300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Помимо всего прочего, Артемида Илития считалась покровительницей рожениц.

Когда дорийцы пришли с севера на эти земли, то у здешних ахейских племен богиня Илития являлась заступницей девушек и замужних женщин, а также покровительницей дикой природы. Дорийцы, принявшие в свою среду ахейскую знать, приняли в свой пантеон и некоторых ахейских богов, узрев в них сходство с богами своего племени. Так дорийская Артемида соединилась своей ипостасью с ахейской Илитией, образовав с нею одно божество.

После обряда в святилище Артемиды Илитии Астидамия привела Меланфо к себе домой и уложила спать. Самой Астидамии не спалось. Подступившая печаль терзала ее. Вот повыходят замуж все ее вдовствующие подруги, и останется она одна незамужняя. Но как ей заставить сердце вновь воспылать любовью к кому-нибудь? Как ей вытеснить из памяти образ любимого мужа, безвременно покинувшего этот мир?

Утро нового дня Меланфо встретила с печальным сердцем. Вчерашнее пьяное веселье теперь показалось Меланфо каким-то жалким фарсом, в котором ей пришлось участвовать по вине хитрого гармосина Тимона. У Меланфо было такое чувство, что она оказалась во власти злого рока. Ее переполняла злость против гармосинов, старейшин и эфоров. Забота государственных мужей о личных судьбах спартанок казалась Меланфо тоже неким показным фарсом.

«Если бы женщины в Спарте имели доступ к высшей власти, тогда и вдов у нас было бы намного меньше, – сердито думала Меланфо. – Женщины не стали бы затевать бессмысленные войны с соседними государствами, поскольку всякая война отнимает у спартанок мужей, сыновей, отцов и братьев!»

Меланфо не стала будить спящую крепким сном Астидамию. Она тихонько оделась и вышла из спальни.

Борясь с непреодолимой зевотой, Меланфо вышла во внутренний дворик. Там она увидела Леарха, который, обнажившись до пояса, умывался дождевой водой, зачерпывая ее пригоршнями из большого глиняного пифоса.

Меланфо невольно загляделась на гибкий мускулистый торс юноши, загорелая кожа которого блестела в лучах утреннего солнца, покрытая множеством мелких капель. Леарх стоял спиной к Меланфо, поэтому он не заметил ее появление. Тесемки хитона, спущенного с плеч, свешивались до самых его колен.

Леарх слегка вздрогнул, ощутив на своей спине легкое прикосновение чьей-то руки. Он обернулся, полагая, что это мать. Увидев Меланфо, Леарх смутился, но не от ее прикосновения, а от взгляда, каким она на него смотрела, чуть улыбаясь. Вот руки Меланфо мягко легли к Леарху на плечи.

– Какой ты красивый, Леарх! – томно прошептала Меланфо, слегка прижимаясь к юноше. – Ты просто вылитый Аполлон! Давай поцелуемся, мой мальчик.

Леарх, завороженный этим шепотом и зовущим взглядом Меланфо, не стал сопротивляться.

Едва уста Меланфо соединились с губами Леарха, как дремавшая в ней страсть разом вспыхнула ярким пламенем. Не почувствовать этого Леарх не мог. В нем самом взыграл зов плоти.

Леарх схватил Меланфо за руку и увлек ее за собой. Затащив Меланфо в свою спальню, Леарх стал задирать на ней пеплос. Меланфо быстро разделась и сняла хитон с Леарха, всем своим видом говоря, что она жаждет соития.

Они повалились на постель и вновь соединили свои уста в долгом сладостном поцелуе, их нагие тела сплелись воедино. Меланфо отдавалась Леарху с таким диким неистовством, словно это было последнее наслаждение в ее жизни. Она едва не лишилась чувств от захвативших ее сладострастных ощущений. Неожиданно все закончилось так, будто песню оборвали на полуслове.

Леарх поднялся с постели и стал натягивать на себя хитон.

– Что случилось? – спросила Меланфо, приподнявшись на ложе. – Что-то не так? Скажи!

– Боюсь, сюда может кто-нибудь заглянуть, – ответил Леарх. – На этой двери нет запора. Извини!

Меланфо нехотя встала с ложа и оделась. Собираясь уходить, она заглянула в глаза сыну Астидамии.

– Приходи ко мне домой сегодня после полудня, – тихо промолвила Меланфо. – Придешь?

– Прилечу на крыльях! – так же тихо произнес Леарх.

Охваченные одним нестерпимым желанием, они еще раз обнялись и поцеловались.

* * *

Дом Меланфо был гораздо меньше, чем дом Астидамии. Этот дом достался Меланфо от отца после того, как пал в сражении с аркадянами ее старший брат и она стала единственной наследницей у своего родителя. Выйдя замуж, Меланфо переехала в дом мужа, а когда овдовела, то вернулась в отцовский дом, поскольку жилище ее умершего супруга прибрала к рукам алчная мужнина родня. В ту пору родителей Меланфо уже не было в живых. А вскоре и подросшие дочери Меланфо вышли замуж. Теперь Меланфо жила в отцовском доме совсем одна, если не считать глухую на одно ухо служанку, доставшуюся ей от умерших родителей.

Меланфо понимала, что объята непристойной страстью к сыну своей подруги. Ей, конечно, следовало бы убить в себе это чувство. Она должна сторониться этого юноши, к которому ее так влечет. Но тут же в голове Меланфо возникала мысль: «Жизнь дана, чтобы жить! Жизнь дана для любви, для счастья! Чем еще заниматься спартанкам, если нам законом запрещены всяческие рукоделия и умственные занятия!»

