Чарующая бесполезность

Шапошников обернулся и протянул коллеге руку.

– Дежурный из управления позвонил, сообщил о странном преступлении. Вот решил посмотреть.– Сергей не стал говорить правды, чтобы не подставить эксперта, который ему звонил.

– Да ничего странного.– Земсков потянул Сергея к дверям.– Пойдём на воздух, покурим. Здесь дышать нечем. Сыну покойной стало плохо, пришлось накапать валокордин. Чуешь, как воняет.

Шапошников сглотнул слюну, лучше бы Карамболь ничего не говорил про покурим, но сжав душу в жёсткий кулак и запрещая даже думать о сигарете, вышел следом за коллегой.

– Короче, Серёга расскажу в двух словах– ещё не всех свидетелей допросил. Если захочешь, завтра протоколы допросов покажу. А пока вот что: Хозяин особняка некий Гульбанкин Эдуард Аркадьевич, человек не бедный, владелец крупного, питерского, молочного производства, ежегодно, в последнее воскресенье июня собирает друзей на посиделки. В назначенное время прибыли гости– бывшая жена с любовником, её сын с невестой, компаньон с женой, ещё компаньон холостой и любовница владельца этого дворца. Готовила домработница, а в помощь пригласила официанта. Компания небольшая, приличная, мало пьющая. Перед началом застолья случился казус– приглашённый официант опрокинул на себя кипящее масло и обварил руку. Сердечная домработница достала аптечку, сунула раненому и, конечно, приказала не соваться к гостям. На шум прибежали застольщики и, узнав о произошедшем, решили сами накрыть яствами стол. Вот в этой неразберихе уже почти невозможно узнать, кто что приносил, кто, и какую бутылку открывал, и ещё часть бутылок официант уже успел откупорить. Эксперты штопор забрали, посмотрим, чьи там отпечатки, но что-то мне подсказывает, что это тупик.– Карамболь с шумом выпустил дым.– Дальше вся счастливая компания рассаживается за столом и разливает выпивку, кто какую предпочитает. Оказывается, красное вино уважает лишь хозяин застолья. Причём все присутствующие в курсе этого. И вдруг его бывшая супруга, которая до этого предпочитала лишь белое вино или шампанское, проявляет солидарность и протягивает свой бокал. Гульбанкин наливает ей и в это время слышит звонок сотового телефона. Он выходит в холл, чтобы переговорить, возвращается буквально через пару минут, а женщина мертва. Свидетели говорят, что выпили все дружно и неожиданно у покойницы из рук выпал бокал и тело её обмякло. Вызвали неотложку. Сразу не разобрались и решили, что у женщины случился сердечный приступ. Но, когда приехала скорая, и доктор предположил отравление, то в безумство впал сам Гульбанкин и заявил, что отравить хотели именно его. В итоге у него случился настоящий сердечный приступ, пришлось вызывать вторую машину, которая и увезла беднягу в больницу. И это кажется правдой, потому что присутствующие в голос подтверждают, показания друг друга.

– Ты уже всех допросил?

– Почти, уже все свободны под подписку о невыезде. Странность состоит в другом– куда девался официант.

– А что в этом удивительного? Он получил травму, оказался не в состоянии работать и покинул дом.

– Я думаю, что это не случайно.– Карамболь погладил лоснящуюся лысину.– Опытный официант приезжает обслужить за хорошие деньги застолье и получает травму, потом буквально за полчаса до трагедии он исчезает из дома, естественно не получив никакого гонорара. Откуда взялся такой неуклюжий официант?

– А по чьему приглашению он появился здесь?

– Домработница,– Земсков глянул в свой блокнот,– Евгения Степановна Сидоренко рассказала, что это она нашла его в ресторане «Северная Пальмира». Она всегда обращалась именно туда, если хозяин затевал вечеринку. Как правило, дня за два она звонила администратору ресторана, делала заказ на продукты, в этот раз ей понадобилась копчёная сёмга, и просила прислать кого-нибудь в помощь. Вот приехал этот и привёз заказ. Раньше домработница его никогда не видела, паспорт и медицинскую книжку не проверяла, потому что доверяет администратору «Северной Пальмиры», так как давно его знает.

