История подлодки «U-69». «Смеющаяся корова»

Этот инцидент преподал всем находящимся на мостике хороший урок. После этого нам довольно часто приходилось встречать плавучие мины, не причинившие никакого вреда. Их всегда удавалось вовремя обнаружить.

На следующий день на горизонте были замечены мачты большой флотилии судов. К счастью, эти суда удалялись. Команде «U-69» вовсе не улыбалось, чтобы лодка была обнаружена здесь, в Северном море, и по ее следу устремились эсминцы. Поэтому, несмотря на то что расстояние до флотилии было достаточно большим, мы описали внушительный круг, чтобы сбить со следа возможных преследователей.

Если не считать ежедневно выполняемых тренировочных погружений, подводная лодка почти все время оставалась на поверхности. Так можно было пройти гораздо большие расстояния, да и обзор с мостика был явно лучше, чем через перископ. Передвижение по поверхности воды во всех отношениях приятнее путешествия в подводном положении.

В дополнение к этому наш штурман Маринфелд все еще ожидал возможности обнаружить звездочку в наглухо затянутом облаками небе, чтобы точно определить местонахождение судна. Но тут, судя по всему, не обошлось без колдовства. С тех пор как подлодка вышла из порта, в небе ни разу ни днем ни ночью не появилось ни одного просвета. Мы не видели ни солнца, ни звезд и даже никаких признаков луны. Так, двигаясь по счислению, мы обогнули самую северную точку Британских островов. И когда занялся следующий мрачный рассвет, экипаж «U-69» достиг своей цели – перед нами раскинулась великая Атлантика, бескрайнее поле сражений.

Глава 7

ПЕРВАЯ ТОРПЕДА – КУСКИ ГОВЯДИНЫ В ВОДЕ

Весь экипаж был на ногах – это состояние в спортивных кругах называют лихорадкой погони. Еще до моего приказа весь корабль и вся аппаратура были проверены. Даже наблюдатели, по праву заслужившие отдых и короткий сон, находились на своих местах и снова проверяли все механизмы и части субмарины. На подлодке шла бурная деятельность, пока «новобранцы» ждали крещения огнем при входе в Атлантику. Они все вбили себе в голову, что обязательно встретят вражеское судно в первый же день.

Но Атлантика огромна, и им придется понять, что можно неделями бороздить просторы океана и ни разу не увидеть даже топ мачты. Опыт и знание района патрулирования здесь бесполезны. Даже если вы увидите топ мачты или, возможно, целый корабль, то не забывайте, что ваш оппонент тоже смотрит в оба. У него всегда широко открыты глаза для вполне определенной цели, и множество экипажей немецких подводных лодок, думая, что обнаружили добычу, сами становились жертвами британских моряков.

Атлантика встретила субмарину волнением и довольно-таки сильным ветром, силой от шести до семи баллов. Людей часами раскачивало из стороны в сторону в тяжелом монотонном ритме. Иногда нос взлетал в воздух, а иногда корма опасно поднималась к небу. Лодка прыгала и виляла. Волны разбивались о палубу, покрывая ее белой пеной. С невероятной яростью гигантские валы с грохотом ударялись о корпус. Натыкаясь на надстройку, они разбивались на брызги, словно игривые фонтаны. А ветер тем временем выл, кружа вокруг боевой рубки, временами внезапно затихал, но только для того, чтобы задуть еще сильнее.

Для тех, кто сейчас с мостика смотрел на Атлантику впервые, шоу казалось воистину грандиозным. Мощь бушующего океана пленила и завораживала. А для людей под палубами, находящихся на своих рабочих местах – у двигателя, у рулей и рычагов – или сидящих, а точнее сказать, болтающихся в своих гамаках, взбесившаяся Атлантика была чем угодно, но только не красавицей.

Несмотря на плохую погоду, вахтенные без устали изучали горизонт. Каждому дозорному был дан определенный сектор для наблюдения. Час за часом проходили без всякого результата. Менялись вахты, и новые вахтенные на протяжении более чем четырех часов видели все то же самое – воду, волны и облака. Атлантика и не думала успокаиваться, продолжая демонстрировать свой дикий, необузданный нрав. Неожиданно гигантская волна захлестнула лодку, застигнув врасплох людей на мостике, и повалила всех на палубу. В течение нескольких минут там находилась только груда промокших человеческих тел. Когда вода схлынула, люди, кашляя и отплевываясь, встали. Происшествие не показалось никому забавным, и моряки хорошо усвоили урок. В будущем они в такую погоду стали привязывать себя к ограждению мостика.

