Фехтмейстер

Дверь зала распахнулась от удара ногой. В дверном проеме, подбоченясь, стоял высокий мужик с черной окладистой бородой. Темная поддевка его, такие же брюки, заправленные в начищенные блестящие сапоги, резко контрастировали с общим убранством и нарядами собравшихся. Однако пришедшему до этих мелочей, казалось, не было никакого дела.

– А ну-ка, вон пошли! – Чернобородый стряхнул с себя прислугу, силившуюся его остановить. – Так, стало быть, это ты, стерва заморская, меня черным вороном кличешь? Так я тебе, курица, самой перья повыдергиваю!

Чарновский отпустил руку отшатнувшейся в ужасе девушки и одним спокойным движением расстегнул клапан висевшей на поясе кобуры.

– Ой-ой-ой! Не пугай – пуганые! – насмешливо бросил Старец, опасливо сверля буравчиками темных, глубоко посаженных глаз появившийся в руке конногвардейца наган. – Да что ты можешь сделать мне, офицеришка?

Не говоря ни слова, ротмистр вскинул руку, попутно взводя курок. Распутин смачно плюнул на пол и, повернувшись на каблуках, поспешил к выходу.

– Запомни, змея подколодная, я еще вернусь!

* * *

Поднятый спозаранку поручик Вышеславцев стоял пред грозным взглядом контрразведчика, выдавливая из себя болезненные, как заноза, слова:

– …Так что жандармы и охнуть не успели. Их оглушили, кляп в рот, мешок на голову.

– Что же, и тех, что стояли у парадного входа, и тех, кто на черном дежурил? – недобро зыркнул на него Лунев.

– Так точно-с! – с болью в голосе выпалил поручик. – Да быстро, будто молния.

– Что же дальше было?

– Привезли их куда-то, не то кабак, не то притон. Кляпы вытянули и давай им водку в горло заливать.

– Странные нынче в столице нравы! Прежде такого не водилось…

– Так вот и я говорю, – подхватил Вышеславцев, – а как мои люди сознание потеряли, их обратно привезли да в подъезде пьяными и оставили.

– Шо, день жандармерии отмечали? Пьяными и в губной помаде, – едва приветствуя находящихся в комнате, проговорил входящий атаманец. – Небось еще и в штаны им напрудили.

– Так точно-с, то есть никак нет-с. Помада – это да, а штаны – никак нет-с, – бросая недобрый взгляд на вошедшего, объявил жандармский поручик.

– Черт побери, о чем вы разговариваете? – возмутился Платон Аристархович.

– А и верно, – подхватил сотник. – О чем тут говорить? Достали где-то синюшные ящик водяры, раздавили его за веру, царя и Отечество и геройски улеглись в засаду в соседнем подъезде, шоб теплее, значит, засаживать было.

– Прекратить зубоскальство! – гневно оборвал его Лунев. – Четверо жандармов, напившихся на службе, – такого быть не может! Уверен, что это наш конногвардеец резвится, удаль перед возлюбленной показать желает.

– Ага, а обцеловал этих стражей порядка, стало быть, тоже ротмистр Чарновский?

– Этого я не говорю, – усмехнулся Лунев, представляя себе красавца-ротмистра, целующего пьяных жандармов. – Однако кому еще организовать такую омерзительную выходку? Документы, оружие – все на месте. Люди целы. И дело сделано – жандармов у подъезда нет.