Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки

И хотя здесь нет места для того, чтобы обсудить грамматику языка ацтеков, мы отметили, что в нем было все то, что один автор назвал «языковыми правилами поведения за столом». Наша современная грамматика сложилась незадолго до начала Реформации; до этого царило живое безразличие к синтаксису и правописанию. Поэтому так удивительно обнаружить какой-либо народ, каким были американские индейцы, столь далеко живущий от сети коммуникаций Старого Света, который создал язык с такой сложной грамматикой. В нем были производные слова и сращивания, «возникающие из контекста, и произношение безотносительно значения»; естественным результатом этого была агглютинация. Неизвестно, что добавили ацтеки к своему, доставшемуся им в наследство языку науатль, но тем не менее это добавление, вероятно, было существенным, потому что в результате их захватнических войн в ацтекский мир влился поток новых вещей, и у них должна была быть какая-то жесткая грамматика, чтобы принять их в свой язык при помощи личных и временных окончаний. Одной из первых книг, опубликованных в Мексике (в 1555 году), был словарь, составленный Мотолиниа. Грамматики, катехизисы, переложения текстов с идеографического языка науатль на испанскую орфографию следовали век за веком, пока в настоящее время их не стало достаточно для серьезного изучения «литературы ацтеков».

Речь ацтекского масеуалли была такой же земной, как и речь человека от сохи в любом другом месте; практичный и небрежный в разговоре, он строил свою речь, которая вырастала из необходимости, являющейся живой морфологией любого языка. Простые люди не придавали большого значения суффиксам, окончаниям лица, числа, падежа и рода; но в школах кальмекак Мехико-Теночтитлана, где обучали правильно говорить на языке науатль, исправляли ошибки в речи и расширяли словарный запас так, чтобы высокопоставленные лица умели должным образом говорить с богами или произвести впечатление на заезжих вождей; язык науатль здесь тщательно изучался. Так и должно было быть. Те информаторы, которые вместе с первыми испанцами занимались тем, что записывали разные тексты на языке науатль, знали грамматику своего языка. Будет достаточно такого примера: когда в 1529 году Саагун приступил к записи сохранившихся в памяти сказаний ацтеков, он, используя свою собственную орфографию, написал на языке науатль о солнце, главном боге года, так:

Tonatiuh [солнце] quautlevanitl
Xippilli, nteutl [бог]
Tone, tlaextia motonameyotia,
Tontoqui, tetlati, tetkaati, teytoni, teixlileuh,
Teixtilo, teixcaputzo, teixtlecaleuh.

Солнце, орел, огненная стрела,
Правитель года, бог
Озаряет, заставляет все сверкать, освещает все своими лучами.
Он дарит тепло, обжигает людей, вызывает у них пот,
Делает цвет кожи у людей темным, дает им загар,
Делает их черными, как дым.

На языке науатль можно было выразить многое небольшим количеством слов. И, несмотря на то что этот язык не был так широко распространен с географической точки зрения, как язык кечуа в Перу, распространившийся по тем же самым причинам, т. е. вследствие завоевания инками территорий от Чили до Колумбии, язык ацтеков проник достаточно далеко, от Мексики до Никарагуа.

Родовая община – сообщество ацтеков, совместно владеющих землей

Все – или почти все – древние общества коренных жителей Америки были демократическими.

Люди занимали определенное социальное положение, но классов не было. Землей владела родовая община, а не отдельный человек, и большинство решений принималось путем народного голосования, как, например, у индейцев с американских равнин. Или это делалось таким способом, который описал Тацит, рассказывая о принятии решений германцами в глубине своих лесов: «Когда народ должен принять решение, все занимают свои места, полностью вооружившись… затем всех призывают замолчать… и все слушают короля или вождя с вниманием, которое гарантирует им их возраст, занимаемое положение, воинские отличия или красноречие… Если предложение не нравится людям, то они криками выражают свое несогласие. Если они одобряют его, то стучат своими копьями».