Как только освободившиеся от вахты моряки сели есть, откуда-то со стороны донеслись громкие удары. Казалось, по корпусу лодки стучит гигантский молоток. Удар, еще удар…

Глубинные бомбы. Снова глубинные бомбы…

Я прервал трапезу и бросился к люку, ведущему на мостик.

Вы что-нибудь видите, Баде?

Долгое время мы стояли и внимательно изучали горизонт. Он был пустынен. Но вот вдалеке снова раздались взрывы. Возможно, это англичане в очередной раз тренировались.

Во время еды у моряков, свободных от вахты, была лишь одна тема для разговора: первая «оловянная рыбка». Несмотря на дождь и шторм, напряжение не спадало.

Говорю вам, – твердил довольно шумный берлинец, – если первая «рыбка» промахнется, то вы можете привязать меня ко второй, и я сам буду ей управлять.

Тем не менее первая «рыбка» тревожила не только команду, но и офицеров. Они не считали, что электрические торпеды достаточно хорошо испытаны, чтобы на них можно было положиться в серьезных обстоятельствах. Корабль нес восемь торпед старого типа (G. VII.a, усовершенствованный вариант торпеды G. VII.v, использовавшейся еще во время Первой мировой войны) и четыре новые электрические торпеды G. VII.e. У торпеды G. VII.а был один недостаток: она оставляла за собой след из пузырьков. Если враг вовремя обнаруживал этот след, то мог успеть выполнить маневр уклонения, резко переложив руль. Торпеда G. VII.а была невидима, но их пока было не так много, чтобы снабжать подводные лодки для операции только ими. До отплытия командование флотилии сообщало капитану, какое количество торпед каждого типа он получит. А затем каждый командир решал сам, как, когда и для какой цели использовать каждый тип.

К сожалению, не только электрические торпеды, но и сами торпедные аппараты были нашим слабым местом в начале войны. В районе Нарвика новый тип магнитного взрывателя был причиной большого числа неудач. Он работал по тому же принципу, что и морские мины, сброшенные немецкими самолетами. Уже в первые месяцы войны англичане попытались защититься от взрывов, уменьшив магнитное поле собственных кораблей. После этого немецкие подводные лодки вновь перешли на торпеды с контактными взрывателями, взрывавшиеся при ударе, но, как я уже говорил, электрические торпеды были неустойчивы на курсе. Они иногда уходили на другую глубину, и никто точно не знал, чего еще можно от них ожидать. Проблема заключалась в том, что учебные стрельбы никак не проясняли картину. В худшем случае становилось известно, что торпеда потеряна, а понять причину, почему этот выстрел оказался неудачным, было очень сложно. Единственное, что можно было сделать, это каждый день как можно тщательнее проверять торпеды на готовность к действию; многократно перепроверять каждую деталь всех приборов и устройств.

Если первая торпеда – первый настоящий удар по врагу – окажется неудачной, то это подорвет уверенность команды. Я знал, что прежде всего в экипаже необходим высокий моральный дух, чтобы помогать людям переносить жестокие условия плавания зимой. Мы вышли в первый боевой поход, и для большинства моряков это было лишь начало карьеры подводника. По этой причине мысли о первой «оловянной рыбке» терзали меня даже во сне, не говоря уже о свободном от вахты времени.

После короткого полуденного перерыва я вернулся на мостик и хлопнул сигнальщика по плечу.

– Ничего не происходит, герр капитан. Нигде нет ни корабля, ни клуба дыма, ни даже верхушки мачты, в общем, взгляду остановиться не на чем.

Ветер немного стих, но количество брызг, казалось, еще увеличилось. В такую погоду точность выстрела торпеды больше зависела бы от нашей удачи. За глубокими и длинными впадинами следовали высоченные и тяжелые водяные валы… Лодка подверглась испытанию на прочность и уже находилась на пределе. Корпус зловеще потрескивал, и струи воды находили любую щель, чтобы проникнуть в помещение. Нам же было видно только волны и воду. Небо серело, а горизонт все больше окутывало туманом. На востоке начало смеркаться. Шансы обнаружить цель в первый день плавания и произвести удачный выстрел все уменьшались. Внезапно рулевой Баде закричал как сумасшедший:

– Вижу топ мачты – тридцать градусов право по борту.