– А что с вином?

– Что с вином?– в унисон продолжил Земсков.– Сейчас почти невозможно узнать, кто из гостей забрал из кухни и поставил на стол эту бутылку. Это вино не из магазина, так утверждают присутствующие. Один дилер присылает ему из Италии по несколько коробок в год. Евгения Степановна показала мне подвальчик, где хранятся разные деликатесы, в том числе и эти бутылки.

– А подвальчик этот запирается?

– Здесь есть кое-где замки, в том числе и в подвал, а так везде всё открыто, кроме входных дверей и окон. В этих хоромах Гульбанкин живёт один, он ничего ни от кого не прячет. У него часто появляется любовница, друзья, да домработница несколько раз в неделю. Только незамеченым проникнуть в подвал и подсыпать яд в бутылку достаточно сложно, если это не задумала домработница, только она беспрепятственно может туда попасть. Я думаю, кто-то принёс спиртное незаметно или это было сделано именно на кухне. В гостиной на столе стояло много разной выпивки, но бутылка с красным вином была только одна.

– Ты успел толком поговорить с самим хозяином?

– Какое там. Первыми приехали ребята на скорой. Они нам и сообщили о случившимся. Мы появились буквально через двадцать минут, а тут уже грузят хозяина в реанимобиль.

– В случае смерти Гульбанкина кому всё достаётся?– чисто риторически спросил Шапошников.

– Послушай Серёга, не так быстро! Когда бы я тебе всё успел узнать? С завтрашнего дня буду приглашать, и допрашивать всех подозреваемых снова.

– И кто входит в это число?

– Ну что ты спрашиваешь? Сам прекрасно понимаешь, что все, находящиеся в доме персоны под подозрением.– Земсков задумался на секунду, потом глянул на Шапошникова.– Я не пойму, тебе-то это всё зачем?

– Да так,– отмахнулся Сергей Николаевич.– у меня появилось не так давно одно убийство, тоже связанное с картами, так вот думаю, а не одного ли это поле ягоды?

– Так ты забирай себе расследование. Я завтра перед начальством похлопочу. Но не переживай, я тебя не брошу, знаю, что Петрищев в отпуске.

Шапошников замялся, ему не хотелось грузить себя и Рафика чужими делами– своих имелось не переделать, но моментально принял решение и махнул рукой:

– Хорошо, давай. Напиши мне, в какую больницу отвезли Гульбанкина, я попытаюсь поговорить с ним завтра утром, если врачи разрешат.

– Вот и славно!– облегчённо вздохнул Карамболь и подумал про себя:

«Баба с возу– кобыле легче».

Он потрепал коллегу по плечу и усмехнулся:

– Не дрейфь, Серёга, ты такие дела, как орехи разгрызаешь!

После этих слов Шапошников с грустью понял, что добровольно повесил на себя ещё одно убийство, и его товарищ Карамболь помогать никому не собирается. Лишь один, малоутешительный факт, сглаживал скепсис– история выглядела как классический, английский детектив– убийство совершено в закрытом пространстве, в котором находятся близкие друг другу люди. Чем тебе не многоуважаемый Эркюль Пуаро?