Рис. 15. Чинампа, «плавучие сады», на которых велось сельское хозяйство на озерах Мехико. В огромные сплетенные из тростника корзины ацтеки насыпали землю, затем сажали деревья, закрепив «плавучий сад» при помощи кольев. Из таких «плотов» вырос город Мехико

Как только индеец начал жить, полностью полагаясь на сельское хозяйство, он стал членом коммуны. Это могла быть либо родовая община, либо сиб (семья кровных родственников), как это было среди индейцев с равнин. Родовая община имела тотем или эмблему (подобно гербу, которым обладает какая-то группа людей), у инков это был айлью, или им мог быть кальпулли (от слова «кали» – дом), как это было у ацтеков. В основном индейские общины в Америке основывались на таком типе организации, как родовая община, которая была экономической единицей, члены которой были объединены сверхъестественными (т. е. кровными) узами.

Индеец рождался членом родовой общины, или кальпулли. Кальпулли представлял собой группу домов, в которых жили разросшиеся семьи. Эта родовая община владела некоторыми землями, которые обрабатывались совместно. Женатому мужчине выделялся свой земельный надел непосредственно кланом. Ни один человек не имел прав на землю, которую он обрабатывал; он мог пользоваться только тем, что на ней выросло. Если человек умирал, не оставив потомства, или земля оставалась заброшенной, или его «с позором изгоняли» из родовой общины, то земельный надел возвращался в общее пользование.

В некоторых общинах велись точные записи на бумаге аматль о различных земельных участках, к которым прилагался рисунок, похожий на ребус, означавший имя хозяина. Согласно записям ацтеков, у них изначально было семь кальпулли; как только они поселились в своем островном государстве Теночтитлане, то их количество увеличилось до двадцати.

Рис. 16. Вожди ацтеков, возглавляющие четыре родовые общины (символы которых находятся над их головами), направляются в долину Мехико в 1168 г.

Каждая община владела или имела по договору землю на берегу озера. Поначалу сельскохозяйственные угодья были весьма ограниченны; если у кальпулли их не было, его члены с усердием делали чинампа, так называемые «плавучие сады». Они представляли собой сплетенные из тростника корзины диаметром около двух с половиной метров, заполненные землей и закрепленные на мелководье. Корни деревьев, проникая сквозь дно корзины, в конце концов прочно связывали их с дном озера. Благодаря такому трудоемкому способу кальпулли могли увеличить объем сельскохозяйственной продукции и расширить владения своего клана. К тому же продолжались захватнические войны ацтеков, и все больше чужих племен были вынуждены уступать свою территорию на суше; земли становилось много, и ее делили пропорционально между всеми общинами, составлявшими племя ацтеков. Эта система землевладения была, по словам В. Гордона Чайльда, «неизбежным ограничением… экономики эпохи неолита… Единственным выходом для растущего населения было присоединение все новых и новых земель для обработки, а пригодные для этого земли были небезграничны».

Общиннородовая система ацтеков была не такая жесткая, как перуанская система айлью, которая имела излишне организованную структуру. И тем не менее она была устроена так, что вся семейная группа, кальпулли, развивалась как единица общества. «Мексиканское общество, – по замечанию доктора Вайяна, – существовало для блага племени, и каждый его член должен был выполнять свои обязанности для сохранения общины».

Рожденный в общине индеец не мог потерять ни свои права внутри нее, ни свое право на участок земли, находящийся во владении общины, размер которого был достаточен для того, чтобы прокормить членов его семьи. Только соответствующим образом избранные вожди общины могли лишить индейца этих прав, изгнав его за преступление или другие антиобщественные действия.

Брак – связывание тильмантли

Связанные вместе, «сросшиеся», на разговорном языке американских индейцев, – это был не просто оборот речи применительно к обществу ацтеков. Символом бракосочетания действительно было связывание вместе краев плащей тильмантли невесты и жениха. И, будучи соединенными таким образом, они оказывались «сцепленными» на всю жизнь.

