Чарующая бесполезность

Мать почему-то стушевалась, но Марина настолько устала, что не обратила на это внимание.

– Но кто-то же за вами ухаживал. Не эта же толстая кухарка.

Из рассказов дочери женщина знала всех персонажей этой истории, а с некоторыми даже встречалась, но домработницу Евгению Степановну она не видела никогда и то, что та толстая Марина не упоминала даже вскользь. В эту секунду Веденеева думала только о подушке, глаза слипались, поэтому лишь пробормотала, направляясь в спальню:

– Официант испарился ещё до того, как произошла эта трагедия.– она на ходу расстёгивала пуговки на блузке.– Ты непротив, если я лягу с тобой, или ты постелишь мне в моей спальне?

Это была её комната, но когда Марина съехала, мать соорудила для себя кабинет с тяжёлым, из тёмного дерева письменным столом, чудесной, настольной лампой в стиле «Витраж» и кожаным креслом. От былой обстановки осталась только софа, покрытая клетчатым пледом и огромный стеллаж с книгами. Для чего матери кабинет было непонятно, вероятнее всего ей иногда хотелось почувствовать себя деловой женщиной, только не совсем ясно в какой сфере. Долгое время она проработала в обувном магазине. В советскую пору приторговывала дефицитом и практически всегда жила за счёт своих многочисленных мужей.

– Я постелю тебе в кабинете.– она принесла подушку с одеялом и разложила диван, на ходу продолжая отчитывать дочь.– Мура ты тратишь время на недостойных мужчин. Три года этот урод Смирницкий водил тебя за нос, пока не укатил за границу, и даже адрес не оставил! А этот красавчик Беляев, просто гад, выманивал у тебя деньги, а сам находился в браке, и совсем не намеревался развестись.

У Марины не имелось сил перечить или спорить, и как в детстве, когда не хотелось слушать материнские нотации, она лишь молча нырнула под одеяло и крепко закрыла глаза, притворяясь спящей, а сама устало подумала:

«Вспомнила бабка, как девкой была. Где эти женихи? Моль давно почикала».

Но под одеяло настойчиво проникал голос матери:

– Мура ты должна… Мура послушай моего совета…

От воспоминаний Марина улыбнулась. В далёком детстве они поехали в Москву буквально на три дня, чтобы навестить дальнюю родственницу. Это потом стало понятно, что собственно не в родственнице дело. Мать целыми днями бегала по магазинам приобретая польский блеск для губ, помаду, духи «Быть может», болгарские, яркие, акриловые свитерочки, немецкие парусиновые тапки, краску для волос и французскую парфюмерию и косметику «Ланком» для того, чтобы потом втридорога продать в Питере. Родственница пожилая, чопорная женщина с халой на голове оказалась женщиной доброй и невероятно гостеприимной, угощала их настоящим тортом «Прага» и составляла культурную программу. А так как она работала билетёршей в «Кукольном театре Образцова», не пойти в это знаменитое заведение было невозможно. Достать билеты оказалось делом сложным даже для билетёрши, но подставные стулья она им всё-таки организовала. «Необыкновенный концерт» они смотрели и раньше по телевизору, только позже Марине казалось, что больше никогда они так не смеялись до колик в боку, до слёз, до абсолютного счастья. Особенно их впечатлил момент, когда конферансье Апломбов представил цыганский хор Заполярной филармонии под управлением Паши Пашина в постановке Орехова, костюмы Зуева, гитары, бубны конторы «Музпрокат» в атмосфере полного взаимопонимания из ресторана «Метрополь». Мариша половину не понимала смысла, но хохотала вместе с огромным залом, особенно когда усатый барон с гитарой представил певицу романса Шуру Мурину и исполнителя соло на скрипке Шуру Мулина. Вот так после этого «Необыкновенного концерта» Марина превратилась в Муру Шурину, а короче в Муру, но так её могли называть только самые близкие люди, а для общего пользования она представлялась Мариной Владимировной. Веденеевой. Откуда-то издалека снова проник голос матери:

– Как ты думаешь, куда Гульбанкин мог спрятать золотые червонцы? Неужели они в доме?

– Сказал, что в доме, но в каком месте именно я не знаю.– Марина сквозь сон подумала, что зря рассказала матери о разговоре с Эдуардом. Скорее всего, он хотел сохранить это в тайне, но женщина так устала, что совесть не укорила её за болтливость. Уже проваливаясь в сон, она вздохнула глубоко и повернулась на другой бок.

Глава 4

Рафик глубоко погряз в устройство своей новой, семейной жизни, поэтому всегда куда-то торопился, везде опаздывал и что-то забывал. Его коллега Шапошников и так последнее время находился в состоянии раздражения из-за ломки в организме по поводу никотинового голодания, а тут ещё и Ркафик то забывал сделать что-то, или по рассеянности не предупреждал о важном сообщении или не звонил, когда товарищ ждал звонка с важной информацией. Но, к удивлению Сергея Николаевича, в это раннее утро, коллега уже находился на рабочем месте и даже, активно жестикулируя, разговаривал с кем-то по телефону. Рафик махнул рукой, приветствуя друга, через минуту отключился и торжественно заявил:

– У меня есть новости!

– У меня тоже.– Шапошникову уже нравилось такое начало дня.– Рассказывай.

– Давай сначала ты. Мое повествование будет долгим.