Было 17 февраля. Лодка была еще далеко от заданной оперативной зоны. На мостике воцарилось напряжение. Все смотрели в заданном направлении, тщетно стараясь разглядеть хотя бы что-то. Я попытался закурить, но спички и сигареты упали за борт. Я прижал бинокль к глазам. Никто не произнес ни слова. Выл ветер, волны продолжали биться о борт субмарины. Мы молчали и продолжали вглядываться в даль. Но я ничего не мог разглядеть, кроме капель. Ни мачты, ни дыма…

– Мне кажется, Баде… – собирался я прервать поиск, когда матрос, стоящий рядом с Баде, закричал:

– Две мачты и дымовая труба! Судно движется зигзагом.

Теперь мы тоже видели врага. Время от времени над волнующейся гладью Атлантики показывалось два топа мачт. Судно шло курсом, перпендикулярным нашему. Оно явно направлялось поближе к Британским островам.

Успеет ли судно добраться до гавани? Я отдал боевым постам приказ, которого люди терпеливо ждали целый день.

Боевые посты. Атака в надводном положении. Цель – вражеское судно. Курс двести шестьдесят градусов. Оба двигателя полный вперед.

Впервые это была не тренировка. Едва команды успели отзвучать, как уже отовсюду – от боевых постов до боевой рубки – поступили сигналы готовности.

Через несколько секунд «U-69» была готова к действию. Один человек от восторга сделал резкое движение и чуть было не разбил себе голову среди огромного числа рулей и рычагов в машинном отделении. После чего он, шатаясь, отправился на свой боевой пост и через мгновение был уже на месте. Радостное предвкушение царило на мостике. Люди наверху уже могли видеть врага и следить за его передвижениями в сумерках.

– Donnerwetter![6 - Гром и молния! (нем.)] – вскричал штурман Баде после того, как корабль стало возможно разглядеть во всей красе.

Подводная лодка приблизилась на 3000 ярдов к английскому кораблю. Судно шло зигзагом, таким образом можно было усложнить возможности стрельбы атакующей субмарины.

Я слегка изменил курс, и «U-69» поспешила за врагом. Я установил такой курс, чтобы подойти к судну противника максимально близко.

На субмарине стояла мертвая тишина, хотя в такой шторм вряд ли даже самый сильный шум донесся бы до экипажа корабля.

Темнело так быстро, что вскоре судно превратилось в большое темно-серое пятно, но этого было достаточно, чтобы не выпускать его из виду. Это было торговое судно примерно на 8000 тонн, так что торпеду на него было потратить не жаль.

Корабль снова начал двигаться зигзагом.

– Сохраняйте этот курс.

Расстояние и курс цели проверили. Враг должен лечь на следующий виток зигзага, и тогда придет время стрелять.

– Трубы 1 и 2 готовы.

В наступающей темноте должна была быть выпущена торпеда G. VII.a. И лучше было находиться на безопасной стороне.

Расстояние между нами было 1000 ярдов. Когда станет 800, мы выстрелим.

– Трубы 1 и 2 готовы, – пришел ответ из недр субмарины.

Люди в носовом отсеке двигались мягко, как кошки. В машинном отделении все руки находились на кнопках и рукоятках. В любую секунду по команде погружаться они были готовы открыть клапана. Глаза моряков были направлены на машинный телеграф.

Большое торговое судно спокойно шло вперед. Скоро подводники увидели контуры орудия на носу. Людей там не было. В бушующем море экипаж корабля не заметил маленькой подводной лодки.

Судно снова пошло зигзагом и теперь находилось на траверзе «U-69». При таком курсе моряки могли видеть его борт. Несмотря на погоду, не стрелять было бы преступлением. Лучшей позиции для первой торпеды было невозможно и представить. Я дал разрешение открыть огонь.

– Труба 1.

В бинокль лейтенант Хейдеман видел среднюю часть судна. На немецких подводных лодках торпеды по поверхности воды выпускал первый вахтенный офицер, а командир лишь сообщал ему расстояние, положение и скорость.