Император полночного берега

– Ты только взгляни на это, благородный Аксеннос, – сказал он, подъехав к колеснице советника.

– Да это же сталь! – воскликнул Аксеннос. – Отличный клинок! Мастер, создавший его, был знатоком своего дела. Хошимы ценят добрые клинки – пожалуй, стоит присоединить этот меч к прочим дарам.

– Не мешало бы спросить и моего согласия, – угрюмо заметил Хорруг.

Советник отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и презрительно ответил:

– Благодари своих варварских богов, бродяга, что пока не расстался с головой. Наверняка ты украл этот меч или снял с убитого благородного воина.

– Считай, что вам обоим сегодня повезло, – с усмешкой добавил Икестос.

– Повезет ли вам? – мрачно отозвался Хорруг.

Икестос нахмурился.

– Звучит как угроза. Ты хоть знаешь, кто перед тобой?

Хорруг пожал плечами.

– Мне это безразлично. Многим когда-то приходится сожалеть о своих неосторожных поступках, будь то царь или нищий.

– Мне не придется, – самоуверенно заявил Икестос и кивнул своим воинам. – В обоз их!

* * *

Укрывшись за ветвями кустарника, Ксаннея неотрывно следила за царевной Немеей. Девушка сидела в одиночестве в легкой открытой беседке. Вытянув руку, царевна разглядывала кольцо с изумрудом на среднем пальце, на ее губах играла мечтательная улыбка.

Стоя в своем укрытии, Ксаннея нервно покусывала губы. Она отлично могла себе представить причину подобного настроения царевны. Кольцо девушке преподнес Икестос перед самым своим отъездом. Всякий раз, вспоминая, как Икестос во главе своих воинов, призванных охранять посольский караван в пути, покидал Императорскую площадь, Ксаннея проклинала хишимерского жреца Такой поворот событий она предположить не могла. Караван должен был вести другой полководец, однако незадолго до выезда посольства император вдруг заменил командира отряда. В ночь накануне отъезда посольства император долго беседовал с Икестосом наедине. Ксаннея могла лишь догадываться, о чем был их тайный разговор. Вспоминая, как воодушевился Икестос после этой встречи, какой взгляд он бросил, уезжая, на террасу дворца, где стояла царевна, и какими глазами смотрела ему вслед Немея, императрица начинала подозревать, что молодому полководцу поручено особое задание и в случае успеха обещана рука царевны.

Все чаще императрица вспоминала, какое развитие событий предрек Идигер в случае ее бездействия. Как ни проклинала Ксаннея хишимерского жреца, все же приходилось признать, что его слова оправдываются. Уже не первый раз за последние дни пальцы Ксаннеи нащупывали кисет с ядовитым снадобьем, спрятанный под одеждой, но императрица не решалась последовать совету Идигера и пустить зелье в ход. Ей вовсе не было жаль падчерицу – не будь она царевной, Ксаннея давно бы уже нашла возможность избавиться от соперницы менее изощренным способом. Уж чего-чего, а профессионалов, владеющих ремеслом ночных убийц, хватало и в Отоммосо, и в самом дворце. Но Немея являлась дочерью императора, и этого было достаточно, чтобы задуматься о возможных последствиях таких крайних мер. Императора Нокатотоса вряд ли можно было назвать сильным и властным правителем, но упрекнуть в бесхребетности и слабоволии точно было нельзя. Импульсивный и вспыльчивый, он растоптал бы любого, осмелившегося нарушить его благополучие и душевный покой. Смерть любимой дочери могла не только повергнуть Нокатотоса в уныние и апатию, но и привести к вспышкам неконтролируемой ярости и жестокости.

Опасаясь самого худшего, Ксаннея всерьез начинала задумываться: а не подсыпать ли зелье хишимерского жреца самому императору? Но это ни на шаг не приблизило бы ее к заветной цели, лишь упрочило бы положение соперницы. Ведь трон займет не она, а Немея, и Икестос, без сомнений, предпочтет ложе наследницы трона, через которое и сам станет императором. Вот если бы Нокатотос покинул этот мир вслед за дочерью…

Послышались легкие шаги. Императрица обернулась. По тропинке сада, выложенной мраморными плитами, шла молодая служанка. Девушка несла на серебряном подносе блюдо с фруктами и кубок с вином.