– Вчера в доме некоего Гульбанкина произошло убийство. Кто-то хотел отравить хозяина дома, а по чистой случайности зелье с ядом выпила гостья. На место преступления выезжал Земсков Володя, но узнав некоторые подробности, я попросил, чтобы это дело передали нам.

– Караблоль с удовольствием отдаст тебе все дела, которые имеет.– усмехнулся Рафик. Он недолюбливал Земскова за хамоватую натуру.– И что это за подробности?

– За день до покушения Гульбанкин нашёл возле своей двери игральную карту валет пики.

Рафик присвистнул:

– Это серия? Преступник оставляет визитную карточку. За какие провинности умирают эти люди?

– Пока не знаю.– Шапошников выпалил всё, что выяснил вчерашним вечером и нетерпеливо поторопил приятеля.– Я так понял, что есть ещё кто-то с такой же картой?

– Есть! И это уже второй труп после убитого во Франции. Только этого отравили, а второго, кажется, утопили. Я ещё не получил отчёт о вскрытии.

Рафик гордился собой, он раскопал историю с утопленником в деревне Свияга, несмотря на то, что в деле лишь вскользь упоминался тот маленький факт, связывающий эту историю с другими аналогичными преступлениями. В описи вещей, найденных при трупе, оказалась размокшая и от этого еле различимая игральная карта пиковый валет.

– И что ты думаешь по этому поводу?– Рафэль сверкнул чёрными глазами.

– А то, что эти смерти связаны между собой, и мне кажется, что есть ещё жертвы, о которых мы пока не знаем или скоро будут. Надо выяснить, кто этот утопленник. Должен же его кто-то разыскивать. Ты займись этим.

– А что будем делать с Гульбанкиным? Ведь тот, кто хотел его убить захочет довести до конца начатое, исправить свою ошибку. Пока он один знает, кто мог желать его смерти. Факт, что эти люди связаны между собой.

– Давай так: я отправлюсь в клинику, куда доставили Эдуарда Гульбанкина, может доктор уже разрешит поговорить с ним. А ты найди официанта из ресторана «Северная Пальмира» и допроси его. Позже займёмся всей компанией, которая собралась вчера на вечеринку. Тот, кто подсыпал яд в бутылку человек свой, знает привычки и традиции в этом доме.– Шапошников посмотрел на часы.– Надеюсь, к вечеру будет готова экспертиза.

– Если из Свияги сегодня не получу известий, то завтра с утра придётся туда наведаться самому.

– Ты прав, будет лучше, если ты сам посмотришь всё на месте и поговоришь со свидетелями.

***

Гульбанкину приснилась мать молодая, с вьющимися волосами, заколотыми у висков чёрными невидимками. Стояло раннее, летнее утро. Через открытое окно лёгкий ветерок еле колыхал ситцевые занавески. Мама сидела на краешке его кровати, будила маленького Эдика, поглаживая вдоль тела, и приговаривала:

– Вырастет мой мальчик большой– пребольшой, мамин сынок, помощник. Просыпайся мой ёжик, просыпайся мой касатик.

И он, открыв глаза, счастливо потянулся, зевнул и уселся рядом с мамой в чёрных трусах и белой майке, свесив ноги с кровати. Она погладила его по выгоревшему на солнце короткому ёжику волос и по разбитым коленкам.

– Помолись Боженьке, потом умывайся и приходи завтракать. Сегодня в детский сад не пойдёшь– у меня выходной.

– Мам, а Боженька обидится, если я сегодня не поговорю с ним?– Эдик спрыгнул с кровати и, зашлёпав босыми ногами, побежал в угол к игрушкам. У него были другие планы на сегодняшний день.

– Нет, не обидится. Он не может сердиться или браниться, он всех любит. Это же тебе Боженька нужен, ты моли его о благодати, о милости.

– А зачем мне его просить? У меня всё есть.

– Ты просто проси, чтобы он был с тобой, даже во грехе, и пусть строго накажет, если ты сотворил что-то нехорошее, но только чтобы не оставлял ни в радости ни в горе. Безразличие убивает всё живое.

Мать всегда разговаривала с пареньком, как со взрослым. Она взяла сына за руку и усадила рядом.

– Вот послушай. Давным-давно жил святой старец. Он молился и скорбел о грехах человеческих. Он недоумевал, почему же люди и в храм ходят, и Богу молятся, а живут так же плохо и греха не убывает. И воскликнул он тогда, обращаясь к Богу:

«Господи, неужели не внемлешь Ты нашим молитвам? Люди постоянно обращаются к Тебе, чтобы жить в мире и покаянии! Неужели суетна их молитва, и не слышны их голоса?»

И вот однажды с такими мыслями он погрузился в сон и привиделось ему, как Ангел небесный, обняв крылом, поднял его высоко над землёй. И чем выше они поднимались, тем слабее становились звуки, доносившиеся с поверхности земли. Уже не раздавались человеческие голоса, шум, крики, песни и затих весь шум мирской, суетливой жизни. Лишь порой долетали прекрасные звуки далёкой лютни.

– Что это?– спросил старец.

– Это святые молитвы,– ответил Ангел,– только они слышатся здесь.

– Но отчего так слабо звучат они? Ведь сейчас весь народ молится в храме?

Ничего не ответил Анге, и горестным было его лицо.

– Ты хочешь знать? Смотри!