Рай Сатаны

Забираться в грузопассажирский отсек нет ни причины, ни желания – наверняка та же картина: разгром, раздрай и бессмысленный вандализм… Или осмысленный, что общего итога не меняет.

Баг еще раз оглядел кабину – и увидел-таки кое-что любопытное. Абсолютно бесполезное, но любопытное. В крыше, почти над дверцей водителя, красовалось отверстие, оставленное пулей солидного калибра. Причем ударила пуля изнутри, пробила крышу насквозь и улетела в неведомую даль. Обрамлявшие отверстие ржавые зубчики металла позволяли хорошо представить траекторию пули – она была направлена довольно круто вверх, что исключало вариант с выстрелом издалека, угодившим в отсутствующее ныне стекло пассажирской дверцы и прошившим вездеход насквозь.

Интересно, интересно…

Сержант выпрыгнул из вездехода, прикинул: может быть, кто-то стрелял в водителя снаружи, стоя рядом с машиной, через распахнутую пассажирскую дверь?

Нет, не получится, сиденье помешает. Разве что росту в стрелке было метра два с половиной или он поднял оружие над головой на вытянутых руках. Но это едва ли…

Выстрел произвел человек, стоявший на подножке или сидевший на пассажирском месте. Стрелял в водителя, больше не в кого. Попал или нет – не понять, пуля с сердечником запросто могла прошить и человека, и нетолстый металл крыши… А если стрелок промахнулся, вполне мог тотчас же сделать второй выстрел, не оставивший следов на вездеходе…

Внезапно Баг разозлился сам на себя. Ну чего ради он застрял у этой кучи металлолома и пытается разгадать детективную загадку пятилетней, а то и десятилетней давности? Заняться больше нечем?

Ладно, хоть один толк от бессмысленной находки будет, раз уж она самая высокая точка в окружающем плоском рельефе… Цепляясь за ржавые скобы, сержант взобрался на крышу «Старателя», осторожно попробовал ногой – выдержит ли вес здоровенного мужчины в полном десантном снаряжении? Перспектива обрушиться вниз вроде бы не грозила. Багиров встал в полный рост, огляделся. Вокруг простиралась все та же плоская равнина. Затянутая туманом лощина давно осталась позади, скрытая едва заметными складками местности.

На западе что-то темнело, но Баг никак не мог разглядеть, то ли это грозовой фронт, то ли там виднеются приличной высоты холмы, а то и настоящие горы… Делу мог бы помочь бинокль – самый обычный, оптический, но он остался под руинами «консерватории».

Тучи, решил Багиров, просто тучи… Потому что никаких гор к западу от Печоры не было и быть не могло. Горы есть восточнее – предгорья Приполярного Урала.

Он решил соскочить с вездехода лихим прыжком, но тотчас же передумал. Нельзя рисковать, подвернутая лодыжка – смертный приговор без отсрочки исполнения и без права на апелляцию. И Баг собрался было чинно спуститься по лесенке из скоб, словно самый нестроевой из всех штатских ботаников, в жизни не нюхавший военной службы.

Собрался – и не успел. Полетел на землю, сброшенный с вездехода страшным толчком. Успел сгруппироваться, вжался в мох, ожидая, что сейчас докатится грохот взрыва.

Взрыв не прогремел. Но тундра снова содрогнулась, скорчилась в безмолвной судороге.

Сверху раздался скрежет, Баг взглянул на его источник – поднятый кожух двигателя медленно-медленно опускался, приржавевшие петли издавали тягучий гнусный звук… Наполовину опустился и замер на полпути.

Землетрясение… Все никак не успокоится матушка-земля после Катаклизма, то и дело трясет и корежит ее в местах, где раньше никогда на людской памяти подземных толчков не случалось.

Третьего удара – оказался он значительно слабее двух предыдущих – пришлось ждать почти две минуты. Сержант провел их с пользой – вспомнил и применил к себе все известные эпитеты, касающиеся людской тупости, глупости и скудоумия.

