Цветок яблони

Когда Пружина подошел ближе, она на мгновение скосила глаза на него и вновь занялась созерцанием туч. Лучшее занятие для подобного дня.

Во всяком случае, ее поза говорила именно об этом.

Тэо сел возле лодки, прямо на обугленную землю, прижавшись спиной к борту.

– Твои асторские штучки? – сойка дала себе труд начать беседу первой.

Голос у нее звучал не раздраженно, как это обычно бывало. А блекло. Устало. Тускло.

У многих, кто все еще остался в Рионе, он теперь такой.

– Штучки?

Корабль, стремившийся к Рионе, стал чуть больше. Раньше – едва различимая точка. Теперь угадывались треугольники и квадраты парусов. Но все еще слишком далеко, чтобы рассмотреть детали.

– Ты нашел меня. Явно асторские штучки помогли тебе в этом.

– Не поверишь, но я не искал тебя. Провожал Мьи.

Лавиани едва слышно кашлянула, и если бы это был другой человек, то Пружина готов был поклясться, что она пытается скрыть неловкость из-за того, что забыла.

– Они уплыли? Сегодня?

– Да.

– И на душе у тебя теперь скребут кошки?

– Немного.

Помолчали.

– Ну… ей будет лучше без тебя. Безопаснее.

– Это ты так утешаешь? – он не удержался от грустного смешка.

– Утешения и вытирание чужих слез не являются моими достоинствами. Сказала очевидную вещь, которую ты сам знаешь. Шаутты снова и снова станут пытаться тебя прихлопнуть. Ты слишком уж навострился прореживать их ряды. Так что Мьи, в отличие от меня, повезло быть подальше от тебя. Это ты чего там? Смеешься, что ли?

– Сейчас такое время, что даже не знаю, кто в нашей компании несет большую угрозу.

Лавиани негромко выругалась. Гвардейцы в отдалении терпеливо ждали, когда Тэо соизволит отправиться дальше.

– Эти дубины в седлах теперь присматривают за тобой?

– Да. После того, как герцог узнал, что я сделал в Рионе.

– Экая благодарность от самовлюбленной дряни! – фыркнула сойка. – Зато он больше не дуется, что когда-то ты отказал ему. Подумаешь, нелепица, цирковая труппа. Уж куда… как это слово… Бланка говорила… куда престижнее владеть собственным асторэ, чем акробатом. Акробатов много, а вашей братии – по пальцам одной руки можно сосчитать.

– Он не владеет мной.

– Понятно, что Анселмо заблуждается на сей счет, но мы же не станем ему об этом сообщать и портить без того дурное настроение? Кстати, я сильно удивлена, увидев тебя. По всем правилам, после драки с демонами ты должен витать в грезах, да видеть десятый сон. Что-то изменилось?

Изменилось. С той ночи прошло уже несколько суток, но Тэо так и не провалился в глубокий сон, что стал для него проклятием после Туманного леса. Спал, как обычный человек, иногда всего по три часа, и вскакивал вместе со всеми, слушая, как страшно и долго умирает великий город. Гниет по частям-кварталам, распространяя яд по сосудам-улицам, захлебываясь смертями, все больше превращаясь в кладбище.

– Не спится.

– Ага. Так я и верю. Когда было надо, тебя не растолкать. А лишь все мы стали шататься каждый по себе, ты бодр и полон сил.

Тэо склонил голову набок, потер плечом щеку, все также глядя на море и корабль.

– Возможно, это из-за случившегося. Слишком много той стороны, слишком близко от меня.

– Ну хоть какая-то польза от дряни, что выпустила Шерон.

– Гвинт.

– Шерон, – жестко возразила Лавиани. – Давай не будем наливать последний мед в озеро желчи. Слаще не станет.

– Но…

– Ты можешь пытаться убедить в этом себя, но не её. Она-то умная девочка и прекрасно знает цену своего поступка. И нет. Я не осуждаю ее. Вообще. Только поддерживаю. Небось, она места себе не находит.

Тэо негромко кашлянул. Звук достаточный, чтобы Лавиани насторожилась.

– Что?

– Шесть дней прошло. Или семь уже? Ты не вернулась во дворец и непонятно где пропадала. Так что не в курсе про Шерон…

– И что же с ней? – протянула сойка и высунулась из лодки, глядя внимательно и напряженно.

Акробат помедлил:

– Я могу лишь догадываться, насколько все плохо. Она больна, и Мильвио никого не пускает к ней. Ухаживает и следит сам. Герцог освободил для нее целый этаж Каскадного дворца, на подступах гвардейцы, проход запрещен.

Лицо у сойки застыло, а в прищуренных глазах появилось беспокойство.

– На тебя не очень похоже вот так оставить ее, ничего не узнав и терзаясь догадками. Не поверю, что ты не пытался зайти к ней.

– Конечно, пытался. Но Мильвио просил не мешать. Он сам скажет, когда придет время.

– Рыба полосатая. Что там о себе возомнил этот заносчивый южанин?!

– Полагаю, он куда лучше нас знает, как правильно. Он понимает в этом больше, чем мы. Поэтому я не стал настаивать. Выглядел он встревожено.

– Все сейчас встревожены, – сойка вылезла из лодки, с неприязнью посмотрела на гвардейцев. – Странно было бы, если б радовались и пели. Пожалуй, навещу я дворец. Не спорь. …Если Фламинго меня и отправит, то пусть сперва объяснится. Но сначала закончу дело.

Он только сейчас заметил, что возле обгоревших останков дома вырыта неглубокая яма. Внизу, среди осыпавшейся со стенок земли, лежали истонченные черные прутики – фрагменты костей.

– Все, что нашла, – буркнула сойка на немой вопрос Тэо, берясь за лопату. – Проклятый огонь шауттов был злющий.