Печальные ритуалы императорской России

После похорон продолжилось традиционное сорокадневное дневание по приказу царя. Вместе с боярами, окольничими и думными людьми в церкви днем и ночью по очереди несли дежурство стольники. Участие в дневании являлось, с одной стороны, почетной, с другой стороны, достаточно обременительной обязанностью. Список дежуривших был важным показателем степени приближенности к правящему монарху. На 40-й день Алексей Михайлович в церкви слушал литургии и панихиды и приказал дневания прекратить.

В Архангельском соборе гроб с телом устанавливали в центре, но не в алтаре; после отпевания закладывали «в землю» и закрывали «цкою» (плитой). После отпевания патриарх ел сам и кормил царицу и ее окружение ритуальной едой – кутьей, после чего расходились восвояси.

Царские похороны сопровождались амнистиями[116 - См., напр.: Об освобождении от наказания задержанным людям по причине драки или пьянства до окончания сорокадневного поминовения царя Алексея Михайловича и о взыскании с них приводных денег вдвое // ПСЗ. Собрание первое. Т. 2 (1676–1688). № 623. С. 6.] и богатыми раздачами милостыни, согласно Г. К. Котошихину.[117 - Котошихин Г. К. О России, в царствование Алексея Михайловича. С. 17–18.] Освобождение из мест заключения воров и убийц приводило к обострению криминальной обстановки в столице во время царских похорон, ибо освобожденные из городских тюрем преступники возвращались к своим привычным делам – начинали грабить и убивать мирных жителей без разбору.

Ритуальная еда

Особым элементом обряда был поминальный стол. На третий день после смерти члена семьи в Москве устраивался царской семьей поминальный обед, на который приглашали представителей как светской, так и духовной власти. На стол подавалась кутья – обрядовое поминальное блюдо, особая зерновая каша. На Руси кутья впервые упомянута в «Повести временных лет» за 997 г. Готовили ее из недробленой пшеницы, риса, овса или ячменя и сладкой добавки: меда, сахара, изюма, варенья, цукатов, сухофруктов. Зерно в кутье, используемой до настоящего времени, символизирует вечную жизнь и изобилие, а сладость – символ райского блаженства. В качестве напитка варили сыту – один из повседневных напитков Древней Руси и Московского государства допетровской эпохи. Готовили ее путем разведения водой натурального пчелиного меда, а также из патоки, получаемой упариванием солодового сусла (проращивали ячмень, сушили его, размалывали, заваривали горячей водой и сливали сусло). Эти блюда ели три недели.

40-й день после смерти, называемый сорочинами, отмечался поминальными службами с участием членов семьи, ритуальным обедом и раздачей милостыни, так что на царские похороны уходил годовой бюджет страны. Похороны царицы были не менее пышными, но народу съезжалось на них меньше, денег отпускалось в половину против царских похорон. На похороны царевичей и царевен денег тратилось еще меньше.[118 - Там же.]

Особой статьей расходов, связанной с поминальными мероприятиями, для представителей, а особенно для представительниц правящего дома было ритуальное кормление нищих. Придя к власти, царь Петр Алексеевич приводил в порядок расходы дворца и выяснил, что царица Марфа Матвеевна на поминовение покойного мужа царя Федора Алексеевича «кормила в 5 дней 300 нищих»,[119 - Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII веках. М., 1869. Т. 2. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII веках. С. 178.] столько же кормила царица Прасковья Федоровна в поминовение по своему мужу царю Ивану Алексеевичу. Не отставала тетка покойных царей царевна Татьяна Михайловна, кормившая в 9 дней 200 человек, и сестры покойных – царевна Евдокия Алексеевна и прочие, даже царевна Наталья Алексеевна. Всего в дни поминовений кормилось «у пяти комнат» 1371 человек на сумму в год 143 руб., 26 алтын, 3 денги. Петр I положил конец этой практике, наложив резолюцию на этой статье дворцового расхода: «…си денги раздать нищим по улицам, а в Верхах (т. е. во дворец. – М. Л.) их (нищих) не брать».[120 - Там же.]

Траур и ношение «печального, смирного» платья продолжались до шести недель.

