Тетрадь в клетку. Книга стихотворений

Тетрадь в клетку. Книга стихотворений
Алексей Валентинович Улюкаев

Поэтическая библиотека (Время)
Это четвертая книга стихов Алексея Улюкаева, но никак не очередная. Скорее досрочная, и даже условно-досрочная: написана в заключении, издана сразу по выходе из колонии после истечения шести лет, двух третей срока. Книгу Улюкаев не «выстраивает», он сохраняет хронологию неволи. От стиха к стиху, от года к году он проходит горький и сложный путь, в конце которого остается убежденность в том, что в жизни по-настоящему ценны «только любовь и свобода». Это совсем не тюремное бытописание. Поэт смотрит «поверх шконок», в его стихах много глубоких размышлений о душе, о творчестве, о природе добра и зла. Пушкина, Данте, Тютчева, Мандельштама вполне можно считать его сокамерниками – так часто он к ним обращается. Задолго до выхода этой книги Алексей Улюкаев сказал:

«Мне нравится такое определение: блюз – это когда хорошему человеку плохо. А стихи – это когда хорошему человеку очень плохо». Пожалуй, таково одно из главных условий сохранения личности в любых условиях, а особенно в тех, которые к этому не располагают: видеть себя хорошим человеком. Тогда получается и хорошая книга – как эта.

Алексей Валентинович Улюкаев

Тетрадь в клетку

Книга стихотворений

Тем, кто меня ждал и верил

* * *

© А. В. Улюкаев, 2023

© «Время», 2023

* * *

«Если слева закат Европы тебя слепит…»

Если слева закат Европы тебя слепит,
Если справа теснят раскосые богдыханы,
Если сверху течет арктических вод Аид,
Значит ты в России и будешь, давясь стихами,

Точно волчьей желчью, выкрикивать панегирик
Этой мерзлой почве, где панство не приживется,
Где всегда на ногах по четыре гири,
Где плюешь в колодец. И все-таки пьешь из колодца.

«Капель продолбит лёд, и рыбы…»

Капель продолбит лёд, и рыбы
В волнах привольно поплывут
Из-под заледенелой глыбы,
Поверх барьеров и запруд.

И, скинув чешую, как лепень,
Вдруг молодцами обернутся…
Предположение нелепое,
Как жизнь, нелепая и куцая.

«Уронишь голову в запястья…»

Уронишь голову в запястья
И осознаешь, что теперь нельзя
Жить, не распахиваясь настежь,
Не превращаясь пешкою – в ферзя.

Ты весь уже в восьмой горизонтали,
В которой уместился горизонт.
А тени потускнели и растаяли,
К тому имея собственный резон.

Но в свете дня шагай ферзём бесстрашно
По этой длинной и прямой дороге
И разрешения не спрашивай
Ни кесаря, ни бога.

«Тюрьма влечёт к суровой прозе…»

Тюрьма влечёт к суровой прозе:
Чего бы, кажется, Журден
Ей говорил, вставая в позу.
А тут, излишествам взамен

Роскошной рифмы русской речи —
Нарежут пайку языка,
Как будто волкодав на плечи
Бросается через века,

До шеи жертвы дотянувшись,
Чтоб из артерии глагол,
Вскипая, жёг людские души,
Чтоб он как есть, и бос, и гол,

Бесхитростно стучался в двери —
И в том была б благая весть
Из сотен разных русских мест.
Да хоть, пожалуй что из Твери.

«Я надеюсь, пока дышу…»

Я надеюсь, пока дышу,
Я люблю, пока я живой.
С милой рай в шалаше. К шалашу
Пусть доставит меня конвой.

Автозак и столыпин пусть
Увезут на зелёный свет.
Мне один – хоть не Млечный – путь,
Мне один – хоть one-way – билет.

На колючку – кусачки. На