

– А как иначе? Ведь если я буду первая, то ты – вторая. Будет разрушена и моя, и твоя жизнь. У меня есть план, но я не могу рассказать тебе все по телефону. Объясни своему Вито, что тебе надо срочно лететь в Россию, что у тебя кто-то заболел, тетя, к примеру. Но тебе надо уехать как-то очень решительно, быстро, не вдаваясь в объяснения, мы с тобой так и не научились врать, он поймет, что никто у тебя не заболел, и нафантазирует себе все, что угодно…

– Хорошо, я приеду. Прилечу. Попробую прямо сейчас заказать билет. А ты? Ты как?

– Постой… Мне показалось, что кто-то пришел… Все, я больше не могу говорить… – Гера перешла на шепот: – Где встретимся?

– Там же и встретимся.

– У Эммы?

– Да. Надеюсь, она по-прежнему там живет.

– Хорошо. – Геру уже почти не было слышно. – Не важно, кто доберется до нее первой, будем дожидаться друг друга. Только поклянись, что действительно приедешь. Я буду ждать тебя там до последнего!

– Ты же знаешь меня.

– Все, целую тебя, моя дорогая подружка. Лева пришел… Пока…

История, которую ей рассказала Гера, потрясла Наташу. События, которые могли бы последовать за этим, трудно предугадать, хотя Гера придерживается другого мнения. И, зная характер Геры, бездействовать она уж точно не будет. Станет бороться за свой брак, за своих дочерей, за своего еще не рожденного ребенка.

…В самолете она не притронулась к еде, только выпила немного виски. Так тяжело было на душе! Она смотрела в иллюминатор и спрашивала себя, что было бы, если бы Гера обо всем рассказала Леве. Если бы, если бы… Нет, Гера не такая. Она привыкла сама решать свои проблемы, а еще она точно уверена, что даже если бы, не дай бог, Лева узнал что-то, Гера бы с ним не осталась. Она – максималистка, полутона – не для нее. Она сама, своими маленькими нежными ручками и большим добрым сердцем, преисполненным любви, создала свой мир, свой рай, и она не допустит, чтобы он превратился в ад для нее и для Левы.

Она вернется домой только после того, как будет уверена, что ни одна тень из прошлого не коснется ее семьи. Такая она, Гера.

Страшно подумать, как бы Вито отреагировал на подобное, добрый и великодушный Вито. Хватило бы у него сил и любви, чтобы так же радоваться жизни?

Мужчины – они не такие гибкие, как женщины. Они – инопланетяне, и спрогнозировать их реакцию на определенного рода события никто не возьмется.

Вот и получается, что Гера права и они сами должны все решить. Сделать то, о чем они мечтали все эти годы.

Полет длился почти пять часов, целую вечность, и за это время Наташе не удалось даже вздремнуть. Картины прошлого, окрашенные в темные тона и наполненные страхом и отчаянием, проносились перед ее внутренним взором. И среди всего этого кошмара, этого ада было маленькое теплое солнце – Гера. Возможно, что таким же источником тепла и света для Геры была Наташа. Очень хотелось бы в это верить.

А ведь они так надеялись, что прошлое никогда не даст о себе знать!

Москва проплывала за окном такси, мчавшим ее из аэропорта на Павелецкий вокзал, откуда в шесть вечера отправлялся поезд на Саратов. Не было смысла лететь в ночь, уж лучше отоспаться в поезде, а утром – в Маркс.

Несколько раз Наташа пыталась дозвониться до Геры – бесполезно. Ее телефон молчал. Вероятно, ей все-таки удалось оторваться ото всех и спрятаться в Марксе. У Наташи роуминг, поэтому есть вероятность, что Гера ей все-таки позвонит.

Незадолго до отправления поезда, проголодавшись, она перекусила прямо на улице молоком и свежей булкой, очень уж боялась отравиться в вокзальных закусочных.

Потом прогулялась по окрестностям, поражаясь тому, как изменилась Москва. Ей показалось, что даже люди изменились, стали двигаться быстрее, а лица стали еще более озабоченными, чем прежде. Хотя это ее мнение сформировалось, очевидно, гораздо раньше, когда она изо дня в день наблюдала жизнь россиян по телевидению, в новостях. Очень ее угнетали репортажи программы «Человек и закон», где факты растущей преступности, в особенности – масштабы мошенничества, воровства по всей стране и, самое ужасное, безнаказанности, вызывали страх и смятение.

Поскольку подготовиться к поездке у нее не было возможности, а подарков привезти хотелось, она положила в дорожную сумку все то, что нашла дома. Из продуктов – к счастью, еще запечатанный, купленный накануне окорок, хамон, бутылочку оливкового масла, испанский херес, шафран, коробочку миндальной халвы, из сувениров – две фигурки – балерина и клоун знаменитого валенсийского фарфора, еще две белоснежные наволочки, сшитые на заказ и обшитые кружевами, комплект ювелирных украшений из серебра и жемчуга. В Москве она заполнила пустое пространство сумки упаковками российских шоколада, конфет и печенья.