Сложившийся порядок траурных мероприятий соблюдался по кончине царевичей Иоанна и Василия Михайловичей, первый скончался 9 января, второй – 25 марта 1639 г.[121 - Описание погребения. императора Николая I. С. 2.] Подобный церемониал указан при погребении царевича Симеона Алексеевича, скончавшегося 19 июня 1669 г.[122 - Там же.] Гроб, покрытый золотой объярью, к месту захоронения несли на санях. Русский обычай ставить тела усопших на сани очень стар. В своем исследовании, посвященном использованию в похоронном обряде специальных выносных саней, Д. Н. Анучин[123 - Анучин Д. Н. Сани, ладья и кони. С. 23–31.] приводит церемониалы захоронения многих членов царской семьи из династии Романовых в XVII в., которые в принципе сходятся к уже указанной схеме, и ссылается на упоминание о санях в сборниках XIII столетия: в рукописи Несторовой летописи, в свидетельствах о святых Борисе и Глебе и пр. Сани то везли, то несли на плечах участники траурного шествия, они могли быть покрыты красным сукном. Сани использовались не только для покойников, но и для сопровождающих, в частности, в санях несли жен, провожавших таким образом тела усопших мужей до места погребения.

Похороны царя Алексея Михайловича

Особое внимание, конечно, было привлечено к смерти самого монарха. Рассмотрим церемониал похорон царя Алексея Михайловича, его погребение проходило на следующий день после смерти, 30 января 1676 г.[124 - Там же. С. 24–25.] В процессии участвовал его сын и наследник царь Федор Алексеевич в траурном платье, в ожерелье (подобие воротника) из вишневого бархата, в черной шапке и с черным посохом. Федора Алексеевича несли в «креслах» в связи с тем, что молодой царь «скорбел ножками». Платье покойного царя было парадным «печальным», но не черным: платно из бархата «виницейского золотного оксамичена» с узорами, вышитыми красным и зеленым шелком с жемчугом, покров золотого аксамита с серебром шитыми узорами, кровля гроба алая с узорами золотом и серебром. Маршрут следования: из деревянных хором – в Передние сени, затем – в Проходные сени, что перед Золотой палатой государыни царицы и на Постельное крыльцо. Там поставили тело на сани и так несли Постельным и Красным крыльцом в собор Архангела Михаила. Царицу Наталью Кирилловну за гробом мужа несли в санях.

Похороны царя Федора Алексеевича

По той же схеме происходили похороны царя Федора Алексеевича,[125 - Там же. С. 26.] скончавшегося после исповеди и приобщения Святых Тайн к вечеру 27 апреля 1682 г. на 21-м году жизни. Так как он скончался в конце дня, то погребение, по обычаю, совершилось на следующий день, 28 апреля. По традиции царский гроб должны были провожать вдовствующая царица и наследник, следовательно, на погребении царя Федора следовало присутствовать его вдове царице Марфе Матвеевне и избранному в самый час его кончины десятилетнему царю Петру Алексеевичу, вследствие малолетства царя и его матери царице Наталье Кирилловне, мачехе царя Федора. Молодую вдову царицу Марфу Матвеевну несли до Красного крыльца на «черном сукне», далее – в «санях» сначала стольники, затем дворяне.

Во время данной церемонии произошла своеобразная «ритуальная революция»: в процессии Петра I сопровождала его мать, но, к всеобщему удивлению и соблазну, вышла и сестра усопшего царевна Софья. Таким образом обе заявляли свои права на представительство в государственной власти. Очевидно, Наталья Кирилловна не осмелилась оставить в подобной ситуации одного малолетнего нового царя, боясь за его безопасность. С другой стороны, ее шествие в траурной процессии служило демонстрацией ее собственных претензий на положение в обществе в сложный момент борьбы за власть. Тот факт, что она следовала за гробом пешком, ее не несли в санях, был новаторством в церемонии. Петр Алексеевич с матерью ограничились тем, что простились с почившим царем, когда гроб был поставлен в церкви на уготованном месте, затем ушли в свои покои. Еще большей смелостью было появление в шествии царевны Софьи, которая воспользовалась ситуацией, чтобы «сделать шаг из терема», по образному выражению историка И. Е. Забелина. Царевна Софья, вдовая царица Марфа Матвеевна и сестра царевна Софья остались до конца отпевания.