Мужчина женился в двадцать лет, девушка выходила замуж приблизительно в шестнадцать. В этом обществе не было запрещено оставаться холостяком, как это было у инков. Но экономические факторы, а особенно приготовление еды, делали невозможным мужчине жить без женщины: ежедневное (два раза в день) приготовление кукурузных лепешек, которые были незаменимой пищей в жизни индейцев, отнимало в общей сложности четыре часа в день, и это было работой женщины.

Брак разрешался только между членами разных родовых общин, так как все члены общины считались единокровными родственниками, и поэтому вступать в брак с кем-то из своей общины было бы кровосмешением. Так как брак носил экзогамный характер, то с ним были связаны более сложные формальности, чем у нас. Молодой человек, подумывающий о женитьбе, должен был спросить разрешения у совета клана. При всем том, что свою роль играли сексуальная привлекательность и любовь, ацтеки знали тогда, как и сейчас, что мужчина не только женится на женщине, но и создает семью. В данном случае это было больше чем семейный контракт, это был социальный контракт, так как благодаря этому контракту появившийся на свет ребенок наследовал право войти в общину.

Старые женщины были посредниками при заключении брака. В «Кодексе Мендосы» есть любопытная история, изложенная в идеографических рисунках, нечто вроде комикса, рассказывающая обо всей этой процедуре. В то время как любовь, без сомнения, была определяющим фактором в процессе ухаживания, на нее не делался большой акцент. Существовало слишком много запретов. Реми де Гурмон (1858–1915, французский писатель) считал, что, если человек хочет что-либо понять в движении жизни, следует ассоциировать понятие удовольствия с понятием любви. Тем не менее правда и то, что в пантеоне ацтеков нет богини любви, равно как и нет рисунков или керамики с изображением актов произведения на свет потомства, какие существуют в Перу.

Вечером в день бракосочетания старуха-сваха относила невесту в дом жениха на своей спине. На церемонии присутствовали все главные члены семьи, а также вожди общины. Они сидели на циновках лицом друг к другу и слушали или дремали под тягучие наставления – «мы собрались здесь…» – и в паузах между речами слуга наливал щедрые порции пьянящего октли. Это было больше чем бракосочетание: одна община связывала себя с другой общиной; в семью, совместно владеющую землей, вливалась новая кровь.

Когда заканчивались потоки речей, тогда, пытаясь помешать сверхъестественным силам, окружающим это новое семейное предприятие, мужчина и женщина садились на травяной коврик, их плащи связывали узлом, и они соединялись.

Не было установленного правила в отношении того, должен ли был мужчина уходить жить в клан женщины или она приходила в его клан. Определенно известно, что мужчина не спал со своей женой в первые ночи после брака; правом первой ночи, называемым в антропологии jus primae noctis, наслаждались дядья, братья и даже отец новобрачной. Это не рассматривалось как кровосмешение, а делалось с целью спасти обоих брачующихся от того, что Леви-Брюль (Л. Леви-Брюль, 1857–1939, французский социолог. – Ред.) назвал «таинственными миазмами супружества». Мужчины, «друзья» невесты и жениха, брали на себя эту ответственность, чтобы избавить молодоженов от всякого контакта со сверхъестественными силами. Если взять либретто «Женитьбы Фигаро» Моцарта, то это основная тема оперы: граф желает воспользоваться своей древней прерогативой и быть первым, кто проведет ночь с невестой.

Рис. 17. Брак – связывание тильмантли. Иллюстрация из «Кодекса Мендосы» изображает брачные обычаи ацтеков. Мужчина и женщина, связанные вместе, слушают наставления, которые им читают старухи-свахи

У ацтекской женщины были права, но не такие широкие, как у мужчины. Так, она могла владеть собственностью, обращаться к совету общины за правосудием, а если с ней жестоко обращался муж, то могла получить развод. Будучи разведенной, она могла снова выйти замуж; став вдовой, она могла выйти замуж, но только за одного из членов общины усопшего мужа. Бесплодие было тяжелым бременем, тем, чего женщина боялась, так как если она не рожала своему мужу детей, то он мог по своему желанию развестись с ней. Людям, которые так тесно соприкасались с войной и смертью, дети были важны и необходимы.

