Урочище смерти

– Пошли, – скомандовал Головач, оценив диспозицию. – Если что, бей сразу.

Люди, поставившие портрет и запалившие свечу, вполне могли быть там, в избушке – прислонить к двери снаружи палку и вернуться через окно дело недолгое. Головач имел к ним пару вопросов, но сомневался, что беседа получится мирной. И пожалел, что зарекся носить шпалер. «Макарыч», с которым он ходил в девяностые, – переделанный на заводе из боевого в газовый, а затем, народными умельцами, обратно в боевой, – очень бы сейчас пригодился.

Колюня хмыкнул, кивнул и бестрепетно пошагал к избушке. Он издавна привык, что при любых разборках напарник выпускает его вперед.

* * *

Лист был распечатан на принтере очень крупным шрифтом, вставлен в прозрачный файл и прикреплен к двери скотчем. Текст гласил:

«Тем, кто сумел сюда добраться!

Дверь не заперта, ломать не надо. Если есть нужда, заходите, располагайтесь, пользуйтесь всем, что найдете. Но не злоупотребляйте гостеприимством. Здесь стоит пара камер, набезобразничаете – найдем и накажем».

Подписи под текстом не было, но и без того всё понятно.

Ленинградская область очень сильно отличается от Московской, хоть и та, и другая окружают мегаполисы. В Ленобласти плотность населения в семь раз ниже, к тому же сосредоточено то население в основном в районах центральных, примыкающих к Питеру, да еще в деревнях, расположенных вдоль главных магистралей. А чуть в сторону – натуральная Сибирь, сплошные леса да болота с редкими-редкими поселениями. Как здесь примерно.

И встречаются в глухих углах области строения, возведенные без разрешений, согласований и другой бюрократической волокиты. Строят их браконьеры, «черные копатели» и прочий люд, чьи дела не терпят чужого внимания. По слухам, в последнее время такие незаконные постройки стали выслеживать с помощью дронов, барражирующих над лесами, – а потом ловят владельцев и припаивают им неслабые штрафы: за незаконную порубку леса, за незаконное строительство, за то, за сё…

Этих пока не поймали. Недаром их хибара так втиснута под деревья, ни один дрон не засечет.

История с найденной избушкой прояснилась… Да вот только портрет со свечкой никак в ту историю не вписывался.

– Ну дык… эта… да? – кивнул на дверь Колюня, тоже прочитавший текст на листке.

Он убрал наклонно стоявшую палку. Дверь, чуть скрипнув, подалась на них. Немного, на пяток сантиметров. Наверное, была подвешена на петлях несколько кривовато. Или ее тихонечко подтолкнули изнутри, приглашая.

Интуиция Головача вопила уже во весь голос: не смей входить! Добром не закончится!

На этот раз он прислушался к внутреннему голосу. Случайности, что привели их сюда – затейливо сцеплявшиеся, накладывавшиеся одна на другую – казались случайностями все меньше. Хватит соваться в открывающиеся двери тупо, словно бараны. Не то окажутся в разделочном цеху…

Колюня смотрел вопросительно то на дверь, то на напарника. Головач поднес палец к губам, покачал головой, затем изобразил двумя пальцами, будто перебирает ногами в сторону оставленной машины.

Далеко не ушли. Едва спустились с крылечка, услышали: кто-то шумно несется по лесу в их сторону. Колюня перехватил биту поудобнее и встал в позе бейсболиста, ожидающего подачу. В руке Головача щелкнул нож-выкидуха.

Глава 4. Как кусаются мертвые

И нож, и бита не потребовались – к избушке подбежал Пупс. Взбудоражен, шевелюра растрепана… И с ходу порадовал: никуда они отсюда не уедут. Откатались.

Выяснилось, что в одиночестве Пупс быстро заскучал и решил немного побаловать себя музоном. Повернул ключ зажигания, чтобы включить энергосистему и не в темноте разбираться с настройками музыкального центра. Но та не включилась – датчики на панели не осветились, «противотуманки» и габаритные огни не зажглись. Попытка прокрутить стартер ни к чему не привела. Аккумулятор необъяснимым образом за считанные минуты разрядился под ноль. Но и это не всё… Пока Пупс размышлял, бежать к соратникам с паршивой новостью или дождаться их возвращения, – музыкальный центр включился! Сам! Без питания! Но зазвучали отнюдь не бодрые шлягеры «Радио-Шансон», развлекавшие их на трассе.

– Вроде как Шопен… Или кто еще, кого для жмуров лабают. Не музон, а дерьмо, словно кишки помаленьку через жопу вытягивают…

Бессистемное нажимание на кнопки центра мерзкую музыку не остановило. Пупс не выдержал, – и вот он здесь.

– А у вас тут что? – спросил он, заметно приободрившись в компании.

Вместо ответа Головач осветил фонарем послание на двери, – и, пока Пупс его изучал, размышлял: а что от них сейчас ждут? Что зайдут в избушку? Или что отправятся к машине и станут заводить «с толкача»? Надо, обязательно надо сделать что-то неожиданное, непредсказуемое. Да вот только попробуй придумать неожиданный ход, когда вся игровая доска – три или четыре клетки.

– Ширево варганят, факт, – безапелляционно заявил Пупс, причем нотки волнения окончательно исчезли из его голоса. – Не тут, а то бы в хату не звали… Землянка где-то рядом или сараюшка, с замками, при всех делах.