По поводу смерти молодого царя было создано произведение, впоследствии напечатанное в «Древней вивлиофике» Н. И. Новикова: «О преставлении от земного царства в небесное, блаженной памяти Божею милостью великого Государя царя и Великого Князя Федора Алексеевича, всея Великой и Малой и Белой России Самодержца».[126 - Древняя российская вивлиофика. Ч. 2. СПб., 1773. С. 337–361.] Это литературное произведение, обращенное к читателю, очевидно, было выпущено в виде книги. После вступления с цитатами из Священного Писания идут главы стихов – плачи и утешения, озаглавленные «Плач и утешение двудесятьма и двема виршами, по числу лет его Царского пресветлого Величества, яже поживе в мире описано». Произведение создано в виде лирического плача двуглавого «знаменного» Орла и утешения – возражения на плач, в котором проводилась главная идея о преемственности власти, прославлении достойных наследников престола. Символ России – Орел – плачет о том, как ему будет трудно жить после смерти Федора. На свой плач он получает утешение: Федор оставил вместо себя двух братьев Иоанна и Петра и сестру Софию «Мудрости тезоимениту», она и будет Орлу отрадой. Если воин, привыкший побеждать, скорбит о том, что он остался без руководства, то в утешение воину остаются на царстве два брата усопшего. Самым лирическим мотивом стал «Плач Благоверной Государыни, царицы и Великой княгини Марфы Матвеевны», которой «ничего ни мило, ни бисер, ни серебро» после смерти ее супруга. Она обращается с призывом ко всем женщинам разделить с ней скорбь. Утешением ей служит ответ от самого царя Федора, в нем он объясняет своей вдове, что ей все сочувствуют: и Синклит, и народ, а он сменил государство земное на царство вечное. Оптимистично звучит мысль о том, что и до него цари умирали, если бы он прожил больше, больше увидел бы скорби, а так, сколько ни живи, хоть тысячу лет, конец один. Бог, призвавший его, вручает ее своим братьям и сестре Софии, которые будут о ней заботиться. Мораль: «Не к тому же глаголи, Остах во печали, / Рех: радуйся о Бозе, живи его хвали»,[127 - Там же. С. 345.] т. е. «хватит говорить о скорбном, оставь печаль, радуйся и живи, хваля Господа». Автор «Плача» – Сильвестр Медведев.

Далее идут плачи всех членов семьи: теток-царевен: Анны Михайловны и Татьяны Михайловны, скорбящих о смерти племянника, бывшего им вместо сына; плачи сестер-царевен, оплакивающих смерть брата: Евдокии, Марфы, Софьи, Екатерины, Марии, Натальи. Всем царевнам дает утешение сам царь Федор, сравнивающий девять скорбящих женщин с песнью девяти ангельских чинов, но у ангелов песнь радостная, а у сестер – скорбная, что не правильно, ведь осталось после него два брата, этому и надо радоваться и почитать их. После личных скорбей идет плач Великой России, в нем дается прославление великого царя, усопшего Федора Алексеевича и «Утешение России Великой»: славная Великая Россия будет жить вечно, Бог жив, и Федор будет у Него жить вечно. На плачи Малой и Белой России – утешение обеим. Апофеозом произведения служит глава «Надгробное блаженной памяти великому государю царю и великому князю, Феодору Алексеевичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, по числу лет, колико царствова, расположенное». Эта поэтическая ода с перечислением праздников, упоминанием о месяце апреле, когда все расцветает, а царь скончался; о дне, в который он ушел из жизни, завершается подведением итогов: «Надпись гробный: Здесь лежит Царь Феодор, в небе стоит цело / Стоит духом пред Богом, само лежит тело: / Аще лежит, своему лежит Царь Цареве, / Аще стоит, своему стоит Господеве».[128 - Там же. С. 361.]

Впоследствии идея создания литературных произведений на смерть монарха получила свое развитие и в императорской России, как в виде лирических произведений, так и в виде различного рода изданий.