Случается, что падения с высоты помогают вспомнить что-то забытое и важное, есть версия, что причиной тому служит воздействие краткого мига невесомости на человеческий мозг. Помог недолгий полет и сержанту – кое-что вспомнить и кое-что сообразить.

А именно тот факт, что все «Старатели» (кроме самых древних, вовсе уж ископаемых моделей) оснащались ллейтоновской батареей как запасным источником энергии. Для хоть сколько-нибудь долгих путешествий по пересеченной местности батарея, разумеется, не годится. Но дотянуть на ней до базы, если вышел из строя основной двигатель или закончилась горючка в баках, порой возможно. А если невозможно, то батарея не позволит замерзнуть экипажу застрявшего в буране вездехода, обеспечит бесперебойную работу средств связи и т. д. и т. п.

Стоит батарея Ллейтона недешево, а в здешних местах и по нынешним временам – вообще настоящее сокровище. Люди, решившие оставить в тундре неисправный вездеход, сняли бы ее в первую очередь, и сержант даже не задумался о том, что батарея еще здесь – слишком нелепое предположение.

Но пулевое отверстие в крыше кабины наводило на мысль, что хозяева расстались с вездеходом не по своей воле. Возможно, при этом распрощаться им пришлось не только со «Старателем», но и с жизнью…

А уж потом тут, подобно стае обезьян, порезвились новые владельцы. Знали они о небольшом аккумуляторном отсеке, укрытом под полом кабины?

Допустим, знали. Допустим, первым делом наложили руку на батарею… А вот дальнейшее допустить трудно: никак не представить, как это они аккуратно возвращают на место крышку отсека, аккуратно привинчивают на место сиденье, – чтобы тут же варварски содрать с него обшивку. А это значит…

Ничего не значит. Батареи Ллейтона очень живучие по сравнению с другими типами аккумуляторов. Держат заряд и несколько месяцев, и год… Держат и дольше, но уже с потерями.

Но пять лет? Как минимум пять – сержант готов был присягнуть, что меньше «Старатель» здесь не ржавеет, а вот дольше – вполне возможно. О таких сроках хранения заряженных батарей Багиров не слышал. Глупо будет потратить еще уйму сил и времени, чтобы в результате трудов обнаружить абсолютно бесполезную разряженную батарею. Но не попытаться использовать крохотный шанс еще глупее…

…Полтора часа работы. Испорченный нож – кончик его пришлось обломить, поскольку ничего хоть относительно похожего на отвертку в «Старателе» не нашлось, отыскался заржавленный универсальный ключ – и на том спасибо.

Батарея оказалась на своем законном месте, на вид новенькая и свеженькая – отсек герметичный, ни капли влаги внутрь не попало.

Он достал адаптер, размотал два проводка, прицепил один «крокодил» на минус батареи.

Оставалось прицепить второй на плюс, но Багиров медлил… Очень уж не хотелось расставаться с надеждой и получать взамен очередное разочарование.

Медленно-медленно протянул руку, коснулся «крокодилом» клеммы… В момент касания проскочила крохотная искра. Багиров с трудом удержался от радостного, на всю тундру, вопля. Жива курилка, дышит… Значит, и мы поживем еще, повоюем.

6. Последняя ночь

Отбой в Центральном Военном Госпитале происходил так: в палатах гас свет, вырубались визоры, на окнах задергивались плотные шторы, поскольку ночи стояли белые. Пациенты, дабы соблюдали режим и не колобродили по ночам, получали усыпляющие инъекции. Впрочем, кое-кто из выздоравливающих, люди молодые и предприимчивые, от инъекций умудрялись отвертеться. И все равно колобродили…

Я сегодня инъекцию не получил. Вообще. Кибердоктор из моей палаты исчез, пока я общался с профессорами на консилиуме, а живая процедурная сестра перед отбоем не пришла. Обычная для военной структуры путаница и неразбериха, ничуть не удивляющая тех, кому довелось послужить в рядах ОКР.