Свои слова он сопроводил жестом, махнув в сторону заднего фасада избушки, – показал местоположение гипотетической землянки или сараюшки. И тотчас же, словно в ответ, оттуда, с задов огороженной кольями территории, донесся звук.

Природу его Головач не опознал. Не смог бы даже сказать с уверенностью, принадлежит ли звук живому существу или нет. Нечто вроде бульканья пополам с чавканьем – больше всего они походили на звучание вантуза, с силой прижатого к отверстию засорившегося стока. Но лишь походили, сходство было относительное.

– Ч-что это? – В голосе Пупса вновь зазвучала тревога, он вообще легко впадал в панику и столь же легко из нее выходил.

Головач вопрос проигнорировал, а Колюня неожиданно, впервые за эту ночь, проявил инициативу. Занес биту над головой и решительно пошагал вокруг избушки. Подельники поневоле двинулись следом, – что бы там ни звучало, проверять лучше втроем, не разделяясь.

– Хренасе… – произнес Пупс. – Муляжи, небось? Точно… Больно чистые и белые.

Колья ограды здесь украшали черепа. Человеческие. Семь штук, зачем-то сосчитал Головач. И он сильно сомневался, что это муляжи. Черный юмор «черных копателей», – попытался сам себе объяснить увиденное. Забирают в ходе раскопок не только старое оружие и детали амуниции, но и черепа бывших владельцев, – и сюда, на колья.

Объяснение было логичным и здравым, но Головач в него не поверил.

Колюня на черепушки не отвлекался, – не опуская биту, пялился по сторонам, пытаясь высмотреть в лунном свете источник звука. А Пупс уверился в своей версии о пластиковых муляжах и заявил:

– Один домой возьму. Свечку сверху прилеплю, клево будет.

Он привстал на цыпочки, попытался дотянуться до черепа. Роста чуть-чуть не хватило, Пупс легонько подпрыгнул, зацепил-таки пальцами нижнюю челюсть, – и вдруг пронзительно завопил.

* * *

Картина отдавала сюрреализмом – Пупс отчаянно лупил по земле белым шаром, ни в какую не желавшим отлипать от его пальцев. Саунд-трек соответствовал: бессвязные матюки перемежались со стонами, более напоминавшими вой попавшего в капкан зверя.

Головач понимал, что мышц на костях не осталось и кусаться черепа не способны, что Пупс сам каждым ударом о землю заставляет сильнее сжиматься зубы, что всего-то надо успокоиться и потянуть нижнюю челюсть, тогда пальцы легко освободятся из плена. Понимал – но втолковать подельнику не сумел, того заклинило. Пришлось успокаивать оплеухой, легонько, раскрытой ладонью. Подействовало, и Головач наконец смог разжать костяную ловушку.

За всей этой возней оба не обратили внимания, как Колюня кое-что все-таки высмотрел и решительно пошагал в темноту. Спохватились и заметили его отсутствие лишь когда снова прозвучал «вантуз», теперь гораздо громче, – не иначе как его резиновая присоска была размером с бочонок.

Луч фонаря заполошно метался по сторонам и вскоре зацепил еще одно строение, Пупс не ошибся насчет его наличия. Не землянка и не сарай, – квадратный бревенчатый сруб, поднятый над землей. Небольшой, метра два на два. Ни окон, ни дверей на тех двух сторонах сруба, что были обращены в их сторону, не виднелось. Натуральная избушка на курьих ножках – четыре угла опирались на толстые столбы необычной формы, словно составленные каждый из двух направленных вниз конусов.

На деле ног было шесть, – еще две, в знакомых джинсах и кроссовках, принадлежали Колюне.

Очевидно, единственным входом в сруб оказался люк в полу, на метровой высоте. И Колюня, чувством страха обделенный напрочь, туда сунулся.

* * *

С Колюней происходило странное. Его было трудно чем-то удивить, ему ничто никогда не казалось невероятным или невозможным, – если он, Колюня, что-то видит, слышит, щупает, значит это «что-то» существует. Точка, вопрос закрыт.

Но сейчас малоразвитое воображение Колюни спасовало и отказывалось признавать происходившее за реальность, он заподозрил, что так и дремлет в катящей «бехе», а домик и все остальное ему приснилось.

Он действительно сунулся под сруб и сразу же нащупал квадратный лаз, прикрытый фанеркой, она легко подалась вверх. Широченные плечи Колюни едва протиснулись в люк, но все же протиснулись.

Внутри было темно. И не так, как в ночном лесу, где кое-что все же можно разглядеть, – непроглядная кромешная мгла.

Колюня решил подсветить зажигалкой, но для начала протянул вперед руку – и почти сразу она нащупала что-то мягкое и волокнистое… Шерсть? Колюня пощупал в одном месте, в другом, – и понял, что эта как бы шерсть перемешана с чем-то другим, более жестким и колючим. С трудом развернулся в лазе, пощупал с другой стороны и обнаружил то же самое. Пускать в ход зажигалку расхотелось, непонятные волокна могли легко вспыхнуть.

Найденное Колюню не удивило. Ну набил кто-то сруб овечьей или козьей шерстью, перемешав ее, допустим, с железными стружками, – значит, так этому кому-то было надо. А зачем и для чего – ему, Колюне, глубоко фиолетово.