Церемониал похорон членов царской семьи

Отстраняясь от некоторых вариантов, можно выделить главные элементы церемониала похорон членов царской семьи, который сформировался и был неоднократно опробован в XVII в.: звон в колокол при сообщении о смерти монарха; «прощание» с телом царя бояр и двора; траурная процессия в Архангельский собор (для мужчин), Вознесенский монастырь (для женщин), во время которой тело несли в санях; отпевание и погребение; сорокадневное «дневание и ночевание» у могилы новопреставившегося придворных чинов. Печальным действом руководило высшее духовенство, оно отправлялось с иконами и крестами в царские хоромы (гробы царевен выносили сначала в церковь Рождества Богородицы на Сенях). Во время Печального шествия гроб и «гробовую кровлю» несли дворяне и стольники, иногда и окольничие; на Красном крыльце гроб ставили на заранее изготовленные «выносные сани», обитые обычно красным (для вдов и вдовцов – черным) сукном. Далее сани с гробом стольники несли до Архангельского собора или Вознесенского монастыря. Перед церковью гроб снимали с саней, вносили в церковь и ставили на приготовленное возвышение – стол. Процессия четко разбивалась на две части: впереди гроба шла группа духовных лиц, за гробом – светские: царь, царевичи, бояре, думные и ближние люди, дьяки, дворяне и т. д. Женщины (царица, царевны, боярыни) в похоронном шествии принимали участие не всегда. Обычно в печальном шествии участвовала вдова покойного, сестры и дочери не должны были покидать терем. Ближайших родственниц – вдову или мать – обыкновенно несли в специальных санях. Одной из первых осмелилась на шествие пешком за гробом царя Федора Алексеевича царица Наталья Кирилловна, впрочем, это было вызвано особыми обстоятельствами.

По указанной выше схеме проходили похороны царицы Агафьи Симеоновны Грушецкой (первой супруги царя Федора Алексеевича) 15 июля 1681 г.; царевны Марии Иоанновны (дочери царя Иоанна Алексеевича) 13 февраля 1692 г.; царевича Александра Петровича (сына царя Петра Алексеевича и Евдокии Федоровны) 14 мая 1692 г.; царицы Натальи Кирилловны 26 января 1694 г.,[129 - Анучин Д. Н. Сани, ладья и кони. С. 25–29.] старшего брата Петра царя Иоанна Алексеевича 30 января 1696 г.[130 - Объявление о кончине государя царя и великого князя Иоанна Алексеевича и церемониал погребения его // ПСЗ. Собрание первое. Т. 3 (1689–1699). № 1536. 29 января 1696. С. 220.] В этих похоронах использовался обычный маршрут по Кремлю.

Когда хоронили царя Иоанна Алексеевича, царь Петр Алексеевич шел за гробом, вдова царица Прасковья Федоровна также шла за гробом пешком, в отличие от царицы Марфы Матвеевны, которую в подобных обстоятельствах несли в специальных санях, хотя в принципе ее участие в церемонии не являлось обязательным. В церемониале погребения Иоанна Алексеевича было подчеркнуто, что проходило оно по «обычному государскому чину».[131 - Там же.]

В некоторых процессиях царь Петр Алексеевич не принимал участия, например, его не было при похоронах сына Александра и матери царицы Натальи Кирилловны. Н. И. Павленко считает, что игнорирование похорон сына могло быть вызвано неприязнью к жене Евдокии Лопухиной, а отсутствие на погребении матери могло быть обусловлено нежеланием демонстрации горя по горячо любимой матери, т. е. человеческой слабости, своему окружению.[132 - Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1990. С. 33.]

Панафидный приказ

Делами поминовения великих князей, царей, цариц, царевичей и царевен российских занимался Панафидный приказ, одно из самых немногочисленных государственных подразделений. Название приказа «Панафидный» восходит к слову «панафида», т. е. «панихида». Дьяк Котошихин в главе седьмой «О приказех» Панафидной приказ указывает в самом конце: «…а в нем сидит дьяк. А ведомо в том Приказе поминание по мертвых прежних великих князех, и царех Росийских, и царицах, и царевичах и царевнах: и которого дни прилучитца по ком творити память, на Москве и в городех, и в монастырех по церквам, указы посылаются ис того Приказу».[133 - Котошихин Г. К. О России, в царствование Алексея Михайловича. С. 96.] В связи с тем, что приказ ограничивался только поминовением, увеличивать штат не было необходимости.

