Тело с историей

Уникальные были «гриндера», лет двадцати, а то и более, старые, исцарапанные, сбитые, поношенные, но не сломленные. Из тех, что зовутся вечными и передаются из поколения в поколение с легендами о том, как ими давили бутыли в Петровском парке или на концерте в Горбушке.

Небось и подкладка не стерлась. Заглянув внутрь, сыщик заметил, что внутри одного из ботинок что-то блестит. Из любопытства подсветил фонариком – внутри оказалась небольшая стеклянная баночка, похожая на те, с резиновыми крышечками, в которых содержатся всякие растворы для инъекций.

В прихожую вышел следователь Степа, держа папку «Мои документы».

– Нашли что-то увлекательное?

– Да вот, флакончик.

– Убийца – санитарка, перед преступлением ела яичницу и была одета в красный пуховик. Все, можно расходиться, дело раскрыто, – пробурчал Степан, но эксперта, конечно же, позвал.

– Вот это, надо понимать, для вашей супруги, – он протянул папку, вынув оттуда два листочка и оставив прочие, – неподписанный договор.

– Что-то не щедро, – пошутил Гуров.

– Да мне не жалко, но остальные не ее, это точно. Она же не Яковлев и не Лопарев, нет?

Полковник утешил:

– Нет, конечно.

– И не ударник с гитаристом. Стало быть, не ваши договоры.

– Великая вещь – дедукция.

– А вот и я, – доложился сержант Зубков, вытирая ноги и протягивая Гурову одну пачку, а следователю – вторую, сброшюрованную.

Степан запоздало возмутился:

– Это ж сколько бумаги ушло?

– Не переживайте, пришлю вам с нарочным, – отшутился Лев Иванович.

– Только не обманите, – проворчал полицейский.

– Да я свою потратил, законную, – подал голос Зубков с интонацией «взрослые ж люди, как не совестно».

Войдя в гостиную, он уверенно отправился к винтовой лестнице, взобрался на второй этаж. Частый гость он тут был, и это очевидно.

Гуров прошел в гостиную – и снова, осматривая обстановку, не мог избавиться от мысли, что наблюдает некий диссонанс. Вроде бы все должно предполагать богему и беспорядочный образ жизни. И все-таки какой-то не такой тут бардак. Все указывало на то, что это жилище одинокого мужика, – и одновременно очевидны регулярные уборки. Возможно, приходит домработница.

Вот сколько минусов в этой элитности-уединенности таких вот поселков. В многоквартирном доме обязательно уже толклись бы соседи и знакомые, у которых можно уточнить массу моментов, установить множество фактов и фактиков. А тут не удалось даже найти соседские калитки, пришлось своих понятых подтаскивать.

Хотя дело привычки. Никого все эти нюансы не тревожили, и работали ребята отлично.

Нравился Гурову следователь Степа Рожнов, спокойный, неторопливый, грамотный, без подобострастности. Группа, несмотря на очевидную вовлеченность, трудилась профессионально, по-хорошему механически, не пропуская мелочей, от элементарного к сложному.

Можно было смело предположить, что хотя дело простое и очевидное, а человек многим знаком не хуже родного брата, последуют и выяснение личностей, и выявление связей, родных и соседей этих толстопятых да заносчивых опросят.

Разумеется, ничего нового, никаких супердедуктивных методов и искусственного интеллекта, все ножками да языком. Ножки нужны крепкие, язык – гибкий, а обладатель их должен быть практически дипломатом, способным не просто выудить информацию из человека, не просто расположить к себе, но и сделать его своим сотрудником.

Однако сейчас – пока, по крайней мере, – достаточно было немого свидетельства вещей. Следователь Рожнов быстро писал, эксперт, завершив эволюции, укладывал свои вещи и бережно упакованные образцы. Поймав взгляд полковника, он по-свойски кивнул:

– Отпечатки имеются, хозяина и еще четверых людей. Мужчин.

– Мужские?

– Да, только мужские, женских, годных к идентификации, пока не обнаружено. Имеется такого рода наблюдение: избирательно протерты поверхности и ручки…

– Дверные?

– И дверные, и на кухонном гарнитуре, и, пардон, в уборной.

– А выключатели?

– Выключатели тут сенсорные, прикасаться не надо, достаточно руку поднести.

– Да, любопытно.

– Есть над чем подумать при желании.

– А чего там за окурки?

– Окурки как окурки, больше всего «Донского табака», по всей видимости и по количеству судя, это хозяина. Гости – или гость – предпочитали «Парламент». Степа, забирать окурки-то? – адресуясь к следователю, спросил эксперт.

– Да возьми, чего нет, для полноты картины, – без особого интереса отозвался следователь.

И снова Гуров внутренне порадовался. Иной раз раздражало, когда коллеги – особенно молодняк – придавали какое-то магическое значение «мелочам», втайне полагая, что жвачка, прилепленная к обратной стороне стола, обязательно приведет злодея на скамью подсудимых.

Однако многолетний опыт свидетельствует о том, что куда скорее приведут на эту самую скамью – более того, за решетку – результаты кропотливой, скучной и обязательно неторопливой работы, поисков свидетелей, очевидцев, атомов и молекул, если повезет, то и крупиц истины.

Возможно, что-то про молекулы подумал и следователь, поскольку напомнил:

– …Пробы из флакона и бокальчиков. И шприц.

– На сенсацию не надейся, – предупредил эксперт, – практически стопроцентная гарантия – это лидокаин.

– Лидокаин?

– Самый обычный и безобидный. Конечно, проверим, но вряд ли.

Со второго этажа спускался Зубков, озадаченный, почесывающий затылок:

– Не, и там нет.

– Чего потерял-то? – спросил следователь.

– Усилок. Нет нигде. Кронштейн ходил смотреть.