Тополята

– Не исключено… – Он и Куликов были добрые знакомые.

А Сима себя и свое семейство бесприютными не считал. Пустырь был для него «родовым поместьем». Летом вольготно и зимой не холодно, потому что вдоль кочегарки тянутся теплые трубы. А от дождя и ветра можно укрыться в бочках…

Сима вежливо удалился с пакетом в зубах.

– Мама, я погуляю. Шурик Черепанов обещал дать ве?лик покататься…

– Ты же говорил, что этот Шурик жадина…

– Раньше был жадина, а сегодня сказал: «Если хочешь, бери и катайся». Наверно, потому что воскресенье…

– Не носись как угорелый, а то шею свернешь…

– Не сверну… А кошку заведем?

– Сгинь сию минуту!.. Долго не болтайся, иди со двора не сюда, а домой. Разогрей пельмени, потом садись за уроки.

– Мам, ну какие уроки! Скоро каникулы! Ничего уже не задают.

– Так я и поверила! Задают до последнего дня…

– Ну, это в нормальных классах. А мы же беспризорные! Анна Евсеевна сейчас на больничном, а Зиночке в ее третьем «А» своих забот хватает. С нами она дополнительно…

– Что еще за «Зиночка»! Зинаида Ивановна!

– Ага, я и говорю… А как насчет кошки?

– А как насчет троек?

– Ну, разве это жизнь? – скорбно проговорил Тенька.

Айзенверкенбаум

Он около часа мотался по окрестным переулкам и дворам на дребезжащем складном «Кузнечике» Шурика Черепанова.

Дворов было два – оба широкие, мощенные гранитными плитами. Из щелей среди плит вырастали подорожники, сурепка, мелкие ромашки и, конечно, одуванчики. Сейчас они буйно цвели – этакая солнечная россыпь. Соединялись дворы дорожками, каменными лесенками и травянистыми тропинками, ведущими через проломы в низком заборе из старинного кирпича. Верх у забора порос репейником и мелкими березками.

Если встать лицом на север, слева будет Макарьевский двор, справа – Карпухинский. Так в давние времена именовались две усадьбы, построенные в старинном стиле – с колоннами и львиными масками (Виталя говорил, что стиль называется «классицизм»). Усадьбы горного генерала Карпухина и владельца золотых приисков Макарьева сохранились до сих пор, только сильно обшарпанные, с побитыми фасадами и обвалившимися балконами. Но издалека они все еще казались красивыми, особенно в свете закатных лучей. В одном здании были институтские конторы и склады, в другом общежитие. Эти трехэтажные особняки боковыми сторонами выходили к Городскому пруду (он образовался в давние времена, когда перекрыли плотиной небольшую реку Таволгу). А с другой стороны дворы замыкал желтый шестиэтажный дом. Его построили полвека назад. Во времена своей молодости дом считался очень удобным и, как говорится, «престижным». В нем уже тогда были квартиры с ванными и лифт…

В этом-то доме, в двухкомнатной квартирке на шестом этаже, и обитал третьеклассник Тенька Ресницын – сперва с мамой и отцом, а потом только с мамой (так уж вышло).

Кстати, в имени «Тенька» не было ничего особенного. Когда родился, отец настоял, чтобы назвали сына Степаном. Любил подбрасывать его к потолку и приговаривать: «Ах ты? Стенька-разбойник, таво?лжский атаман…» Но сын свое имя не выговаривал, называл себя просто «Тенька». «Ну, как хочешь», – согласился в конце концов отец. А мама была даже рада: ей не хотелось, чтобы в сыне пробуждалось что-нибудь разбойничье. Она вообще мечтала о девочке, об Аленке, ну а раз уж появился мальчишка, то пусть будет не сорванцом, а воспитанным ребенком.

