Тело с историей

– Я не щебетала, как вы выразились, а пыталась понять, куда ехать. Овражная, дом семь, но в навигаторе задать дом десять, и рядом будет семь.

– На одной стороне? – уточнил супруг.

– На одной.

– Семь и десять?

– Тут нет домов с другой стороны. Не видишь, что ли? – нетерпеливо пояснила она. – Вот ведь, уже пять минут одиннадцатого. Терпеть не могу опаздывать. Что на навигаторе?

– Ничего. Связь-то аховая.

– Ох. Останови.

Гуров повиновался, Мария, не дожидаясь, пока ей откроют дверь, вышла из машины и огляделась. Вид у нее при этом был презабавный, хозяйский, как будто все кругом ей принадлежит и она высокомерно недоумевает, кто посмел выключить свет и запустить снег.

Наконец жена шлепнула перчаткой по капоту:

– Да вот же дом семь, Лева! Нельзя же быть таким слепым.

Гуров удивился, поставил автомобиль на ручник и вышел сам:

– Где?

Мария махнула рукой на престарелый забор:

– Вот же!

Ну вот как она разглядела цифру семь, наведенную краской в прошлом веке? Тайна великая.

Однако, отойдя на расстояние и прищурившись наподобие ценителя живописи, и Гуров сумел узреть на облезших досках искомый номер дома. Написанный, что характерно, очень крупно. Ничего не оставалось, как признать благодушно:

– Да, вот так, приглядываясь к мелочам, иной раз главного не видишь.

– Во-во, – подхватила язвительная жена, – потому-то оставь в покое ирокезы, прыжки и узри главное: я буду играть на одной сцене с легендой русского рока!

– Все, все, убедила. Где вход в замок легенды?

Пошарив ладонями по доскам, он обнаружил-таки и ворота – никаких сопливых механизмов и дистанционных управлений, лишь суровые кованые петли да монструозные скрепы. А то и навесной замок изнутри.

– Ну а телефон легенды есть у тебя? – спросил Гуров, с сомнением глядя на найденную калитку, тоже бескомпромиссно деревянную, с щелью для писем и газет. И без тени звонка, не говоря о видеофоне.

Мария призналась:

– Нет у меня его телефона. Так заболтались, что забыла спросить. А то и вообще нет у него сотового. Старая школа, совершенно не признает благ цивилизации.

– Вот это как раз очевидно. И похвально. Только как бы нам внутрь попасть? Давай, что ли, хотя бы машину подгоню. На худой конец, посигналим.

Он вернулся к авто, убедился, что развернуться по-прежнему негде, плюнув, с буксами сдавал назад до самых ворот. Очень неудобный заезд, как он справляется сам-то?

Причалив, обнаружил, что Мария уже проникла во двор.

– Ну что за невыносимая женщина! – Лев Иванович поспешил за ней.

С внутренней стороны забора было так же, как и снаружи: сплошной снег и елки.

И удивительная нелюбовь к технике, то есть ни автоматического освещения, ни видеофона, и дорожки почищены вручную, лопатой. Почему-то это бытовое наблюдение примирило Леву с личностью, ему персонально неизвестной. Поместье-то было немалое, просто кусок елового леса с вековыми деревьями, даже дом от ворот не виден. И при всем этом небедный, надо полагать, человек не чурается орудовать самой обыкновенной лопатой.

Мария в задумчивости провела пальчиком по древнему, почерневшему столбу, на котором красовался самый настоящий фонарь за решетчатым «намордником»:

– Опрощение в чистом виде. Интересно, а нужник тоже на улице?

– Пойдем зайдем и спросим, – предложил Гуров, хмыкнув.

По дорожке углубились в чащу и в глубине еловых зарослей обнаружили старую, самую что ни на есть советскую дачу. Над кирпичной трубой поднимался теплый морок, окна, подернутые морозом, были ярко освещены.

– Ничего себе, аутентично, – одобрила Мария, взявшись за ручку.

Гуров, мягко отстранив ее и отодвинув за спину, вошел в дом первым.

Внутри было неожиданно чисто и как-то по-мещански уютно. Пахло хвоей и почему-то парафиновыми свечками. В небольшой прихожей ровненько расставлены валяные тапочки, и их количество наводило на мысли, что гости тут – зверь нередкий.

Лев Иванович постучал по стене.

Ответа не последовало.

Раздвинув бамбуковые занавески, прошли в гостиную, просторную, на весь этаж, отделанную потемневшим от времени деревом. Теплились дрова в большом камине, выложенном камнями.

Тут уже преобладали другие запахи – табака и чего-то кисловатого, наподобие энергетика. По правую руку – кухонный угол с барной стойкой, по левую – подиум, на котором сияла ударная установка, огромные динамики, два блестящих «гибсона» на подставках. Посередине помещения царил огромный мягкий диван на целую компанию.

«Богема», – отметил Гуров, с интересом разглядывая импровизированный стол: широченный, красивый, нарочито грубо обработанный слэб, установленный на обычный пластиковый ящик из-под пива.

На отличном плюшевом ковре запросто, по-панковски, валялись пустая бутылка и сплющенные жестянки.

– Абсент. Ничего себе! – Мария тронула носком сапожка бутылку, та скатилась с ковра, тихо зарычала, постукивая по доскам пола.

Гуров, деликатно откашлявшись, предположил:

– Слухи о том, что он завязал наглухо, несколько преувеличены?

– Твоя правда, похоже. Хотя директор утверждал, что последний залив у Сида был два года восемь месяцев назад.

– Ведет точный учет? – с сатирической заботой спросил он, но жена посоветовала не валять дурака.

– Лева, от него зависят десятки, а то и сотни людей. Не только актеры, но и весь штат театра, и поставщики, и прочие, и у всех дети, займы, ипотеки. Как считаешь, хорошо ли они помнят, когда у шефа был последний запой?

– Воистину, – смиренно согласился он, понимая, что супруга в творческом процессе разумеет больше, – вопрос в другом: сам-то он где?

Вверх вела современная крутая спиралевидная лестница. На втором этаже было тоже ничего себе, хотя и скромнее: небольшой каминный зал и двери в три спальни. Из них одна казалась обитаемой: заправленная кровать, старое трюмо и стул, на котором были сложены спортивный костюм и футболка. Две другие комнаты были назначены кладовками, то есть забиты различным хламом, коробками, чемоданами, в том числе какими-то вовсе доисторическими. Ни в одном из этих помещений никого не оказалось.