Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Побег в Рождество

Год написания книги
2012
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Побег в Рождество
Игорь Ягупов

Вместе с героями повести вы совершите романтическое путешествие в предновогоднюю Финляндию. Необычная «лав стори» придает произведению особый стиль.

ПОБЕГ В РОЖДЕСТВО

1

Оттепель. И это двадцать первого декабря. Только в Арктике может быть такое. Не зря называют ее метеорологи кухней погоды. И жить на этой кухне не всегда приятно. То морозы уж совсем распояшутся и вожмут красный спиртовой столбик в колбочку термометра. То вдруг захлюпает под ногами жижа, казалось бы, в самое благоприятное для холодов время – накануне Рождества. Именно она, Арктика, нависающая со всех сторон над Кольским полуостровом, давит и требует к себе уважения – истеричная, как все женщины.

Вечно клубящиеся в этом углу Европы циклоны и антициклоны сдувают с неба то снежинки, то противную обледенелую крупу, то откровенно мокрые капли дождя. Земля вечной осени под вечно серыми облаками. Здесь с утра может быть минус двадцать, а вечером – плюс пять. И только стук дождевых капель по подоконнику расскажет о произошедшем катаклизме. Дождь да головная боль.

Мы бежим на Рождество в Финляндию. Там климат ровнее. Бежали от морозов. А получилось, что подгоняет нас вслед оттепель. Она пришла, как всегда, внезапно, постучавшись утром в окно падающими с отливов верхних этажей комьями снега. Этот стук нас и разбудил.

Если бы мы выехали сразу, то сейчас бы уже плескались веселыми рыбинами в тропическом бассейне Саарисельки. Забыть на время обо всем – единственное мое желание. Забыть о переговорах с клиентами, о переливах телефонных звонков, о писке факса по номеру, от которого ждал уже ставшего почти родным голоса делового партнера.

В девять часов нас разбудили срывающиеся вниз комки подтаявшего снега. Собственно говоря, то, что мы не выедем раньше обеда, уже можно было предсказать по осмысленному и бодрому Тошкиному взгляду.

Это была моя ошибка. Надо было завести будильник на шесть утра, как я первоначально и намеревался, согнать очумевшую от такого жуткого недосыпа Тошку с кровати, наспех напихать ее бутербродами и засунуть в машину.

Узнав накануне вечером о подобной экзекуции, Тошка впала в депрессию, вспомнила о своем возрасте и постаралась уверить меня в том, что нет решительно никакой необходимости для такого подрыва собственного здоровья. Она смотрела на меня своими темными нахальными глазами и мостила золотыми кирпичами дорогу к моему чувству сострадания. И я дал слабину. Ее низкий, немного хрипловатый голос обладает гипнотическим даром убеждения. Наверное, это помогает ей в бизнесе.

Именно бизнеса я и опасался. Я предчувствовал, что, задержись мы в городе до девяти тридцати, когда начинается рабочий день в офисе, Тошка обязательно поедет туда, чтобы дать последние указания опьяненным предстоящей недельной свободой сотрудникам.

Все, думая, что она уже далеко, будут попивать кофеек за неторопливой беседой или попискивать какой-нибудь новой, еще не освоенной до одури компьютерной игрой. И это совсем не будет означать, что персонал плохо работает. Просто людям нужна разгрузка. Им тяжело постоянно находиться под пристальным взглядом начальницы. Они выполнят всю необходимую работу, ни о чем не забудут и ничем ее не подведут. Но им хочется почувствовать себя хоть немного свободнее. И если нет телефонных звонков и назначенных встреч, то почему бы им не занять свое нечаянно освободившееся время чем-то более интимным и приятным, чем выяснение квадратуры кухни у одних клиентов с последующим убеждением других в самой что ни на есть объективной комфортности именно этой квадратуры?

И тут она влетит в офис. И полой шубы обязательно смахнет со стола чью-то недопитую чашку горького кофе. И чей-то виртуальный герой почти наверняка будет съеден из-за ее появления ужасным монстром. И застучат клавиши компьютеров, чтобы поскорее убрать с мониторов зловещие лабиринты подземного царства, вернув на них бланки договоров и таблицы с прайс-листами. И именно в этот момент – как будто он заодно с Тошкой – зазвонит телефон. Так, чтобы кто-нибудь поперхнулся печеньем и прямо под насмешливым взглядом начальницы закашлялся в трубку.