Из сына не получился очень воспитанный ребенок. Но и сорванцом Тенька не был – за исключением нескольких случаев, о которых речь впереди…

Старые дворы лежали в центре города, их обступали многоэтажные кварталы. Городским властям давно хотелось расчистить это место, срыть старинные усадьбы – столько места для современных супермаркетов и автостоянок! Но Карпухинский и Макарьевский особняки находились под охраной закона, памятники старины. Любители городской истории предлагали устроить здесь музейный комплекс, и мэр по фамилии Блондаренко каждый раз кивал: «Да-да, вы правы. Но где взять на это средства?» Однако, чтобы выстроить «Центр-Сити» на другом берегу Городского пруда, Блондаренко средства нашел. Распорядился снести кварталы с причудливыми деревянными домами, фонтанами, садами и старым театром и возвести на этом месте небоскребы, как за границей.

«Но вы же губите исторический центр!» – говорили ему многие жители города. «Мы строим новый центр! – отвечал мэр Блондаренко. – Мы делаем историю своими руками». – «Но вы уничтожаете бесценную старину!» – «Вовсе нет! – возражал Блондаренко. – Я ее люблю. Ведь это именно я настоял, чтобы городу вернули историческое название!»

В двадцатом веке, после всяких революций и переворотов, город получил имя Колыбельцев – потому что «колыбель металлургии». И все привыкли к этому названию. А к тому, которое недавно вернули городу, привыкнуть было трудно: «Айзенверкенбаум»! Говорят, что это наименование изобрел основатель Империи самодержец Петр Алексеевич, он любил иностранные слова. На русский язык имя города переводилось вроде бы как «Растущее железное производство». Бред какой-то. Ну, с его величеством было не поспорить, однако сейчас-то зачем повторять старую дурь?.. Многие говорили по-прежнему «Колыбельцев», и станция железной дороги называлась так же…

Ну, вот, название мэр вернул старое, а дома принялся возводить новые. Этакий бетонно-стеклянный ансамбль в двадцать и даже тридцать этажей. А в середине похожего на маленький Чикаго нагромождения возвысилась шестидесятиэтажная башня. Горожане дали ей имя – Зуб. Пытались приклеить и другие имена (в том числе и не совсем приличные), но прозвище Зуб оказалось самым подходящим. Башня торчала, будто длинный клык в неровной челюсти. Издалека это смотрелось внушительно и в синем пруду отражалось даже красиво. Особенно когда на Сити падали вечерние лучи. Но беда в том, что у строительных компаний, которыми командовали друзья мэра, не хватило денег. «Сами понимаете, кризис, – разводил руками городской голова. – Вот придет время стабильности, и тогда…»

Когда придет это светлое время, никто не знал. А пока многоэтажный Сити оставался пуст. Снаружи он выглядел отстроенным, но внутри не было отделки, лифтов, отопления, и лампочки горели только от временной проводки. Поэтому никакие фирмы не хотели устраивать там свои конторы, никакие жильцы не желали покупать квартиры в многоэтажных громадах.

Мужички за доминошными столами и бабки на лавочках поговаривали, что скоро, мол, эту безхозную жилплощадь освоят бомжи. И потом их оттуда уже не выкуришь. Но бомжи не спешили заселять громадные многоэтажки и центральный небоскреб. Отпугивало их странное опасение. Словно лежало над кварталом «Центр-Сити» заклятие. Те же бабки говорили, что «там нечисто». Вот и голуби над высотными корпусами не летают, а вороны там каркают как-то по-особенному…

Виталя дал всему этому научное объяснение. Однажды, когда в дворницкой собрались несколько ребят и речь пошла о замороженном строительстве, он сказал:

– Не только в деньгах тут дело. Оказалось, что порода под зданиями ненадежная, может поехать. Вот господин Блондаренко и трясется теперь: не пришлось бы отвечать.

– Но ведь там скальный массив! – удивился кудрявый шестиклассник Игорь Лампионов, который был очень образован.

– Скальный-то скальный… – отозвался Виталя. – Да ведь бывает, что планетные массивы делятся на слои. Называются – «тектонические плиты». Эти плиты миллионы лет лежат неподвижно, а потом изнутри земного шарика поднапрет давление – и сразу начинается: вулканы, землетрясения, цунами. Вон их сколько на Земле в нынешние времена… А в наших краях геологи недавно как раз обнаружили возможность… как это они выразились? «Локальных тектонических сдвигов»… А Зуб-то и все его соседи построены без учета этих опасностей. Посыплются – и придется отвечать. Блондаренко узнал про такое дело и начал метать икру…

– Какать козьим пометом, – заметил восьмилетний смуглый Егорка Лесов. Он любил все уточнять.