Похороны патриарха

Главой светской власти был царь, власть духовную представлял патриарх. Для соотнесения ритуала похорон первых лиц в государстве, как в духовной, так и в светской областях, интересно провести сравнение патриарших похорон с царскими.

7180 (1672) г. февраля в 17-м день в субботу сырной недели в начале второго часа дня преставился великий господин святейший Иосаф II патриарх Московский и всея Руси. При смерти его присутствовали наиболее важные церковные иерархи: Питирим митрополит Новгородский, Павел митрополит Крутицкий, Варсонофий архиепископ Смоленский, Иоаким архимандрит Чудовский. В момент исхода души от тела причащали Святых Тайн, по отшествии души от тела ударили в Успенской большой колокольне трижды. Традиция ударов в вестовой колокол по печальному поводу существовала, как мы видим, и для светских, и для духовных правителей. Тело сразу обмыли, и черное духовенство облачило его в святительские одежды. В келье положили тело в деревянный гроб, после чего архиереи пошли служить литургию по всем митрополитам Московским, умершим ранее. Отпев литургию и облачась, пришли в крестовую палату и ожидали прихода великого государя царя Алексея Михайловича. Если к выносу тела царя появлялся патриарх, то к выносу тела патриарха пришел царь со своим синклитом: боярами и окольничими и прочими чинами, прощался у гроба с телом и целовал в руку, подавая пример своим приближенным. Церковные иерархи роздали свечи присутствующим: царю, его приближенным (белым властям) и духовенству (черным властям). К выносу тела были допущены протопопы и соборные священники. Дьяконы несли впереди крышку деревянного гроба, покрытую бархатным покровом. Тело патриарха было покрыто с ног до груди бархатным покровом, который использовался в патриарших похоронах, так же как и в царских. Два священника несли впереди три иконы. Перед гробом шли патриаршие певчие, певшие вместе с дьяками и подьячими «трисвятое надгробное». Зажженная лампада патриарха и его посох, несомые перед гробом, исполняли роль инсигний, т. е. знаков власти, по аналогии со скипетром, державой и короной в похоронах светского правителя. Патриарший ризничий, дьяки и подьячие шли в облачении впереди, а «черные» (т. е. церковные) власти и архиереи за гробом, а не впереди, как бывает обычно на подобных похоронах. Тело патриарха поставили в церкви трех святителей Петра, Алексея и Ионы Московских, после чего государь за вынос тела архиереям и всему церковному чину раздал милостыню и ушел вместе со своими приближенными.

Традиционная поминальная трапеза для властей белых и черных, а также соборян состоялась по обычаю в крестовой палате. После стола пели литию за упокой и разошлись по домам. Ритуал раздачи милостыни и поминального стола также был соблюден. У гроба остались протопопы, читавшие Евангелие по очереди. Черные власти и архимандриты сменялись по часам до заутрени, до переноса тела в соборную и Апостольскую церковь для погребения. 18 февраля, на следующий день, со всего города народ и священники со свечами собрались для похорон. Сигналом к началу церемонии служил благовест в большой Успенский и «валовые» колокола. Пришедший со своим окружением царь прощался с телом, целуя усопшего в руку, после чего дал команду к началу церемонии. Митрополиты и священники с крестами пошли за телом к церкви Трех святителей, где их государь встречал на паперти.