Потом Тошка будет сжимать Васькину руку, объяснять ему всю важность своего предстоящего недельного отсутствия и всю его необъятную ответственность по ее замене. Еще и еще раз напоминать ему номер своего сотового, который он и так знает наизусть, да который к тому же забит у него на смартфоне в быстрый набор. И будет просить его, не стесняясь, звонить ей в любое время при малейшем осложнении. Но какие могут быть осложнения? Веселые времена дилетантов прошли, и пришло скучное время профессионалов. Все сотрудники знают, что им делать. Но Тошка требует от них ежеминутного горения.

Отчасти ее можно понять: риелторская фирма создана ей с нуля. Она сама обставляла и обустраивала офис, который теперь окутывает клиентов уютом, создавая необходимую для их последующего пленения расслабленность. Из сетей их «кожаной» комнаты для особо важных гостей, пахнущей хорошим кофе и коньяком, вырваться почти невозможно. Когда VIP-клиентов нет, Тошка настаивает, чтобы сотрудники сами пили здесь кофе – комната должна все время быть обжитой. И атмосфера идеальной нетронутости интерьера только испортила бы впечатление.

Оставляя фирму, Тошка всякий раз переживает за нее так, как будто бросает грудного ребенка. И предчувствия пагубных последствий – по большей части ничем не мотивированные – ее пусть даже и недолгого отсутствия грызут ее еще до отъезда.

Именно поэтому соорудил я грандиозный план раннего выезда. Шестичасовой подъем, хоть сам по себе и нерадостный, мог спасти целый день наших рождественских каникул. Но Тошка встала на колени и, обвив мои ноги руками, клятвенно заверила меня в том, что в офис не поедет. Конечно, у Васьки все будет под контролем. А если что, он всегда сможет найти ее по сотовому. Да она и сама сможет ему названивать время от времени. И она полнейшая дура, что вечно так переживает за свою работу. Никакая работа не стоит и сотой доли этих волнений.

Тронутый такой самокритичностью Тошки, я смалодушничал и отказался от несусветно раннего подъема. Тошка от радости хлопала в ладоши. А я терзался смутными сомнениями: так ли уж милосерд я был по природе? Или это собственная лень заставила меня отложить отъезд? Тошка приписала уступку единственно моему добросердечию, не оставив мне выбора. Так что я лег спать, гордясь собой.

Утро, однако, все расставило по своим местам. Тошка, забыв о своих обещаниях, подчинилась инстинкту и сразу после завтрака уехала на работу. Ее твердые гарантии вернуться ровно через час не стоили и гроша. Я пытался, правда, навязаться ей в шоферы, чтобы поскорее вытащить из офиса. Но Тошка, сославшись на предстоящую мне дальнюю дорогу, уехала одна, что окончательно убедило меня в скверности ее замыслов. Так и получилось. Мы выехали из города только в четыре, когда полярная ночь уже полностью вступила в свои права над этим северным краем земли.

2

Мурманск отделяют от финской границы двести с лишним километров. Меньше чем за три часа их не преодолеть. Мрак вокруг машины нарушают лишь световые столбы фар. Места здесь дикие и необитаемые. Дорога плавными поворотами петляет между сопок. Когда-то ее в качестве времянки построили финны, возводившие неподалеку плотину ГЭС. По ней из Финляндии подвозились материалы. Финны даже временные дороги строят на века, по всем правилам, с профильной, как на треке, отсыпкой поворотов. Постепенно, уже после ухода финнов, наши ремонтники раз за разом проходили грейдером по лоттинской – она идет вдоль реки Лотта – грунтовке, все более и более выравнивая укосы на поворотах. Через несколько десятилетий подобного варварства дорога пришла в упадок и стала почти непроезжей летом. Зимой лед сковывает резвые ручьи, подгнившие сваи мостов и навезенные дорожниками за лето песок да гравий. Дорога прочищается все теми же грейдерами, накатывается большегрузами и лесовозами, приобретая обманчиво роскошный вид. Правда, на ней не стоит злоупотреблять быстрой ездой, дабы не пролететь мимо очередного крутого поворота.

Я держу восемьдесят. Перелески корявых берез сменяются болотами, которые лежат сейчас под снегом, как огромные футбольные поля. Потом березы сменяются сосняком или ельником, чтобы затем открыть случайному взгляду блестящую в лунном свете полосу какой-то речушки.

Темно. Темно везде: сверху, сбоку, в машине. Фары бессильно бьются об эту темноту. Их хватает только на то, чтобы оконтурить перед капотом джипа бесконечную ленту дороги. Да на бесчисленных поворотах ударить по ближним деревьям, закутанным, как привидения, в белые саваны. Деревья на мгновение, как в аттракционе «Комната страха», выступают, словно живые покойники, вперед и опять исчезают в темноте, как только луч света соскальзывает с них и несется вместе с машиной вперед.