– Егор! – ненатурально возмутилась шестиклассница Эвелина Полянская. Она была очень воспитанная (или старалась казаться такой).

– А че я сказал? – удивился Егорка (тоже ненатурально).

Козий помет, как известно, похож на крупные кедровые орехи. Тенька представил Блондаренко за таким занятием в его мэрском кабинете, на ковре, и хихикнул. Но в то же время ощутил беспокойство. Казалось бы – с чего? Обломки до здешних дворов не достанут, в крайнем случае завалят пруд, но потом их все равно разгребут. Жильцы в Зубе не водятся, никто не пострадает…

Но дело в том, что жильцы в Зубе все-таки водились, только никто про это не знал. Кроме Теньки.

В небоскребе жил Народец. И обитал он там благодаря именно Теньке.

Дело в том, что Теньке не только нравилось читать книжки. Ему нравилось их придумывать. Это были всякие приключения, будто бы тоже вычитанные в книгах, а на самом деле просто сложившиеся в Тенькиной голове. Ляжет в постель или присядет в сквере на лавочке, и эти истории начинают копошиться, «щекочут извилины».

Истории были про всяких сказочных героев маленького роста. Про домовых, которые раньше жили в деревянных домах на берегу пруда, а потом остались бесприютными. Про красных, как губная помада, обитателей планеты Помидор. Про ожившего пластмассового солдатика – он подружился с кузнечиком Енькой (похожим на Егорку Лесова). Про летучую мышь Генриетту, которая мечтала превратиться в ласточку (и в конце концов превратилась)… Ну и что здесь особенного? Мало ли кто, когда он третьеклассник, придумывает сказки? Но дело в том, что у Теньки все эти истории крепко застревали в голове. Их герои шебуршали там, болтали, иногда спорили и мешали Теньке думать о других делах. Им было тесно. И тогда Тенька решил переселить всех этих гномов, попрыгунчиков, заблудившихся шахматных пешек, дюймовочек и оловянных рыцарей в другое место. Можно было бы просто сказать: «Идите вы от меня подальше, надоели!» Но это получилось бы нечестно: придумал, а потом валите на фиг! Он их все-таки любил, хотя порой и сердился…

Но куда девать эту шебуршащую толпу?

Однажды Тенька глянул через пруд, на торчащий в синеве Зуб, и подумал: «А что! Подходящее место! Всем хватит жилплощади…»

Чтобы придуманные малыши не обижались, Тенька решил все обставить всерьез – как в еще одной книжке. Он решил переправить их через океан. Специально для этого построил кораблики из кусочков пенопласта. Чтобы все было по правде, Тенька сделал каждого выдуманного героя своими руками. Очень просто! Скручивал из бумажки трубочку, писал на ней имя и сажал такого пассажира на кораблик.

Бумажных путешественников накопилось много, корабликов пришлось мастерить больше десятка и посылать их в плавание несколько раз. Дело было в апреле, лед на пруду уже растаял, ветер по утрам догадливо дул с Тенькиного берега в сторону высоченных новостроек. Чтобы уберечь свою тайну, Тенька отправлял кораблики утром, перед школой, когда пусто вокруг. Белые суденышки с бумажными парусами резво убегали в дальний путь. И потом, возвращаясь из школы, Тенька ни разу не видел на серой шероховатой воде ни одного своего кораблика – ни вблизи, ни вдали. Значит, все добрались до места…

А через день после пятого, завершающего, отплытия Тенька узнал имя бумажного племени, которое поселилось в Зубе.

Дело было на уроке внеклассного чтения. Анна Евсеевна в тот раз не стала читать никакую книжку, а принялась рассказывать про свое детство. Оно, это ее детство, оказывается, протекало совсем неподалеку, на берегу пруда в Черемховском переулке.

– Какие были сады… Какие качели… Какие игры… Теперь никто уже не помнит, что такое «чижик», «двенадцать палочек», «вышибала»…

Народ протестующе зашумел: «вышибалу» знали.

– Ну и хорошо, – вздохнула Анна Евсеевна и добавила непонятно: – Значит, не все потеряно…