В те времена, как и сейчас, власть женщины основывалась на сексе; она руководила всем благодаря своему организму; женщина обладала привилегиями, которые ей дают мужчины, опьяненные желанием. Тогда, как и в настоящее время, женщины должны были быть целомудренными; за измену женщину могли казнить. Женщина не должна была иметь никаких связей до брака; однако мужчина мог иметь такую связь при условии, что женщина замужняя. Если замужняя женщина оказывалась замешанной в многократных соитиях и рожала ребенка, то с этим не было таких больших проблем, как у незамужней женщины.

Женщина, естественно, не имела всех возможностей, которые предоставлялись мужчинам. Также у нее не было возможности, как у инков, – если она имела миловидную внешность – быть выкупленной с дальних окраин и привезенной в Куско, чтобы прославиться как ньюста, «Избранная женщина». Ацтекская женщина должна была приобретать влияние, опираясь на свои собственные достоинства или тело, и даже когда она обретала его, она должна была действовать не напрямую, а вскользь, как слон на шахматной доске. Благодаря простой случайности она могла оказаться в важном месте в нужное время и таким образом стать «языком» в истории, как это произошло с доньей Мариной (подругой Кортеса. – Ред.), которую ее мать продала в другое племя после своего повторного замужества, так как она не хотела присутствия дочери, когда у нее в доме новый молодой муж. Но в общем, у женщины было свое место. Женщина могла не занимать его как отдельная личность, но как представительницу своего вида ее туда возвращали. И для этого была веская причина. Единственной целью супружеской пары в этом или каком-либо другом обществе было освободить женщину от всего, что не носило чисто сексуальный характер, чтобы она могла рожать детей. «Подобно произведению на свет потомства, – писал Реми де Гурмон, – материнская любовь является заповедью, вторым условием бесконечности жизни…»

Внебрачное сожительство в жизни ацтеков существовало. Это парадоксальное условие, имеющее место в полублагополучном государстве. Так в СССР утверждают (напомним, что книга написана до 1961 года. – Ред.), что в их стране проституции не может быть, – она существует. Теоретически в таком организованном обществе, как общество ацтеков, проституции не должно было быть. И все же великие воины ацтеков имели наложниц. У Монтесумы было «много женщин-любовниц», как пишет Берналь Диас, видевший их собственными глазами. Как и всегда, постоянное ведение войн внесло большие изменения в традиционные обычаи племени. Вооруженный конфликт, как и везде, ослаблял домашние узы и узы родительской власти. Законы морали, изменчивые по своей сути, являются в лучшем случае лишь руководством к достижению идеала человеческого счастья. «Мораль, – писал Реми де Гурмон, – будет меняться в соответствии с изменчивостью идеала». У нас нет точного представления о том, насколько широко было в действительности распространено внебрачное сожительство, но у ацтеков было слово для его обозначения: ауианиме.

Дом: калли

Поженившись, молодожены строили свой собственный дом. Как и все остальное, это было делом всей общины. Это было так же характерно для Мехико-Теночтитлана, как и за его пределами. Тип дома, который строил масеуалли, зависел от того, где и кем был этот человек. В законченном виде он отражал сущность «вечно живущего человека», крестьянина племени. Даже самые большие ацтекские храмы и дворцы вели свое происхождение от простого дома индейца. Майя знали это и увековечили такой крестьянский дом как элемент в украшении южного крыла четырехугольного здания, так называемого «Женского монастыря» в Ушмале. Доктор Вайян подтверждает, что «большие города ацтеков родились из простых деревень оседлых соплеменников… Они представляли собой хижины с тростниковыми крышами, покоившимися на плетеных стенах, обмазанных глиной…». На берегах озера, в умеренной зоне долины Анауак такие дома существуют и по сей день.