После прихода процессии все присутствующие прощались с телом патриарха, целуя его в руку и митру. После пения литии и вечной памяти тело из церкви в собор понесли на руках с одром. Впереди процессии несли животворящие кресты, зажженную лампаду, посох и иконы в киотах, которые еще при жизни указал патриарх. Под пение и звон колоколов принесли гроб в собор. Архиепископы и духовенство шли не перед гробом, как это бывало при других похоронах, а за ним. Звон отличался от подобного при царских похоронах. В соборе гроб поставили там, где патриарх облачался на службе, – против царских врат. Началась литургия, во время которой стояли к западу лицом. Позади гроба поставили стул, подушку патриарха и посох Петра Чудотворца. Новгородский митрополит находился на стуле лицом к востоку. После службы тело отнесли в алтарь и поставили рядом с престолом. Затем произнесли здравицу государю, царице, чадам и царевнам, а также вечную память усопшему, а боярам и всем христианам – многие лета. После этого тело перенесли за престол, к нему ногами, головой к горнему месту. Архиереи по чину располагались рядом. После службы целовали тело в руку и митру, потом целовались друг с другом, затем причащались и вынесли тело на амвон, головой к царским вратам. Царь сошел со своего царского места, и по его указу была прочитана духовная грамота усопшего, вслед за чем начали петь погребение иноческое. В половине погребения положили патриарху на грудь святое Евангелие. Питирим прочитал разрешительную грамоту вселенских патриархов Александрийского и Антиохийского, собственноручно врученную ими Иосафу во время визита в Москву, и вложил эту грамоту покойному в правую руку. После этого Евангелие с груди сняли, царь пришел целовать его и прощался с покойным, поцеловав его в руку, то же делали и приближенные. После целования провожали тело до гроба (могилы) с честными крестами. Все это сопровождалось колокольным звоном. Тело в деревянном гробу положили в гроб каменный и при пении предали земле. Посох Петра чудотворца оставили в соборе. Иосафа похоронили у западных дверей в правой стороне рядом с Гермогеном. После похорон царь ушел к себе, архиереи – в патриаршую крестовую палату, где был устроен поминальный стол, после чего отслужили литию за упокой, провозгласили вечную память, заздравную чашу правящему государю и разошлись. Царь присутствовал на панихидах, поминальные столы были по обычаю.

Из подробного описания чина погребения патриарха Иосафа, которое приводит Н. И. Новиков,[134 - Древняя российская вивлиофика. Ч. 2. С. 163–194.] можно сделать однозначный вывод, что, за исключением некоторых незначительных деталей, все элементы траурного ритуала первых лиц государства в духовной или гражданской сфере совпадают. В подробном соблюдении государственного ритуала проявился дуализм власти в России XVII в. На похоронах царя роль главного участника и руководителя действия отдавалась патриарху, на патриарших похоронах главным лицом был глава светской власти, т. е. царь. Алексей Михайлович своим появлением определял начало шествия и окончание действия, своим примером показывал окружающим порядок прощания с телом – целование в руку и митру. За гробом следовали высшие чины духовенства, в данном случае заменяя собой группу ближайших родственников. Погребение происходило в традиционном месте. Процессия, колокольный звон, время и принцип захоронения, раздача милостыни, ритуальная еда, наличие символов власти – лампады, посоха, митры – соответствовали набору ритуальных действий и элементов, ставших традиционными при траурных мероприятиях лица определенного статуса.

Как и при погребении членов правящей семьи, сформировавшийся ритуал сохранялся также при последующих похоронах высших духовных лиц. Как и при царском погребении, при свежей могиле духовного лидера, происходили дежурства – сорок дней «денно и нощно» читали псалтырь.

Похороны простолюдинов

Для того чтобы понять всю торжественность погребения первых лиц государства, следует сравнить их с похоронами простых людей. С простолюдинами не было никаких церемоний. Автор «Точного известия о. крепости и городе Санкт-Петербурге…»[135 - Точное известие о новопостроенной его царским величеством Петром Алексеевичем на большой реке Неве и Восточном море крепости и города Санкт-Петербург. / пер. с нем. А. Ф. Бычкова // Беспятых Ю. Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях. Л., 1991. С. 47–90.] приводит свидетельства о похоронах обычных людей уже в новой столице русского государства: «Завернув тело в рогожу, привязывают двумя веревками к жерди, и затем два человека его уносят или увозят в санях, как я видел своими глазами, совершенно нагим, и хоронят без песнопений, колокольного звона и провожающих».[136 - Точное известие о новопостроенной. на большой реке Неве. крепости. С. 62.] Похороны простолюдинов составляли, как видно из этого описания, разительный контраст с церемониалами людей значимых.

