Тело с историей

– Плохо тут, – встрял Зубков, – вот.

– У-у-у… мать честная.

– Эх, Миша, Миша, – подхватил санитар номер один.

– Да-а-а-а, – подтвердил номер два.

Как-то это уже начинало раздражать. Что они, в самом деле? Точно помер некто для всего мира родной и знакомый.

– Вы его нашли? – Врач выслушал Гурова вполуха, качая головой, быстро осматривая тело. – Жаль, жаль. До слез. Хороший человек был, только-только в себя приходить начал. Так, ну что, по ходу, ребро, да не одно. А это… что это за?.. Похоже на итоги потасовки, но какой-то несерьезной…

На белой восковой скуле проступал кровоподтек.

– Ну допустим… чего это он такой исполосованный? Посветите.

Быстро обследовал царапины на спине, боках и животе.

– Свежие, – доктор взял гибкую еще руку, осмотрел вены, длинные пальцы с куцыми ногтями, – чисто… ага. Вот это, на спине, это пикантное, от маникюра. Эти, остальные, попроще, – он провел пальцем по открывшемуся дорожному щебню, – оттаяло…

Не церемонясь – не перед кем и ни к чему, – приспустил на погибшем штаны:

– Ага, тут исколото все. И вот еще один кровоподтек, скорее всего, от удара. Так, и он же лежал как есть, неглиже? И босой?

Его заверили, что так и есть.

– Что предварительно скажете? – спросил следователь. – Сам замерз?

– Да, конечно, что ж еще-то. Все ж таки не девка же красная у общаги гастарбайтеров, подозревать насилие нет оснований. Голый, пятна розовые – чего тут придумывать. Сорвался, напился, рванул куда-то на мороз. Все. Печально, конечно, – вздохнул он, – печально. Степа, приступаем?

Следователь кивнул, они принялись за работу, констатируя, что личность установлена в результате показаний свидетелей, а равно и:

«…осмотр проводится в ночное время, при искусственном, недостаточном освещении.

Труп расположен поперек проезжей части улицы Овражной, головой в сторону Канатного оврага, в лежачем положении, лицом вниз, лбом упираясь в землю (см. схему).

…левая рука согнута, ладонь под животом, правая рука вытянута вперед. На руке, от запястья до предплечья, имеется татуировка – колючая проволока, тачанка, знак анархии, надпись «Воля або смерть» (см. фото).

…черные штаны плотной ткани, шесть карманов, с биркой «Военторг»… остальная одежда, обувь, носки отсутствуют.

…кожные покровы синюшные, местами имеются кровоподтеки и царапины. На расстоянии сорока семи сантиметров от ног обнаружены черно-красная куртка спортивная фирмы «Рейма», шлепанцы домашние, размер сорок пять.

Язык в полости рта, глаза закрыты, с левой стороны на скуле имеется кровоподтек. Следы крови обнаружены в левой ноздре.

На верхних сторонах обеих ягодиц – множественные следы, предположительно от инъекций. С левой стороны спины, на ребрах и подреберной области – обширное подкожное кровоизлияние».

Быстро и толково завершив осмотр и описание, врач дал команду забирать. Не без почтения, даже торжественно, уложив тело на носилки и прикрыв простыней, медики отправились обратно к шоссе, покорять снежную вершину.

– Ну а мы в дом, – распорядился следователь Степа.

– Если позволите, я с вами, – подал голос Лев Иванович, – там документы супруги.

– Вы имеете в виду – ее документы?

– Не ее, но для нее.

– Это понятно. Но как же я вам их отдам-то, с места… – начал было Степа, но тут снова вклинился сержант Зубков. Молодой человек отличался не только острым слухом и беспардонностью, но и любовью к искусству и потому совершенно определенно разглядел, кто там куксится в полковничьей машине.

– А я могу отксерить в отделении – и копию выдадим.

– В целом не возражаю, – подумав, разрешил следак, – но все-таки, для общего развития: что за документы?

– Ничего сверхсекретного, сценарий новой постановки, – небрежно пояснил Гуров, прикидывая, на какую пачку бумаги сейчас выставит отделение.

– Тогда, конечно, не возражаю, – легкомысленно позволил полицейский, – пока осмотр проведем, Зубков как раз управится – и мухой обратно.

– На машине? – въедливо осведомился сержант. – Мухой ногами не поспею.

