Любовь-целительница

Ни одно не в силах царство".
От недугов, самых злых,
Орвьетан людей больных
Исцелит чудесно сразу:
И чахотку, и проказу,
И чесотку,
И чуму!
Лихорадку
И подагру,
Грыжу,
Оспу,
Рожу,
Корь.
С орвьетаном ты не спорь!

Сганарель. Я полагаю, сударь, что всего золота в мире мало для того, чтобы заплатить за ваше лекарство, но все-таки вот вам монета в тридцать су, которую прошу вас принять от меня.

Площадной врачеватель (поет)

Нет конца моим щедротам.
Станет вам теперь оплотом
Дар, исполненный чудес,
С ним не страшен гнев небес,
Ни чахотка,
Ни проказа,
Ни чесотка,
Ни чума!
Лихорадка
И подагра,
Грыжа,
Оспа,
Рожа,
Корь.
С орвьетаном ты не спорь!

Явление восьмое

Второй выход балета

Несколько шутов и скоморохов, составляющих свиту площадного врачевателя, пляшут и веселятся.

Действие третье

Явление первое

Филерен, Томес, Дефонандрес.

Филерен. Не стыдно ли вам, господа, в вашем возрасте выказывать такое отсутствие благоразумия и ссориться, как какие-нибудь желторотые сорванцы? Разве вы сами не замечаете, как вредят нам в публике подобного рода ссоры? Не довольно разве того, что ученые указывают противоречия и разногласия у наших авторитетов и у старых учителей наших? К чему же нам еще своими спорами и раздорами разоблачать перед толпой всю шаткость и лживость нашего искусства? Я совершенно не понимаю нашего брата, прибегающего к такому зловредному приему. Надо сознаться, что благодаря всем этим пререканиям мы утрачиваем приобретенное нами положение и доверие с изумительной быстротой, и если мы не постараемся быть сдержаннее, то сами себя погубим. Я вам говорю не из личного интереса, так как собственные мои делишки, благодарение Господу, достаточно устроены. Пусть разразится буря, пусть пойдет дождь, пусть будет град, – мертвецы останутся мертвецами, а у меня есть чем просуществовать среди живых, но для медицины я вижу очень мало выгоды во всех этих раздорах. Если, по милости Небес, с незапамятных времен люди пребывают в страхе и почтении к нам, к чему же мы сами своими несогласиями станем раскрывать им глаза, вместо того чтобы тихо и мирно пользоваться их глупостью? Ведь вам известно, что не мы одни в этом мире стараемся обратить в свою пользу слабости наших ближних? Большинство смертных направляет все свои усилия именно в эту сторону, и каждый старается затронуть какие-нибудь слабые струны людей, чтобы извлекать из них свои выгоды. Для многих, например, похвалы составляют лучшую отраду жизни, и этим пользуются льстецы и обильно расточают похвалы, большей частью незаслуженные, но тем более желанные, и мы видим не одно значительное состояние, приобретенное именно таким искусством. Алхимики стараются воспользоваться страстью людей к материальным благам и обещают горы золота тому, кто их слушает; составитель гороскопа при помощи лживых предсказаний извлекает выгоды из суетности людей, из их стремления к почету и власти. Но величайшая слабость из всех слабостей на земле есть привязанность каждого смертного к жизни. Нам дано пользоваться этой слабостью при помощи чепухи высокопарной и бессмысленной, но произносимой с авторитетным и уверенным видом. И мы умели до сих пор строить свое благосостояние на том благоговейном отношении, какое страх смерти внушает людям к нашему ремеслу. Постараемся же и на будущее время сохранить то высокое почтение, которым нас наградила человеческая слабость: будем согласны между собой у постели больного, чтобы иметь возможность приписать себе благоприятный исход болезни и взвалить на природу все собственные промахи и все пробелы нашего искусства. Не станем, говорю я, неразумно разрушать те заблуждения и предрассудки, которые доставляют насущный хлеб стольким из нас.

Томес. Все, что вы говорите, вполне верно и справедливо, но, право, иной раз так разгорячишься, что самого себя не помнишь…

Филерен. Так вот и забудьте все свои счеты и тут же немедленно постарайтесь прийти к соглашению.

Дефонандрес. Хорошо! Пусть он на этот раз согласится на мое рвотное, а я обещаю согласиться на все, что ему угодно будет у следующего больного.

Фидерен. Лучше выдумать нельзя, – вот что значит взяться за ум.

Дефонандрес. Значит, решено!

Филерен. Решено и подписано! До свидания! В следующий раз советую вам быть благоразумнее…

Явление второе

Томес, Дефонандрес, Лизетта.

Лизетта. Как, господа, вы преспокойно остаетесь здесь и совсем не думаете восстановить честь медицины, так жестоко попранную сию минуту?

Томес. Как? Что?

Лизетта. Какой-то нахал, дерзко присвоивший себе ваше ремесло, осмелился только что, помимо всякого распоряжения с вашей стороны, убить человека одним взмахом шпаги, пронзившей насквозь его тело.

Томес. Ну смотрите! Вы насмехаетесь теперь, а когда-нибудь попадетесь в наши руки…

Лизетта. Вполне разрешаю вам убить меня, если уж мне придется прибегнуть к вашей помощи…

Явление третье

Клитандр (переодетый доктором), Лизетта.

Клитандр. Ну что скажешь, Лизетта, о моем наряде? Удастся мне провести старика? Как я тебе нравлюсь в этой одежде?

Лизетта. Лучше и быть не может! А уж я ждала вас с нетерпением: природа сотворила меня самым гуманным существом в мире, и я не могу видеть двух вздыхающих друг по другу влюбленных, без того чтобы не проникнуться самым нежным сочувствием к ним и пламенным желанием избавить их от их тяжких страданий. Я хочу во что бы то ни стало освободить Люцинду из ее неволи и передать ее в ваше распоряжение. Вы мне понравились с первого взгляда, а я понимаю толк в людях и признаю, что лучшего выбора она не могла сделать. Любовь отваживается на необычайные дела, и мы вместе придумали хитрый план, который, быть может, нам и удастся. Все меры уже приняты: человек, с которым нам приходится иметь дело, не из самых догадливых, и, если на этот раз наша затея рушится, мы придумаем тысячу других путей, которые приведут нас к желанной цели. Подождите немного; я приду за вами…

Клитандр отходит в глубину сцены.

Явление четвертое

Сганарель, Лизетта.

Лизетта. Радость! радость!

Сганарель. Что такое?

Лизетта. Радуйтесь, сударь!

Сганарель. Чему?

Лизетта. Радуйтесь, говорю вам!

Сганарель. Скажи мне чему, тогда, быть может, я и обрадуюсь.