Воспоминания о похоронах как об очень важном ритуале, существенно различающемся в разных странах и являющемся показателем общей культуры общества, оставили практически все иностранцы, посещавшие нашу страну. Конечно, крайняя бедность проводов обыкновенных людей, особенно в сравнении с пышностью похорон людей известных, не могла не найти отражения в этих произведениях. Иностранцам казалось странным такое зачастую непочтительное отношение к смерти, выказываемое русскими в случаях, когда дело не касалось похорон представителей высшего общества.

Брауншвейгский резидент Вебер так описал русские похороны: «В Петербурге в случае смерти простолюдина выставляют его прежде на улицу, зажигают перед ним восковую свечу и просят у прохожего подаяния на погребение умершего. Сердобольные прохожие люди кладут около свечи деньги, и если близкие покойника или те люди, которые хотят снести его в могилу, найдут, что собранным подаянием достаточно оплачивается их труд, то кладут покойника в рогожу, увязывают в ней, и повесив его вроде мешка на шесте, взваливают на плечи двум из среды своей носильщикам и таким образом несут на кладбище, уговорив еще нескольких приятелей покойного проводить его до могилы».[137 - Вебер Х.-Ф. Записки Вебера о Петре Великом. Т. 2. С. 1353–1354.]

При всей кажущейся невероятности действа и очевидной субъективности свидетельств, оба мемуариста пишут, по сути, об одном: о жердях и рогоже, используемых при погребении, отсутствии каких-либо ритуалов и непочтительном отношении к телу умершего бедного человека.

Многие иностранцы указывали на использование выдолбленных бревен в качестве гробов. Так, Вебер, рассказывая о рынке в Москве, замечает: «На этом же рынке стоит и несколько тысяч гробов различной величины, это просто выдолбленные бревна в виде корыта, с крышею, несколько заостренною кверху. Как только умирает простолюдин, близкие его покупают подобный гроб и в нем несут его для погребения в могилу».[138 - Там же. С. 1358.] Это замечание подтверждает версию о существовании промысла изготовления гробов и похоронного инвентаря в стране. Необходимость приобретения всего нужного для погребения, особенно учитывая скорость в захоронении мертвых тел, существовала у всех сословий русского общества, вплоть до самой его верхушки. Это поддерживало деятельность ремесленников, вовлеченных в данное производство.

По воспоминаниям жившего в Петербурге с 1736 по 1737 г. датчанина Петера фон Хафена, приведенным в книге «Путешествие по России»,[139 - Цит. по: Архимандрит Августин (Никитин). Православный Петербург в записках иностранцев. СПб., 1995. С. 17.] обычно похороны и проводы умершего простолюдина не производили большого впечатления. «Однако я часто наблюдал, – пишет мемуарист, – как лишь два парня приходили с телом, неся его на доске почти совершенно нагое и на плечах примерно так же, как носят муку к пекарю. Либо же в лучшем случае в выдолбленном бревне, если покойный был сколько-нибудь благородным человеком. При этом не было никакого сопровождения или церемонии».[140 - Там же.]

Некоторые русские традиции были непонятны представителям иной культуры. Так, датский посланник Юст Юль[141 - Юль Ю. Дневник датского посланника при Петре Великом. 1709–1711. М., 1900. С. 234.] указывал на поражающую иностранцев русскую традицию закладывать покойнику в руку после отпевания записку, что вызывало недоумение и различные толкования. Иностранцы строили различные предположения, в частности, думали, что эти записки являются паспортами для пропуска усопшего в рай. Но на самом деле записка носила информацию об имени, возрасте, звании, дне смерти покойника и о том, что все грехи ему отпущены по власти, данной священнослужителям «разрешать и вязать». Юст Юль определил: данная записка кладется в гроб не в качестве паспорта для пропуска покойника в рай, как ошибочно утверждают в своих описаниях почти все путешественники по России, а для того, чтобы в случае, если какое-либо истлевшее тело откопают, то из этой записки можно будет узнать, что похоронен христианин и кто он такой.

ГЛАВНЫЕ ПОХОРОННЫЕ ЦЕНТРЫ ДОПЕТРОВСКОЙ РОССИИ

Представителей высшей социальной группы общества хоронили в особых местах – похоронных центрах. Часто употребляемый в данном контексте термин «некрополь» кажется не вполне подходящим для православного государства. Более правильным является употребление русских слов «кладбище», «погост», «усыпальница» (высокий стиль) для определения места захоронения мертвых тел.