Близок тот день, когда Меланфо поневоле придется делить ложе с супругом с отвратительной внешностью. Так пусть ее нынешние ласки с Леархом станут для Меланфо чем-то вроде возмещения или дара богов, покровителей женщин.

Старая служанка, повинуясь Меланфо, прибралась в доме и ушла на агору, чтобы купить свежих фиг, вина и меда.

В ожидании Леарха Меланфо уложила свои рыжие волосы в красивую прическу, оделась понаряднее, обработала ногти маленькой медной пилочкой. При этом внутренний голос неустанно твердил Меланфо о недопустимости затеянного ею, ведь Леарх годится ей в сыновья! Эта мысль преследовала Меланфо, заливая краской ее щеки, когда она гляделась в круглое бронзовое зеркало на тонкой ручке.

Услышав уверенные мужские шаги возле своего дома, Меланфо выглянула в окно.

По узкой улице торопливо шел Леарх. Его золотистые кудри растрепались от быстрой ходьбы.

Замерев, Меланфо ожидала стука в дверь.

Этот негромкий настойчивый стук радостным эхом отозвался у нее в сердце!

Вот и он! Милое прелестное лицо, длинные вьющиеся волосы и эта застенчивая серьезность в его обворожительных синих глазах!

Леарх хотел было сразу же запереть дверь на засов. Меланфо остановила его, сказав, что ее служанка должна вот-вот вернуться с агоры.

– А то мне совсем нечем тебя угостить, – смущенно добавила Меланфо.

– Разве я пришел сюда за этим? – промолвил Леарх, нетерпеливо привлек к себе Меланфо и поцеловал.

Стыдливость Меланфо мигом была побеждена всепоглощающей страстью, как и ее благоразумие, когда она вновь оказалась в постели с Леархом. Ложе в доме Меланфо было гораздо шире. Здесь перебывало немало случайных любовников Меланфо. Однако ни с кем из них Меланфо не было так хорошо, как с неутомимым Леархом.

Увлеченные друг другом, любовники не услышали, как старая служанка пришла с агоры. Их страстные соития чередовались с упоительными лобзаниями. Выносливость Леарха и опытность Меланфо породили столь крепкий любовный напиток, о каком эти двое могли только мечтать до этой встречи. Отведав его, они вознеслись на высочайший пик чувственных наслаждений.

Испытав целую череду непередаваемых сладостных волн, Меланфо вдруг разрыдалась. Это изумило и немного испугало Леарха, решившего, что он ненароком причинил боль своей прекрасной рыжеволосой любовнице.

– О Леарх! Ты – бог! Ты есть сам Эрос! – прошептала Меланфо с нескрываемым восхищением. Ее зеленовато-серые глаза полные слез сияли, как драгоценные изумруды. – Поклянись мне, что ты не бросишь меня, даже когда я выйду замуж за Эвридама!

Похвалы Меланфо наполнили Леарха гордостью. Он и впрямь, обладая Меланфо, чувствовал себя неким титаном! Никакая другая женщина не распаляла Леарха до такой степени, как это удалось Меланфо. Леарх без колебаний поклялся быть возлюбленным Меланфо и после ее предстоящего замужества.

Глава третья

Симонид Кеосский

Кто в Элладе в те времена не слышал про знаменитого поэта и песнетворца Симонида, сына Леопрепея! Кто из эллинов, считавших себя образованными людьми, не держал в памяти хотя бы пару отрывков из эпиникий, сочиненных Симонидом, или не знал наизусть несколько его звучных эпиграмм.

И вот прославленный Симонид наконец-то пожаловал в Спарту.

Был месяц апеллей по-спартанскому календарю. С этого месяца в Лакедемоне начинается новый год. В этом же месяце происходят выборы эфоров и прочих должностных лиц Спартанского государства.

Симонид приехал в Спарту, чтобы повидаться со своим давним другом. Тот перебрался на постоянное жительство в Лакедемон, хотя знал, с каким недоверием относятся спартанцы ко всем чужеземцам.

Друга Симонида звали Мегистием. Он был родом из Акарнании, маленькой гористой страны на северо-западе Греции, омываемой ласковыми водами Ионического моря.

Мегистий встретил Симонида с искренним изумлением и неподдельной радостью. Они не виделись без малого четыре года.

В свои семьдесят лет Симонид был необычайно подвижен, живость ума сочеталась в нем с телесной крепостью. Симонид имел неплохое телосложение, у него были густые волосы, которые он подкрашивал, чтобы скрыть седину. При этом у Симонида было совершенно несимпатичное лицо. Горбатый нос поэта слишком выдавался вперед, его большой рот был слегка перекошен. Особенно это было заметно, когда Симонид улыбался. Глаза Симонида находились слишком близко к переносице, это создавало эффект некоторого косоглазия. Свои большие, торчащие в стороны уши Симонид тщательно прикрывал длинными волосами. Речь Симонида не блистала правильностью. Он слегка пришепетывал, и когда при волнении начинал говорить слишком быстро, то глотал окончания слов или бубнил что-то неразборчивое.

В отличие от Симонида, Мегистий при статном сложении имел правильные черты лица. У него был внимательный взгляд, а речь всегда текла неторопливо. И взгляд и голос Мегистия обладали неким завораживающим эффектом. Это испытали на себе все, кто близко общался с ним.