***

Марина ехала по широким, ярко освещённым улицам города. Время перешло далеко за час пик, поэтому пробки рассосались и притормаживать приходилось только у светофоров. От стрессовых событий этого долгого вечера невероятно хотелось есть. Никто так и не притронулся к изысканным блюдам. Искусная еда испускала благоухание и пар рядом с умершей Светочкой, из которой также выходил невидимый дух. Сейчас, когда страх немного отпустил, голод завёл заунывную и жалобную серенаду в желудке. От мысли, что она вернётся одна в пустую, прокуренную, неряшливую квартиру, в которой нет ни кусочка нормальной пищи, на душе заскребли кошки. Марина почувствовала себя невероятно одинокой и несчастной. Вообще она не позволяла себе такие мысли, заставляла считать и преподносить себя женщиной уверенной, сильной и самодостаточной. Но после сегодняшней трагедии оборонительные силы её покинули, особенно после того, как компания разбилась на группки. Сын покойной Светочки рыдал на плече своей невесты, рядом Евгения Степановна капала какие-то вонючие капли, тут же суетился с горестным лицом любовник покойной. На другом конце гостиной топтались компаньоны– Переверзев с женой Ириной, рядом Николай Петрович. И лишь её никто не поддержал за локоть, не обнял и даже не протянул вонючие, сердечные капли. Она тихо стояла у окна и ждала, когда полиция допросит её и разрешит покинуть дом. Марина не поехала в больницу, зная, что к Эдику всё равно не пустят и толком ничего не объяснят. Надо ждать утра. Её близкая подруга Эвелина укатила на всё лето в Крым и чтобы не находится в одиночестве Марина отправилась к матери. Она знала, что её любовник куда-то уехал, а может и вообще исчез из её жизни, и мама кукует в одиночестве. Им было трудно вместе, то есть трудно было Марине. Никто не имел над ней такую власть. Мать умудрялась поставить в зависимость от собственной персоны всех окружающих, особенно доставалось самым близким людям. Она была замужем только официально три раза, а неофициальных отцов Марина даже не считала, только все сходили с дистанции, не выдерживая тяжёлый, хитрый и властный характер женщины. Мать родила её рано, когда не исполнилось и восемнадцати лет, но никогда не стремилась стать её подругой. Её раздражало, когда кто-то, пытаясь сделать комплимент, говорил: о, это ваша сестра?! Женщина багровела от негодования, от того, что её, ухоженную наманикюренную даму, могут ставить на одну ступень с девчонкой, нос которой облепили канапушки, а на макушке, как пучок укропа, торчит в разные стороны хвостик. Мать всегда лучше знала, что нужно её ребёнку, какие друзья должны окружать, какие платья одевать, какую професию получать и даже на какую диету садиться. Но, несмотря на трудности во взаимопонимании, Марина любила мать и тянулась к ней, как непререкаемому авторитету. И всё-таки когда родной отец предложил переехать в однокомнатную квартиру его умершей матери, Марина не раздумывала ни секунды. Тогда она уже окончила Университет, и перспектива проживать с матерью, которая пыталась контролировать каждый шаг и каждый вздох, казалась невыносимой. К её великому удивлению мать легко согласилась, но взяла обещание, что дочь будет оповещать её обо всех жизненно значимых событиях. Так Марина обрела свободу, и возможность встречаться и заводить друзей без материнского рецензирования. Женщина припарковалась во дворе многоэтажного, элитного дома и ещё сидя в тёмном салоне, достала из сумочки телефон.

– Мам привет. Я могу у тебя переночевать?– Марина слушала несколько секунд, потом устало перебила родительницу.– Я уже возле твоего дома. Приду, всё расскажу.

Когда двери лифта разъехались, в проёме двери квартиры женщина увидела силуэт матери, которая стояла, облокотившись на косяк, и курила длинную, ментоловую сигарету, манерно оттопырив мизинчик.

– Ты знаешь, сколько времени?– высокая, статная дама и в этот раз решила не упускать возможность отчитать непутёвое чадо.– Если не высыпаться, то под глазами образуются синяки, потом морщины, а скоро и всё лицо превратится в мочёное яблоко.

– Время одиннадцать. А морщины образуются от курения.– Марина протиснулась в квартиру мимо матери, которая выпустила вслед кольцо ароматного дыма. Она сама считала себя заядлой курильщицей, но полагала, что для женщины в возрасте это не комильфо даже с мундштуком из слоновой кости, даже с ментолом и идеальными ногтями. Ей представлялось пределом безобразия дряблая, покрытая пигментными пятнами рука, стряхивающая пепел или резиночкой стянутый бледный рот, засасывающий сигарету. Марина же надеялась, что к пенсионному возрасту истребит в себе эту дурную тягу, во всяком случае, приложит к этому все усилия.– Дай мне что-нибудь поесть. Например, пару бутербродов с колбасой.