В общем, я не спал. Но и не колобродил, не отправился на поиски незамысловатых больничных приключений. Сидел, продолжая тупо пялиться на погасший визор, смутно видимый в свете теплящегося ночника. Настроение и без того было не очень, а тут еще этот стереобоевичок, словно в насмешку прокрученный вечером по центральному каналу…

В боевичке рассказывалось о доблестном полицейском из Европола, гонявшемся за деятелями Ассоциации поставщиков биоресурсов. За нелегальными торговцами человеческими органами, проще говоря. Доблесть доблестью, но разок европоловец дал маху и угодил в лапы своих врагов. И те живо разобрали парня на запчасти. Вернее, начали процесс разборки, и даже далеко в нем продвинулись, но завершить не успели, – нагрянула подмога.

Короче говоря, главного героя заново собрали, но уже из механических запчастей. Получился громоздкий киборг, сверкающий хромом и никелем, – снимался боевичок давненько, до появления биомеханических протезов, неотличимых на вид от нормальных конечностей. На службе киборга оставили (повезло, не напоролся на стукача мозговеда).

И железный истукан принялся мстить – обидевшим его дилерам, разумеется. Мстил незамысловато, но эффектно, демонстрируя при этом чудеса подвижности: догонял, например, на своих железных ходулях бешено мчащийся мобиль…

Не фильм, а сплошная издевка, и я ничуть не расстроился, когда визор погас на самом кульминационном эпизоде – до мести главному негодяю оставалось всего чуть.

Последняя ночь… Последняя ночь в рядах ОКР. Наверное, надо было вспомнить все хорошее, что случалось со мной за годы службы – много времени эти воспоминания не заняли бы. Но помогли бы понять, как глупо с моей стороны рваться обратно под наши знамена – истрепанные и пропитанные кровью. Еще, наверное, стоило вспомнить всех ребят – сгоревших в «вертушках», погибших на земле, не довезенных до госпиталя… Всех поименно, начиная с мясорубки у Станции и заканчивая мясорубкой в Печоре. Эти воспоминания грозили затянуться до утра, но помогли бы понять то же самое: не валяй дурака, Мангуст, хватай свою майорскую пенсию, пока дают, и попробуй интереса ради пожить мирной жизнью – а вдруг понравится?

Ничем похожим мои мысли заняты не были… А занимался я простой арифметикой: пытался поделить число из блокнота мозговеда на пресловутую майорскую пенсию, мысленно плюсуя к ней всевозможные надбавки… Результат деления удручал: пробежаться трусцой мне не удастся даже в глубокой старости. Всю жизнь проведу на «подпорках».

В дверь палаты постучали – деликатно так, осторожненько. Я удивился: что за ночные визиты? – но негромко откликнулся:

– Не заперто.

Дверь отворилась еще до того, как я закончил говорить. Горевшие в коридоре лампы высветили на полу прямоугольник с неправильными пропорциями. Тут же в этот освещенный прямоугольник вкатился небольшой больничный столик на колесиках. Следом вошла Милена.

– Больной Дашкевич, вы забыли принять лекарство. И вечернюю инъекцию вам тоже не сделали.

Слова были самыми официальными, но тон, которым она их произнесла… Черт возьми, многие здешние пациенты отдали бы правую руку, чтобы к ним ночью пришла Милена и обратилась таким вот тоном. Хотя я уже отдал… Так что все справедливо.

Прежде чем дверь закрылась и освещенный прямоугольник исчез, я успел оценить сервировку столика. Среди медицинских баночек-скляночек на нем выделялась своими размерами колба, почти доверху залитая чем-то прозрачным. Понятно… Не иначе – универсальное больничное лекарство-антидепрессант, в просторечии – медицинский спирт. Но рядом с колбой поблескивал знакомый футляр пистолета-инъектора, – может, и вправду госпитальное начальство вспомнило, что больной Дашкевич не облагодетельствован порцией здорового сна?

– Пациент Дашкевич к инъекции готов, – отрапортовал я. – Штаны снимать?

– Позже… Сначала лекарство.

Свет она так и не включила. Чуть постояла, привыкая к полумраку, затем подкатила столик к кровати. Протянула руку.

– Держи. Чтобы всё, как полагается…

Наши пальцы встретились, и на ладонь мне перекочевало нечто маленькое, угловатое. Майорская звездочка.