В «городе», поделенном на родовые общины, этот дом мог быть построен из необожженного кирпича, скрепленного «цементом» из глины, и затем покрашен. Мы мало знаем о нем: все разрушено. Здесь ничего не осталось, в отличие от Мачу-Пикчу или Ольянтайтамбо (в 50 км к северо-западу от Куско. – Ред.) в Перу, где можно проследить эволюцию домов местных жителей от дома канча до дворцового комплекса верховного инки. В Мексике и в стране майя остались только храмы, пирамиды, церемониальные площадки для игры в мяч; связующее звено эволюции между крестьянским домом и помпезным храмом исчезло.

Рис. 18. Кухня у ацтеков. Женщина слева размалывает зерно. Женщина справа лепит кукурузную лепешку тлашкалли. В центре расположен кумаль, на котором пекут кукурузные лепешки

Интерьер дома делился на кухню и те его части, где спали и жили. Это легко можно увидеть на фрагменте кодекса ацтеков, который дает представление о происхождении тлатоани, наследных вождей Ацкапотцалько, и содержит в себе изображение типичного ацтекского дома.

В одном конце дома находились огонь и кухня – не очаг в нашем понимании, а камни одной высоты, утопленные в глинобитный пол, в котором просто были дрова. В доме не было ни трубы, ни окон, ни очага; дым находил себе выход через щели между стеблями тростника крыши. Горящие угли женщины сгребали в кучу ночью и раздували утром своим дыханием.

Из-за того что город вырос из «плавучих садов», в нем было так же много каналов, как и в Венеции, и обычно дом простолюдина в городе своим выходом был обращен на канал. Большая часть домов, как писал Кортес, «имели только один этаж». Материалами, из которых были построены дома в зависимости от своей значимости, «были тецонтли (вулканическая порода, легко поддающаяся обработке, серовато-красного цвета) и необожженный кирпич, из которого ставили стены, обмазывая их известью, а в пригородах и по берегам острова [дома строили] из тростника и соломы, как и подобало… низшим классам». Близ многих домов имелись сады, в которых росли цветы или лекарственные растения. В каждом доме у стены имелась пристроенная парная баня или темаскаль.

Рис. 19. Темаскаль (паровая баня). Она имелась почти во всех домах ацтеков. Пар получали, выливая воду на разогретые камни или огонь

Кукурузные лепешки пекли на кухне на плоском глиняном блюде (кумаль); рядом на треногах стояли горшки для варки и лежали разнообразные деревянные ложки и другие простые приспособления для готовки. В другой части дома имелось земляное возвышение, на котором была расстелена сплетенная из травы циновка (петлатль). У самого высокопоставленного вождя в этой стране не было ничего лучше. Это удивило даже Берналя Диаса, который написал, что у ацтеков «были кровати из циновок с пологом наверху, и лучше кроватей нет, каким бы великим ни был вождь…». Пол представлял собой утоптанную землю, на которой лежала петлатль или шкура оленя. Крыши домов без окон были остроконечными или четырехскатными. Дверей не было, преградой ночной прохладе был только кусок ткани, свисавший перед дверным проемом. Одежда висела на колышках, вбитых в стены. Весла для каноэ, оружие, щиты с изображением тотема родовой общины обычно находились в храме клана, а такие семейные богатства, как нефрит, перья, бирюза, праздничная одежда, хранились в плетеном сундуке петлакалли (буквально: «домашний сундук», слово, которое для ацтека было синонимом слова «сокровище»). Столов у ацтеков не было, и мало кто пользовался стульями. У них были жаровни (см. раздел «Гончары и керамика»), чтобы не пускать в дом ночную прохладу, а для освещения – длинные смолистые сосновые лучины, которые давали мерцающий свет. Такими, с некоторыми отклонениями, зависевшими от положения человека в обществе, были дома простых индейцев.

