Оранжевый портрет с крапинками

– Любуетесь? – сказал позади нее мальчишка. – Хорошо, да?

– Угу… – медленно ответила Юля и оглянулась.

Мальчик стоял к ней спиной в светлом проеме, прямо против солнца. Расставил ноги и ладонями уперся в боковые края арки. Он казался вырезанным из черной бумаги, только в волосах вспыхивали огоньки да круглые оттопыренные уши просвечивали, как лепестки шиповника. Юля усмехнулась этим ушам, но тут же опасливо сказала:

– Смотри не слети вниз.

– Не, я здесь привык… – Он крутнулся на пятке и прыгнул к Юле. – Я сюда сто раз лазил. А вам здесь нравится?

– Еще бы!.. И не говори мне, пожалуйста, «вы». Я еще не такая уж… пожилая.

Он по-птичьи наклонил к плечу голову и глянул снизу вверх.

– А вам… тебе сколько?

– Девятнадцать.

– У-у… – сказал он вроде бы с уважением, а в золотистом глазу опять метнулась искорка. – А мне одиннадцать. Через месяц будет, в сентябре.

– Ясно. Меня зовут Юля…

– А меня… – Мальчик перекинул голову на другое плечо. – У меня имя старинное. Даже не угадаете… не угадаешь какое.

– И не буду, – улыбнулась Юля. – Говори уж сам.

Он выпрямил голову, подтянул съехавшие шорты и веско произнес:

– Меня зовут Фаддей.

– Ух ты! – сказала Юля.

– Это не просто так. Это в честь одного знаменитого предка. Угадай какого?

Юля наморщила лоб и поморгала. Никто, кроме Фаддея Булгарина, жандармского агента и недруга Пушкина, в голову не приходил.

Маленький Фаддей опять брызнул искоркой левого глаза:

– Антарктиду кто открыл?

– Антарктиду? Сейчас… ага! Беллинсгаузен и Лазарев!

– Вот! А Беллинсгаузена как звали?

– М-м…

– Фаддей Фаддеевич, – со скромным торжеством сказал мальчишка. – У меня про него книга есть и там портрет. Он даже похож на меня немножко, и волосы такие же… Ну, там не цветной портрет, но я же все равно знаю.

– И что же, он правда твой родственник? – со смесью недоверия и уважения поинтересовалась Юля.

– Ну да, – небрежно откликнулся Фаддей. – Он мамин какой-то пра-пра-пра-… двоюродный дедушка.

– Разве Беллинсгаузен из этих мест?

– Так и я не из этих! Я сюда просто каждое лето приезжаю, к тете Кире!

Юля удивилась. Она была уверена, что мальчишка – местный житель. Он так подходил к здешним улицам и заросшим берегам.

– А откуда ты?

– Из Среднекамска, – сказал он и почему-то вздохнул.

Юля понимала, что и Среднекамск – едва ли родина знаменитого мореплавателя. Но все равно обрадовалась:

– Мы почти земляки! У меня там дядя живет, мамин брат. Он мастер цеха на авторемонтном заводе.

– Я даже не знаю, где там такой завод, – опять вздохнул Фаддей. – Город-то большущий, заводищев всяких полным-полно… И школ почти двести… А здесь всего три… – Он вдруг поднял веснушчатое лицо и сказал совсем о другом: – Ты вон до той балки дотянешься?

Невысоко над головой проходил ржавый брус. Толщиной с хорошее полено. Юля встала на цыпочки и кончиками пальцев тронула холодное железо.

– А я ни разу допрыгнуть не смог, – печально признался Фаддей. – Подсади меня, пожалуйста.

Юля усмехнулась и подхватила мальчишку за бока, ощутив сквозь майку птичьи ребрышки. Потомок адмирала был легонький, и она шутя вскинула его над головой. Фаддей вцепился в брус и повис, покачивая ногами. Морковные гольфы сбились в гармошку, а один кед шлепнулся на пол.

– Здесь висел главный колокол, – сообщил из-под балки Фаддей. – Думаешь, зачем висел? Чтобы в праздники звонить? Вовсе даже нет, это тревожный колокол был. Здесь часовые дежурили. Если враги подкрадутся, они сразу – бамм! – Он качнулся сильнее и повторил громким голосом: – Бамм, бамм!

На нем горели рыжие солнечные пятна.

Юля снова оглядела горизонт. Солнце уже почти касалось леса.

– Надо спускаться, – нехотя проговорила Юля.

– Подожди, – отозвался Фаддей. – Я колокол. Бамм!

Юля засмеялась и дернула его за ногу:

– Ну, колокол-бубенчик, пора…

Он прыгнул на пол и заскакал на одной ноге, натягивая кед.

– Фаддей… – сказала Юля. – Тебя так и звать «Фаддей» или можно поуменьшительнее?

– Можно Фаддейка… – Он стрельнул исподлобья золотой искоркой. – Я же еще не Беллинсгаузен.

"Фаддейка – это хорошо! – подумала Юля. – Это в самый раз. Фаддейка он и больше никто".

– А ты можешь ответить на один вопрос, Фаддейка?

Он весело распрямился: