Распутницы

С дрыном к спальне – напрямик.

Вдруг, из спальни вышел… Клинтон.

–Хелло, Савельич!

–Клинтон! – так и сел старик.

После объяснений выходило, что Клинтон посещал юную леди, ради игры на саксофоне. Ещё автором делались тяжеловесные намёки, что только Дунька играла на «трубе» Клинтона.

Поэму купил бульварный еженедельник. Номер разошёлся мгновенно, принеся известность молодому поэту. Пришлось допечатывать лишние двести тысяч экземпляров. Мамонту за поэму заплатили тысячу долларов.

Вечером он пил водку в ресторане, заедая солёной севрюгой, плакал, ругал жизнь и называл себя «динозавром жанра».

–С Лениным поэма читалась лучше! А так, испохабил стихи ради денег…

Рядом гуляла компания «ура-патриотов». Мамонту выделили пять тысяч рублей, и попросили экспромт о политическом враге. Взобравшись на эстраду, выпячивая нижнюю тяжелую губу и тряся кудрями, Мамонт завыл нараспев:

Империя досталася ему.

Полмиром правил – царь и бог…

Но продал всё!

Всё развалил,

Всё пропил с королями…

И пиццей торговать пошёл,

И центы брал на чай

У школьников английских,

Согнувшись,

Через руку с полотенцем,

Как целовальник…

Сидевшая за дальним столиком полная политическая дама криво усмехнулась и выговорила:

–Мамонт Самсонов – политическая проститутка.

Прошло несколько лет. Самсонов не стал ни на йоту лучше. И вот эта «политическая проститутка» определила в шлюхи дочь Геннадия Егорова Машку – поимел и бросил. Козёл!

Геннадий потянулся к телефону, намереваясь позвонить Самсонову, но тут дверь кабинета отворилась, и на пороге предстал отец.

–Отец? Ты? – удивился Егоров. – Тебя пустили?

–Сенька на калитке сидит, – засмеялся Андрей Андреевич, прошёл в кабинет, сел на стул перед столом сына. – Что бледный такой? Устал?

Егоров потёр виски. Выплыла дилемма: говорить отцу о беременности дочери и отказе Самсонова жениться или нет? Отец знал, что Машка собиралась замуж за поэта. Видя возбуждённое, радостное лицо отца, Геннадий решил пока не говорить – сначала изобьёт того подонка, а потом…

–Работа, отец, сам понимаешь.

–Да, да, Гена. А я с хорошей новостью. Вот, – Андрей Андреевич суетливо полез в карман пиджака, и вытащил две купюры – пятьдесят и сто долларов. – Возьми.

–Сто пятьдесят зелёных! Откуда? – Егоров удивился. В последнее время у него был постоянный напряг с деньгами из-за взятых кредитов. Когда кредиты оформлялись, он рассчитывал и на зарплату жены, но супругу неожиданно сократили…

–Откуда я могу взять деньги?! Веду переговоры об издании своей книги. Пока аванс дали три сотенных бумажки. По дороге к тебе зашёл, разменял. Напополам.

–Папа!

–Перестань, мы одна семья. Из всех нас только я один могу быстро заработать и много. Я же всё понимаю.

–Отец, спасибо! Мне так неудобно…

–Перестань. Подпишу договор (я роман ещё не закончил), оплатят полностью.

–Поздравляю! Здорово! – Егоров взял деньги, спрятал в карман. – Ты мне классно помог, отец.

–Ерунда. Вот выплатят гонорар, весь его отдам Машке на приданое. А то поэт её накормит… А ей ещё учиться надо! Я ведь против был всего этого, а потом подумал, подумал – для Машки нашей ведь счастье ублажать этого кабана… Пусть радуется. Ну… не получится, что ж, мы же рядом, в конце концов… вытянем, чтобы не случилось…

Геннадий помрачнел. Отец, как чувствует. Но пока он ничего ему не скажет. Может, всё ещё наладится. Этот кабан (как говорит отец) перебесится и одумается. Машка-то ведь не замухрышка – мисс Вселенная, не меньше, высокая, красивая…

Андрей Андреевич подумал, что сын загрустил из-за своего тугого положения с деньгами, что сам не в состоянии устроить свадьбу и помочь молодым, поэтому тут же решил уйти, чтобы дальше не расстраивать его.

–Я пойду, Гена. Торопят. Быстрее, говорят. Ох, – Андрей Андреевич вздохнул. – Прямо камень с души…

–Было бы хорошо, папа… Ты бы нам здорово помог с Машкиной свадьбой.

–Помогу, Гена.

–Я сегодня позвоню тебе, а завтра или послезавтра зайду обязательно.

После ухода отца, ещё раз взглянув на свалившееся с «неба» «богатство» (сто пятьдесят баксов – минуту назад и мечтать о них не смел!), Егоров решил немедленно наказать Самсонова – душа кипела обидой за дочь, за себя, за всё накопившееся…

Мамонт упоённо работал. Ему недавно заказали поэму о нерадивых работниках медицины – врачах и медсёстрах, заказала ассоциация народных целителей. Целители нападали на медиков, чтобы отбить клиентуру.

Мамонт пошёл по проторенному пути – взял за основу старый поэтический материал по теме, и переработал на новый лад. Он решил, что детский стиль охватит тему полнее, поэтому взял в оборот «Доктора Айболита». По-новому поэма именовалась коротко, но хлёстко, как пощечина: «Ветеринар».

А в Африке, а в Африке,

На чёрной Лимпопо,

Весёлые жирафики

Погибли от того,