К XVII в. главными погребальными центрами в столице государства становятся находящиеся на территории Московского Кремля Архангельский собор (место захоронения мужчин) и Вознесенский монастырь (место упокоения женщин – представительниц правящего дома). По определенным причинам могли произвести захоронение и в другом месте.

Собор Святого Архистратига Михаила (Архангельский собор)[142 - ПСРЛ. М., 1949. Т. 25. С. 171.]

Собор Святого Архистратига Михаила (Архангельский собор) в Кремле был усыпальницей великих князей и русских царей. В старину он назывался церковью Св. Михаила на Площади.

Ныне существующий собор возведен итальянским зодчим Алевизом Новым в 1505–1508 гг. на месте уже существовавшего храма. Первая деревянная церковь, освященная в честь предводителя небесного воинства и покровителя русских князей в ратных делах святого архистратига Михаила, построенная в XII в., постепенно ветшала и в 1333 г. была перестроена в камне по приказу великого князя московского Ивана Калиты.

По преданию, новый храм возводился в благодарность за избавление Руси от страшного голода 1332 г. и завершал ансамбль площади, где уже стояли храмы Спаса-на-Бору, Св. Иоанна Лествичника и Успенский собор. Со времени захоронения в нем Ивана Калиты Архангельский собор приобрел значение государственной усыпальницы мужчин – представителей правящего дома. Сведений об этом храме имеется немного, но, вероятно, в нем появились приделы во имя святых покровителей сыновей Калиты Симеона и Андрея, там погребенных. В 1505 г. по приказу великого князя Ивана Васильевича обветшавшую церковь разобрали, и началось строительство новой, закончившееся уже при его сыне великом князе Василии III. Церковь освятил митрополит Феогност.[143 - Ненарокомова И. С. Государственные музеи Московского Кремля. М.: Искусство, 1987. С. 193.]

Росписи собора на протяжении веков менялись, поновлялись. Более ранние фрески сохранились в дьяконнике, где была устроена усыпальница царя Ивана Грозного. Сохранившаяся до сего времени роспись относится к середине XVII в. – времени правления царя Алексея Михайловича. Выполняли ее Степан Резанец, Симон Ушаков, Федор Зубов и др. Опытные мастера по традиции повторяли композицию и рисунок фресок своих предшественников XVI в. Вместе с тем в их работе присутствуют появившиеся в то время антропоидные элементы в формах надгробий, распространение покровов, парсун и, возможно, деревянных изображений погребенных, причисленных к лику святых. Специалисты сравнивали росписи Архангельского собора с историей в лицах, однако украшавшие стены собора изображения представляли собой не портреты, а, по словам летописца, «воображены подобия князей».[144 - Там же. С. 194.]

Соборная площадь Московского Кремля

По замечанию исследователя Архангельского собора Е. С. Сизова, расположение изображений подчинено идее иерархической пирамиды, устремленной к небу.[145 - См. Сизов Е.С. «Воображены подобия князей.». Л., 1969.] Так, в нижнем ярусе северной, западной и южной стен находятся изображения московских великих и удельных князей, похороненных в соборе. На столбах храма в нижнем ярусе изображены наиболее прославленные князья Владимиро-Суздальской Руси, во втором ярусе – Киевской Руси. Изображение великого князя Василия III, донатора собора, представлено на самом почетном месте – на северо-западном столпе напротив главного входа. Все князья, вне зависимости от обстоятельств своей жизни и склада характера, даже опальные и те, кто боролся с установлением московского самодержавия, например Юрий Звенигородский и Василий Косой, показаны в нимбах. Это должно было продемонстрировать, что смерть примиряет всех Рюриковичей между собой – род московских князей должен представляться единой династией, находящейся под покровительством Господа.[146 - Шокарев С. Ю. Русский средневековый некрополь: обряды, представления, повседневность (на материалах Москвы XIV–XVII вв.) / Культура памяти. Сб. научных статей. М., 2003. С. 141–187.] «Портретная» галерея насчитывает более 60 персонажей, среди царских изображений: Федор Иоаннович, Михаил Федорович и Алексей Михайлович.

Архангельский собор. Фото 1883 г.