Ритмы дня и ночи

«Я должен действовать, потому что я живу» – таковы были первые слова гомункулуса, когда он появился из перегонного куба Фауста.

Человек должен жить. Перед рассветом ацтеков пробуждал к жизни стук деревянных барабанов с больших храмов, а каждый маленький теокалли (пирамида с храмом наверху. – Ред.) в городе подхватывал этот сигнал. Когда появлялась Венера, утренняя звезда, – а это случалось приблизительно в четыре часа утра, – начинался день, и к утреннему шуму добавлялись трубные звуки раковин, в которые дули жрецы, и все остальные храмы откликались, поддерживая основную мелодию. Огни, которые были притушены, раздувались, и надо всем городом Мехико-Теночтитланом в безветренное небо поднимался слабый дым.

Индеец, как это делают крестьяне повсюду, вставал до восхода солнца; будь то город или сельская местность, этот инстинкт был присущ всем. Он шел в паровую баню, лил воду на разогретые камни, проходил через пар, нырял в канал независимо от того, был ли он богатым или бедным человеком, простолюдином или вождем – все ацтеки одинаково откликались на заданный ритм жизни. Даже Монтесума вставал в это же время и шел на утреннее заседание суда.

Все совершали утреннее омовение. Народ ацтеков был сравнительно чистоплотным, так как вода была доступна всем. Испанцы не могли скрыть свое удивление по этому поводу, прибыв из Западной Европы, где редко кто мылся раз в месяц. Андрес де Тапиа, спутник Кортеса, утверждал: «Монтесума принимал ванну два раза в день… и все индейцы мылись часто». Не имея свиней и жира, ацтеки не имели и мыла в таком виде, в каком мы его знаем, но у них было природное моющее средство, корни растения копаль-шокотль, которое практично мыслящие испанцы назвали «мыльным деревом» (Saponaria); эти корни давали пену и выполняли работу мыла.

Люди, которые были слишком бедны, чтобы иметь раба (тлакотли), или молодожены, у которых еще не было детей, должны были два раза в день сами готовить тесто из кукурузной муки для лепешек (тлашкалли). Простого способа не было. Сухие кукурузные зерна вымачивали, затем варили, и тогда зерно вылущивалось из оболочки; затем его размалывали на каменном метатле при помощи рифленого каменного валика. Этот способ приготовления кукурузной муки настолько старый, что описываемые предметы попадаются среди первых (а также последних) археологических находок, которые отдает земля. Пресный хлеб из кукурузной муки в форме блина пекли на плоском блюде кумаль. Это была неизменная основная пища, которую ацтеки употребляли на протяжении всей жизни. К ней добавлялись бобы, красный стручковый перец, рыба, иногда мясо. Из кукурузы делали тамале (острое блюдо из мексиканской кухни; лепешка из кукурузной муки с начинкой из мясного фарша с перцем чили, обернутая кукурузными листьями; готовится на пару. – Пер.) или атолли – кашу из кукурузы, приправленной медом и перцем чили. День начинался и заканчивался одной и той же пищей. Не было крупного рогатого скота, коз, свиней, лошадей, пока их не привезли белые люди, а значит, не было ни молока, ни сыра. Во всей Мексике не было ничего, похожего на мате, парагвайский чай. Шоколад (какао-бобы) привозили из жарких стран, и только хорошо обеспеченные люди могли его иметь. Не было никакого жира для жарки, все либо пекли, либо варили. Еду запивали слабоалкогольным напитком октли.

Кукуруза была основой жизни. Жизнь всех индейских племен от Никарагуа до Аризоны основывалась на ней. Все города-храмы построили свою экономику на кукурузе. День любого человека начинался и заканчивался зернами кукурузы, и не столь важно, насколько экзотическую пищу употребляли вожди ацтеков (что так поразило их завоевателей) – основной едой оставалась простая кукурузная лепешка. Ни одно другое растение не сыграло такой большой роли в развитии какой– либо культуры.