Перевернутая чаша небес с продирающейся вслед за нами сквозь облака полной Луной давит своей огромностью. Наш джип кажется крохотным очагом жизни в безбрежном море пространства. Редкие встречные машины – как межгалактические корабли братьев по разуму, обнаруженные в глубинах мертвого космоса. Они проносятся мимо на сложенных встречных скоростях. И мы с Тошкой снова одни под этим черным небом.

В морозы весь пейзаж казался бы сине-фиолетовым. Снег, небо, деревья, тени – все играло бы оттенками от голубого до темно-лилового. Все укладывалось бы в прокрустово ложе этого узкого сектора цветового спектра. И только в ясную погоду небосвод время от времени переливался бы фосфоресцирующей зеленью северного сияния. Как будто кто-то включил на нем огромный осциллограф. Кроме синего, фиолетового и фосфоресцирующего зеленого других цветов у холода не существует. И они тем ярче, чем морозы крепче.

В этом году они насели на Кольский полуостров с середины ноября, стали давить и выжимать влагу из всего живого. Все словно высохло: хрустящие иголочки снежинок, с воздушной роскошью улегшиеся в огромные сугробы – обманчиво прочные и массивные, режущий горло воздух, похожее больше на дым, чем на пар, дыхание, потрескавшиеся губы.

Мороз убыстряет все процессы. Мужчины носятся по улицам, как сумасшедшие. Женщины в белых от инея шубах со стоящим дыбом мехом ходят огромные и волосатые, как белые медведи, закрывая варежками носы. Машины с особым хватким рвением скрипят шинами по обледенелым, но абсолютно не скользким при такой температуре дорогам. Да и сами дела, как кажется, решаются если и не лучшим образом, то, во всяком случае, быстро.

Мороз веселит и подзадоривает. Первую неделю. Восьмое утро и далее по календарю вы уже начинаете со скорбного моциона к окну, за которым висит термометр. Блестящими – то ли со сна, то ли от надежды – глазами вы, прищуриваясь, стараетесь рассмотреть в заоконной тьме долгожданные симптомы повышения температуры. Так больной ждет своего выздоровления. Вы робко проводите взглядом по позвоночному столбу измерительной трубки и не отыскиваете красный спиртовой наполнитель вообще. Растерявшись, вы делаете новый вираж глазами и проходите взглядом по термометру с особой тщательностью. Только с третьего захода вы наконец обнаруживаете красный штришок, забившийся где-то между двадцатью пятью и тридцатью градусами. Точность уже неважна.

– Не потеплело, – грустно констатируете вы и тут же подводите итог: – Черт бы побрал эту небесную канцелярию.

При таком отношении вряд ли можно рассчитывать на милость со стороны дирижеров матушки Погоды. Кем бы они ни были: работниками ли чертовой, но по чьей-то ошибке обосновавшейся на небе канцелярии, или массами воздуха, страдающими гипертонией и несущимися на прием к своему лечащему врачу именно над тем самым забросанным ледниковыми камнями краем земли, где вы имеете счастье обитать.

Через месяц подобных холодильных температур мы с Тошкой окончательно оледенели. От постоянного клацанья зубами Тошка потеряла пломбу. Вынося свое роскошное тело из кабинета дантиста, она простонала (я находился в коридоре, ибо сопровождал любимую женщину для укрепления ее мужества):

– Мы уедем от этих проклятых морозов. Мы сядем сейчас же в машину и поедем на юг.

Здравые мысли покинули Тошку, как только улеглась боль после отошедшего укола. «Сейчас же» было отложено до Рождества, а «юг» поджался почти к самому полярному кругу, достигнув границ финской Лапландии. Но и это уже была победа: Тошку трудно оторвать от работы. Собранное по крупицам благосостояние требует ежедневного контроля.

Я позвонил Юсси, чтобы забронировать его загородный коттедж на рождественскую неделю. Сначала финн отказал мне напрочь:

– Как можно. Я сам буду справлять там Рождество. Со своей собственной семьей. И не лучше ли вам подождать немного и приехать на это ваше русское Рождество?

Я объяснил ему, что мы не можем ждать, что мы хотим убежать от морозов, что мы уже пять недель боремся с холодом и просто не доживем до русского Рождества. Юсси привык быть победителем. Потеря клиента не входила в его планы. Поэтому преимущества отсрочки нашего визита обрушились на меня с новой силой.