– На машине быстрее поспеешь? Ладно, бери.

Обеспечив дежурных понятых – на эту сторону поселка ни одна дверь, ни одна калитка более не выходили, отыскать соседей не представлялось возможным, – группа начала осмотр дома.

Гуров скромно держался в сторонке, тайно радуясь тому, что не принимает в этом участия.

«Давайте, давайте, благословясь. Самая нужная и одновременно самая похабная часть – влезши с ногами в чужой дом, в чужую жизнь, пусть и прервавшуюся уже, рассматривать, хватать, вынюхивать, пальцами в самую блевоту залезать. Выйти, покурить, а то и вытошнить все вот это, мучительно, с кишками, – а потом обратно копошиться. Хорошо археологам, у них-то все уже окаменело, аккуратненькое, а тут по живому, точнее, тому, кто совсем недавно был таковым… Так, отставить. Что за упадничество, неужели заразила меня Мария? Не иначе».

Скрупулезно описывали-переписывали то, что Гуров уже видел, облекая в удобоваримую форму и наукообразные термины следы условно-совместной попойки и безусловно коллективного творчества, шприц, использованный, что наиболее вероятно, не для введения витаминок.

Никакого эдакого сыщицкого азарта он не испытывал. В принципе не переваривал эти сопливые метания «по горячим следам». Горячку вообще не надо пороть. Никогда. Особенно в первые двадцать четыре часа после того, как случилось несчастье, можно таких выводов наделать – не разгребешься.

Люди – существа, склонные к тому, чтобы реальность под себя подбивать, а если что не вписывается в привычную картину – изгонять с позором. Проверено: даже если сам по себе тот же пострадавший был лично незнаком и неприятен, нет-нет да будешь испытывать и гнев, и азарт, если помоложе – то стремление найти и покарать паскудника (а то и отличиться).

А тут сила всех вышеперечисленных эмоций, накал их куда больше. Погиб человек, напротив, лично симпатичный, скончался некрасивой, злой смертью и вроде бы по своей вине, но ощущается желание отыскать того, кто виноват. Причем это не могут быть, скажем, среда, собственные дурные привычки, распущенность – это именно нехорошая личность.

Хотя, казалось бы, с чего вы взяли, что он вообще существует, этот виноватый?

К тому же есть в этих метаниях «по горячим следам» немалая опасность. В первые двадцать четыре часа в глаза бросается очевидное. Велик соблазн предположить, что убийца вот он, стоит за углом и зловеще хихикает, выдавая себя за свидетеля. Обнаружили его, уличили – полный виват и ура. Не бывает такого, если только убивец – не дурак набитый и не псих. Это идеальная ситуация, для боевиков.

Сейчас станет ясно, что ловить и уличать некого, появится подозрение, а потом и стойкое ощущение, что и криминала никакого нет. Придет осознание и смирение перед бесспорным фактом: и хорошие люди напиваются и замерзают в сугробах.

Подъем и буря эмоций сменятся нормальным, спокойным течением, рутинной работой, к тому же в районе множество всего происходит, придется – хочется того или нет – соскочить с громкого дела на повседневные…

«Давайте, давайте, трудитесь. Как все-таки хорошо, что я стою тут такой незаинтересованный, спокойный, томный и рассудительный, и нет мне ни малейшего дела ни до чего…»

Враки. Полностью абстрагироваться от происходящего хронический профессионализм не позволял. И вот уже помимо воли сами лезут в глаза какие-то новые, не замеченные ранее (за ненадобностью) детали и детальки: теплые вещи – пальто, шарф, – оставшиеся на вешалке, просторные валенки с калошами, которые наверняка было принято надевать для быстрых перебежек до ворот, а то и просто снег почистить. Почему нельзя было надеть все это – а потом уже выскакивать на мороз?

Тут же, под зеркалом, притулились выходные высокие, до блеска начищенные «гриндера» с удивительными шнурками. Точнее, шнурки были самые обычные, просто зачем-то связанные в узел и бережно убранные внутрь.

Шнурочки, аккуратно завязанные, шлепки, по линеечке выстроенные у забора, куртка, сложенная на снегу… «Что за темное это существо? Замерзая и умирая, привычно укладывает вещички. И вообще, охота была время тратить каждый раз на развязывание. Странноватые привычки для панка».