– Насколько я знаю, ты была на званом ужине.– мать закрыла дверь и клацая каблуками направилась на кухню. Она даже домашней обуви предпочитала возвышаться.– Что, так плохо угощали?– мать остановилась и посмотрела с любопытством.– Или твой богатый ухажёр отменил застолье?

– Можно сказать не угощали вообще.– женщина опустилась в прихожей на обтянутую китайским шёлком кушетку и сняла с отёкших ног туфли.– Представляешь, кто-то хотел убить Гульбанкина, а скончалась его бывшая жена Светочка.

Марина помяла уставшие ступни, потом направилась в ванную, чтобы умыться. Она не видела реакции матери, только слышала, как та громыхает на кухне посудой. Женщины сидели за столом напротив друг друга чем-то неуловимо похожие и совершенно разные, как будто из различных миров. Дочь с седой, кудрявой шевелюрой с ярким лаком на ногтях и в шёлковой, белой блузке, обвешанной легкомысленными, синими якорями. (Она специально выбрала именно эту кофточку, помня, что Эдик затевает рыбную вечеринку.) Мать восседала прямая со строгим видом– странно-голубые волосы гладко зачёсаны, сияющий от ботокса лоб, изысканный французский маникюр и тёмный, шёлковый, китайский халат. Ей недавно исполнилось пятьдесят девять лет, но понять её возраст было не так-то просто после многочисленных пластических процедур. Так одинаково выглядят все, кто бежит сломя голову за возможностью сохранить молодость. Марина удивлялась, откуда деньги на столь дорогостоящие манипуляции с лицом, но спрашивать не осмеливалась, потому что мать сразу затевала свою шарманку о том, как одинока, никто не помогает, она вынуждена еле сводить концы с концами и влачить жалкое существование. Только назвать жалким такое существование не поворачивался язык: просторная трёшка в элитном доме, автомобиль последней модели, полный гардероб дорогой одежды и холодильник забитый деликатесами. Они сидели несколько минут, молча прихлёбывая чай, неощутимо похожие наклоном головы, манерой держать чашку, как будто сломанной тонкой кистью руки и одинаково закинув ногу на ногу.

– Так что же всё-таки произошло?– мать смотрела внимательно голубыми глазами, которые удивительным образом сочетались с такого же цвета волосами.

Марина во всех подробностях рассказала, о жуткой трагедии, в которую она оказалась замешанной. Сама не заметила, как разболтала историию о золотых червонцах, которую накануне ей поведал Эдуард. Мать слушала не перебивая, потом туго поджав пухлые от геля губки произнесла:

– Неужели он и после этого не сделает тебе предложение? Кому всё достанется?

– Мама, о чём ты думаешь?– укоризненно воскликнула Марина.– На моих глазах умерла женщина! Это такой шок!– она скомкала салфетку.– Ну что мне его самой в ЗАГС тащить?

– Вот именно. Пока он в больнице и лишён возможности сопротивляться, ты должна принять меры!

– Какие, например? Он не решился на этот шаг после того, как выхаживала его после серии сеансов химиотерапии и тяжелейшей операции. Я не знаю, что ещё должно произойти!

– Завтра же с утра поедешь в клинику и поговоришь с доктором, ты должна беспрепятственно, в любое время суток видится с ним. Пока поживи у меня.– мать задумалась на секунду.– Давай продадим твою квартиру. Гульбанкин поймёт, что тебе негде жить и решится на женитьбу.

– А деньги положим на твой счёт в банке, потому что ты лучше знаешь, как ими распорядиться.– Марина качала головой.– Я это уже слышала неоднократно.

Мать махнула рукой, показывая, что с бестолковой дочерью каши не сваришь, потом с безразличным видом спросила:

– А официант, он что-нибудь рассказал?

– Откуда ты знаешь про официанта?– дочь зевнула и поднялась из-за стола.– Я, кажется, ничего не говорила про него.