– Мы приедем, – сказал я. – Все равно приедем на следующей неделе. Нравится тебе это или нет. Я так решил. И мне удалось убедить Тошку в правильности моего решения. Мы забронируем отель. В отелях на Рождество всегда пусто. Все встречают этот праздник дома. Это только ты, Юсси, гонишь семью в засыпанный снегом коттедж. Что касается нашего русского Рождества, то мы, как и все нормальные люди, тоже хотим провести его дома.

Победительный дух Юсси при ближайшем рассмотрении был весьма похож на алчность. Иногда, говорят, их даже путали. Услышав о варианте с отелем, дух взбунтовался и заставил финна отказаться от своих видов на загородное празднество.

Собственно говоря, Юсси живет в отличном доме километрах в тридцати от своего загородного коттеджа. В доме есть камин и сауна. Вокруг ельник, рядом озеро. В чем отличие этих двух мест и почему одно из них называется городским домом, а другое – загородным коттеджем, я никогда не понимал. Наверное, исключительно смена обстановки и легкий флер предпраздничных сборов побудили финна собраться на Рождество за город.

Потеря клиента, однако, перевесила все преимущества – объективные или субъективные – выезда поближе к лону природы. И я получил коттедж под твердую гарантию своего прибытия…

И вот мы едем. Хотя мороз исчез. Получилось, что сбежал он, а не мы. Еще вчера вечером он выжимал из швов домов белый туман. А сегодня утром мы проснулись с легкой головной болью и ощущением великих перемен. Градусник завис немного выше нулевой отметки. И хрупкий сиреневый пейзаж рассыпался на разноцветные кубики, словно повернули тубус калейдоскопа. Все раскисло, снег набух влагой и стал похож на старое желтоватое сало, вытащенное из холодильника в теплоту квартирной кухни. И кажется, что мы – карлики – мчимся в своей крохотной машинке по огромному шмату соленого шпика с рассыпанными укропом ельничками и мясными прожилками скальных плит, торчащих кое-где из крутых укосов сопок.

В такую погоду краски кажутся особенно яркими и жирными, как если бы кто-то протер все предметы вокруг тряпкой, смоченной в глицерине. Может быть, тому виной влажные стекла машины? Они обледенели за ночь, теперь оттаяли, покрывшись мельчайшими капельками воды. Время от времени одна из них не удерживается на скользкой поверхности и катится вниз, попутно сбивая и увлекая за собой все новых и новых соседок. К нижней кромке стекла подкатывается уже весьма крупная и важная от собственной значимости капля, способная отразить на своей выпуклой напряженной поверхности трепещущие в дымке воздуха огоньки пролетающих мимо редких встречных машин.

Мне некогда разглядывать капли: я веду джип и чувствую себя одиноко. Темно. Полярная ночь. Канун Рождества. Тошка дремлет на заднем сиденье. И мне видно в зеркале ее усталое лицо. Она достаточно накрутилась за день и провела несколько часов на работе, оставшись глубоко уверенной в том, что все-таки забыла растолковать подчиненным что-то самое важное.

И только теперь Тошка умиротворилась и почувствовала, что впереди ее ждет отдых. Надеюсь, что у Васьки хватит сообразительности не трезвонить ей сейчас, чтобы выяснить, когда нужно поливать стоящий на ее столе кактус. Васька, как кажется, ценит в Тошке деловую женщину даже больше, чем сама Тошка себя таковой считает. Да, надо было отключить телефоны. Я бросаю взгляд на часы. Половина седьмого. Васька, наверное, уже ушел домой. Кто же будет задерживаться на работе в отсутствие начальства? Как все-таки быстро бежит время в этой безмолвной пустоте. Кажется, всего пару часов назад мы проснулись утром у себя дома – и вот уже вечер. Скоро будет граница. Машина покрывает километры мрака…

Хорошая машина. Я познакомился с ней при весьма интересных обстоятельствах и полюбил с первого взгляда. Я проработал в фирме чуть больше месяца. Финны приехали неожиданно и позвонили из гостиницы.

– Возьму такси, – сказал я Тошке.

Она разговаривала по телефону, но буркнула, зажав микрофон ладошкой:

– Какая дурость.

Да, ехать показывать квартиру за сто двадцать тысяч евро на такси – это дурость. Я сам это понимал. Те несколько встреч, которые я к этому времени провел, избавили меня от неловкости подобного положения. Либо я ждал иностранцев уже в квартире, либо они заезжали за мной на своей машине. Эти финны прилетели из Хельсинки самолетом.
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3

Другие электронные книги автора Игорь Ягупов